Утром его разбудили голоса. Один из них явно принадлежал Юлтэк, а второй был чей-то незнакомый, мужской. Андрэ прислушался – ни брат ли её вернулся в стойбище? Но почти сразу понял, что это не так, и начал торопливо одеваться.
– Ты чего, Уйбан, сюда притащился? – спрашивала Юлтэк мужчину без особой радости. – Пушнины у меня сейчас нет, наших тоже никого в стойбище нет…
– Потому и приехал, что никого нет. Думал с тобой наедине чаю попить, поговорить по душам, – отвечал мужчина с вызовом. – Да вот не получилось… Смотрю, у тебя уже другой гость загнездился… – Увидев Андрэ, выбирающегося из чума, приезжий едко добавил: – И красивый какой, прямо как весенний селезень! Где это ты такого разноцветного нашла?..
На ревнивый выпад Уйбана девушка отреагировала с внешним спокойствием:
– Знаю я твой «чай», насквозь тебя вижу, даже и не надейся ко мне подкатить… А «селезня» где нашла, говоришь?.. Сам начальник НКВД прислал к нам на неделю… Вот, знакомься, французский коммунист Андрэ Вели, друг Советского Союза, известный художник-модельер…
Уйбан, прикусив язык, резко сменил тон, неискренне изображая радушие:
– Очень приятно встретить в наших краях такого большого человека! – Он торопливо подошёл к Андрэ, которому едва доставал головой до плеча, и протянул снизу вверх руку. – Уйбан. А если по-русски, Иван Афинович, приёмщик пушнины райпотребсоюза. Рад познакомиться! А вы по-русски разговариваете, или только по-французски?..
– И я рад познакомиться, – ответил Андрэ, заставив себя улыбнуться. – Как видите, немного по-русски разговариваю.
– Вот и отлично! – ещё больше оживился Уйбан, уже почти переставший видеть в французе соперника, но зато нашедший в нём повод остаться в стойбище. – Давайте чайку попьём вместе, поговорим как друзья. Когда ещё счастье выпадет посидеть за одним столом с французским собратом по компартии!.. А ты, Юлтэк, чего стоишь, приглашай нас в чум, кипяти чайник! Я тоже не с пустыми руками приехал… – Он торопливо вернулся к лошади, снял с неё небольшой притороченный мешок и потащил в чум.
Андрэ ничего не осталось, как только последовать за суетливым приёмщиком.
Пока грелся чайник, Юлтэк нарезала хлеб и поставила перед мужчинами деревянное блюдо с варёной олениной. Уйбан добавил к угощению большой кусок жирной жеребятины на рёбрах, заговорщицки подмигнул Андрэ и, водрузив на стол бутылку с прозрачной жидкостью, предложил:
– Давайте понемногу за знакомство… Ты, говоришь, художник? А чё рисуешь?
Андрэ сунул руку в карман куртки, достал портрет Сталина и подал его Уйбану.
– Ни-че-го себе! – подивился приёмщик. – Как живой!.. Ну, за такое дело тем более надо выпить. А вождя, давай, сюда поставим, пусть товарищ Сталин с нами посидит. – Он примостил портрет на дальний край стола, так, чтобы тот смотрел на всех троих. И потянулся за бутылкой.
– Это у вас водка, наверное? – спросил Андрэ.
– Спирт, – уточнил Уйбан. – уже разведённый. Та же водка, только чуть покрепче. – Он налил по щедрой порции в каждую из трех кружек, предназначенных для чая, и быстро поднял свою. – Ну, за дружбу коммунистов всего мира и за здоровье товарища Сталина!
Юлтэк лишь прикоснулась губами к своей кружке, сделав маленький глоток, а Андрэ, глядя на Уйбана и не желая отставать, разом опрокинул в себя холодную жидкость, которая вдруг жарким огнём опалила горло. Он едва не закашлялся и попытался заесть спирт олениной, но это не больно-то получалось.
– А ты молодец, художник! – похвалил его Уйбан. – Почти по-нашенски пьёшь, по-северному! – Он повернулся к Юлтэк, к которой, кажется, на время даже потерял интерес, и то ли попросил, то ли скомандовал: – Налей-ка побыстрей нашему другу воды, пусть запьёт, а то в первый раз горло от спиртяги, небось, перехватило…
Андрэ согласно закивал без слов, торопливо принял из рук девушки ковшик и сделал несколько больших глотков. Огонь внутри погас, но спирт сразу же ударил в голову, и уже минут через пять Андрэ стало тепло и весело. Вторая порция пошла намного легче. «А он неплохой парень, этот приёмщик пушнины, общительный, щедрый…» – мелькнуло в мозгу.
Тем временем Уйбан начал громко и увлечённо рассказывать, как недавно выследил и убил громадного медведя-шатуна, спасая от его зубов и когтей не только соседнее оленье стадо, но и перепуганных оленеводов. Он так правдоподобно излагал историю своего охотничьего подвига и передавал её такими жестами и мимикой, что захмелевший Андрэ невольно заслушался. Но Юлтэк вдруг не выдержала и принялась звонко хохотать, бросая в лицо Уйбану насмешки:
– Это ты-то, Уйбан, шатуна убил?!. Чем убил, счётами своими конторскими?!. Герой-охотник!.. Ну, насмешил! – Она повернулась к Андрэ. – Да он никого в жизни страшнее зайца не убивал!..
Не устояв от её заразительного смеха и такого неожиданного финала леденящей кровь истории, Андрэ тоже захохотал и, взмахнув рукой, нечаянно сбил со стола портрет Сталина. Как ни странно, никто этого не заметил, видимо, алкоголь и смех притупили внимание. Глядя, как безудержно веселятся француз и Юлтэк, Уйбан тоже захохотал вслед за ними и быстро нашёлся – тыкая пальцем в бок Андрэ, он начал повторять раз за разом:
– А ведь ты поверил!.. Поверил!.. Поверил!.. А я же пошутил!.. Разыграл тебя, как городского пацана!..
Когда все затихли, вытирая слезящиеся от смеха глаза, Андрэ услышал, что под ногой у него что-то хрустит. Наклонившись, он поднял сломанную рамку с помятым портретом вождя. Юлтэк и Уйбан застыли в невольном испуге от такого святотатства – пусть даже и случайного, но изрядно помутнённый спиртом мозг Андрэ почему-то решил, что наступила его очередь стать героем. Ему вдруг захотелось похвалиться перед новыми друзьями своей смелостью, талантом и независимостью.
– Подумаешь, – произнёс Андрэ с вызовом, – да я ещё десяток таких нарисую, если захочу! – Покачиваясь, он поднялся из-за стола, подошел к выходу из чума, отодвинул в сторону брезент и небрежно зашвырнул куда-то в снег осквернённый портрет.
Юлтэк, нахмурившись и не глядя на победоносно вскинувшего голову француза, всем своим видом показывала, что не одобряет столь бездумный поступок. Боязливо сжался у стола и Уйбан. Но поймавшего кураж художника уже понесло. Решив произвести ещё больший эффект, он вытащил из-за пазухи письмо наркома Ежова капитану Сёмину и, помахав им перед лицом Уйбана, принялся демонстративно рвать в клочки.
– Что ты делаешь?! – вскрикнула, не выдержав, Юлтэк. – Это же документ!
В ответ Андрэ опять молча проделал путь к выходу и выбросил наружу обрывки письма. А потом вдруг жестом фокусника выдернул из кармана ещё один точно такой же бланк с грифом НКВД. И пьяно рассмеялся:
– Не только шаманы, но и художники бывают волшебниками! Да я сам в Париже напечатал эти письма на своей машинке, сам поставил подпись вашего «железного наркома» Ежова и сам нарисовал его печать!.. И все мне поверили… И ваш главный и особо про… проницательный чекист Сёмин тоже поверил!.. Нехорошо, да?!. Согласен, я нехорошо поступил… непорядочно!.. Но иначе бы никто и никогда не пустил меня так далеко на ваш север. А я очень хотел… мне очень нужно было сюда попасть. Потому что… потому что… – Он закачался и с трудом успел ухватиться за жердь остова чума – …потому что мне надо… надо… пойти спать…
Уйбан и Юлтэк, не сговариваясь, разом подхватили Андрэ с двух сторон, повели его к себе и уложили в спальный мешок прямо в одежде. Когда они возвратились назад, Уйбан тут же принялся унижать столь неожиданно и быстро захмелевшего соперника:
– Болтуны эти французы! И слабаки! Вон какой верзила, а от трёх рюмок сломался. Не зря их наши всегда били! А у меня вот – ни в одном глазу! Вот я сейчас, к примеру…
– …заберёшь остатки своего спирта и поедешь спать к оленеводам, которых спас от шатуна, – оборвала его Юлтэк. – И больше с такими подарками сюда не показывайся! Это я при французе промолчала…
Рассчитывавший на другое окончание вечера, Уйбан обиженно засопел, молча оделся, заткнул бутылку пробкой, сунул её за пазуху и вышел на улицу. На глаза ему попался клочок письма Ежова. Наклонившись пониже, он увидел на снегу ещё несколько обрывков, собрал их и засунул в карман. Портрет Сталина пришлось искать дольше, но и его Уйбан сумел найти и спрятать под шубой. «Так-то лучше будет, – подумал он, – а то вдруг кто-то чужой увидит, тогда всем нам крышка…»
