Наутро голова Андрэ раскалывалась так, будто по ней колотили молотом. С трудом дотянувшись до аптечки, он разжевал таблетку аспирина, подождал минут пятнадцать, пока отступит боль, и медленно вылез сначала из спальника, а потом из своего жилища. Время было не раннее, над стойбищем ярко светило солнце, отражаясь от сверкающего свежего снега, над трубой чума Юлтэк клубился дымок. Мысль о кружке спасительного чая для пересохшего горла подтолкнула Андрэ вперёд, но очнувшаяся совесть тут же заставила остановиться. Он смутно помнил, что, кажется, вчера вёл себя не слишком хорошо – бахвалился перед Юлтэк и её другом своей смелостью и талантом, как в глупой юности перед друзьями-собутыльниками. «Нашёл перед кем хвалиться, идиот! – мысленно выругал он себя. – И зачем было так напиваться?! Опять кровь русских предков сыграла… И что теперь Юлтэк обо мне подумает?.. Как в глаза ей смотреть?.. Хорош представитель европейской культуры…»

Он несколько раз порывался пойти к её чуму, но снова и снова продолжал переступать с ноги на ногу в двух шагах от своего жилища. В конце концов через брезентовое полотно донёсся голос Юлтэк:

– Хватит снег топтать, чайник скоро весь выкипит…

Сгорая от стыда, Андрэ переступил порог чума и принялся долго и пространно извиняться, сетуя то на свою глупость и дурную кровь, то на коварный спирт, который пил первый раз в жизни. Юлтэк выслушала его молча, не перебивая, а потом поставила перед ним кружку с горячим чаем и произнесла, снова перейдя на «вы»:

– Можно я вам правду скажу?

– Говорите… – обречённо выдохнул Андрэ.

– Не люблю хвастунов. Особенно мужчин. Я и за Уйбана из-за этого замуж не пошла, хотя он несколько раз звал… А вам хочу посоветовать: когда начнёте хвалиться в следующий раз, помните, что вы не в Париже, и у наших чекистов даже в тайге за деревьями уши есть… Вы помните, что вчера со Сталиным сделали?..

Андрэ сунул руку в карман и, ничего там не обнаружив, вдруг, как в каком-то тумане, увидел самого себя, швыряющего изломанный портрет из чума. И ужаснулся пьяному безрассудству. Быстро допив чай и молча кивнув Юлтэк, он вышел на улицу и принялся искать портрет, но толстый слой свежего снега скрыл все вчерашние следы – найти поруганного вождя не удалось…

Конечно же, Андрэ и не осмелился напомнить в этот день Юлтэк о бабушкином вьюке, он даже не пошёл к ней на обед, хотя из соседнего чума в урочный час донёсся манящий запах мясной похлёбки. Юлтэк тоже не позвала Андрэ, хотя неотступно стояла перед его глазами, не потерявшая красоты даже в обиде от его пьяной выходки. В конце концов рука Андрэ невольно потянулась за блокнотом, и он принялся рисовать её портреты – первый, второй, третий… Рядом с оленем, у горящей печурки, с бубном в руках… А потом вдруг – на подиуме, в строгом вечернем платье, в декольте, в мини-юбке для тенниса, в… Когда стемнело, он лишь машинально зажёг свечу, не в силах отложить блокнот и карандаш…

У входа чуть скрипнул снег под подошвами, и дверь чума неожиданно распахнула Юлтэк, заставив Андрэ вздрогнуть и резко вскочить со спальника.

– Не надо так пугаться, я только проверить зашла, не умерли ли вы с голоду, – иронично объяснила она свой визит.

– Нет, не умер, – машинально ответил Андрэ. И добавил, хотя весь день не прикасался к еде: – У меня… у меня тут хлеб есть и колбаса…

– Значит, я зря обед варила и мясо сейчас жарила?.. – Она повернулась к выходу.

– Нет-нет, – засуетился Андрэ, одной рукой останавливая Юлтэк, а второй пытаясь закрыть блокнот и неловко роняя его на пол. – Я сейчас, если вы зовёте… Мне просто стыдно было перед вами… Я сейчас…

Андрэ быстро наклонился за блокнотом, чтобы заснуть его в сумку, но внимание Юлтэк уже было приковано к раскрывшейся страничке с её портретом. Она протянула руку:

– Можно посмотреть?

– Да это просто наброски… Мои фантазии…

– Тем более интересно…

Он обезоружено вздохнул и протянул ей блокнот. Юлтэк начала перелистывать страницы, и Андрэ увидел, как удивлённо вспыхивали её глаза, а после рисунков на подиуме заблестели восторженно и смущённо. Щёки девушки слегка порозовели.

– Как красиво… – негромко произнесла она. – Меня никто никогда не рисовал… Я и во сне не могла себя увидеть в таких прекрасных нарядах!.. Вы – настоящий волшебник!..

Теперь наступила очередь смутиться Андрэ, он начал снова что-то бормотать про рабочие наброски, а потом, собравшись, предложил:

– А давайте я до отъезда нарисую ваш настоящий портрет. Вы согласитесь немного мне попозировать?

Конечно же, она сказала, что согласится.

Их прежнее отношение друг к другу было восстановлено. Андрэ ещё никогда в жизни ни ел такого вкусного мяса, к тому же при свечах и в обществе необыкновенной северной красавицы, в которую просто нельзя было не влюбиться…

А назавтра его ждал очередной сюрприз. Войдя в чум Юлтэк на традиционное утреннее чаепитие, он сразу обратил внимание на разложенную в правой женской половине жилища одежду и обувь из меха и замши, расшитую цветным бисером и красивыми узорами. Не удержавшись, Андрэ тут же бросился рассматривать и с восхищением перебирать в руках невиданное богатство, словно старатель, чудом открывший золотую россыпь, а Юлтэк, глядя на него, наслаждалась произведённым эффектом.

– Это всё из одного бабушкиного вьюка?! – наконец-то сумел он что-то произнести.

– Не только из её вьюка, но и из моего тоже, – она весело засмеялась. – И у сестрёнки из приданного кое-что повытаскивала…

– И ты столько дней прятала от меня такую красоту!

– Понимаешь, – она перешла на серьёзный тон, – старинную одежду мы теперь надеваем только в праздники, и надо было, чтобы праздник наступил.

– А что, сегодня какой-то праздник? – не понял он.

– Да, праздник. Праздник исполнения мечты. Ведь ты же очень хотел этого?..

– О, Юлтэк, если бы ты знала, как я тебе благодарен! – Андрэ едва ни рухнул перед ней на колени… Я сейчас, наверное, самый счастливый человек в мире!..

– Ты своими рисунками вчера тоже сделал меня счастливой, – ответила она, чуть покраснев, – так что мы с тобой в расчёте… А теперь давай пить чай, и ты будешь мне рассказывать, как и где хочешь заснять моё «богатство»…

Поскольку сама судьба разом послала ему столько необычных костюмов и даже потенциальную манекенщицу, Андрэ решил устроить некое подобие настоящего дефиле. Поставив треногу с аппаратом метрах в семи от жилища Юлтэк, он протоптал прямую ровную тропинку в снегу от входа в чум до кинокамеры. По его задумке, одев очередной наряд, Юлтэк должна была выходить из чума и направляться к нему, а потом, развернувшись у камеры, возвращаться назад и исчезать в жилище. Договорились, что начнёт она демонстрацию с тёплой зимней одежды, переходя затем к осенней и летней.

Облачившись в шубу-парку, шапку, отороченную соболем, тёплые брюки мехом внутрь и оленьи унты до колен, Юлтэк появилась из чума самим воплощением северной оленеводки или охотницы в разгар зимних холодов. Широко улыбаясь, она пошла к камере.

– Нет-нет-нет! – замахал руками Андрэ. – Ты что, за дровами собралась?! Нет, по подиуму так не ходят!.. Подожди, я сейчас покажу… – Он быстро пробежал к чуму и пошёл к камере, заводя ногу за ногу и слегка покачивая бёдрами. – Вот так надо! Ну-ка, попробуй…

Глядя на него, Юлтэк не смогла сдержать усмешки – настолько забавным и неестественным выглядел большой и мужественный мужчина в роли поигрывающей задом девицы, которая хочет кого-то соблазнить. Но Андрэ не шутил и серьёзно заметил:

– Ты не хихикай, а учись!

Конечно, не с первого и не со второго раза, но у Юлтэк постепенно стало получаться – помогла природная грация и умение управлять собственным телом. И вскоре девушка вошла во вкус, вышагивая по заснеженной поляне, почти как настоящая манекенщица по подиуму. Сняв верхнюю парку, она осталась в зимнем распашном камзоле на меху с поддетым под него нагрудником-фартуком, богато расшитым бисером и украшенным понизу целой гирляндой медных колокольчиков. Когда Юлтэк двигалась по тропинке, эти колокольчики тонко и нежно пели, словно далёкое-далёкое оленье стадо. Андрэ был на седьмом небе…