Уже возвращаясь к дому, он услышал раз за разом несколько знакомых ударов по воде: «Ага, и акулка наша проснулась. Уж не попала ли ей в зубки нырнувшая птичка? Жалко было бы такую солистку потерять. В следующий раз, если запоет, надо будет незаметно подкрасться… Интересно, кто это? Может, выпь?»

Утреннее происшествие долго не выходило из головы, но к середине дня мысли Сергея всё сильней стала занимать Большая Рыба. Она устойчиво вытесняла неведомую певицу и в конце концов полностью её перевесила. Это было естественным – Сергей готовился к вечернему выходу на лов и наполнялся на его счёт надеждами, как надуваемый детский шарик. Кажется, он действительно нашел способ померяться с «акулой» силой и хитростью. Не берет приманку – и не надо. Есть и другие средства, например, острога. Он вспомнил про неё ещё при деде, но уже после его отъезда отыскал в сарае и тщательно заточил тяжёлый трезубец на длинном древке.

Конечно, орудие было не по сезону – острогой лучат рыбу в тёмные осенние вечера, разжигая на лодке костёр или устанавливая фару и освещая ими сонную рыбу. А сейчас стоят ночи, которые не зря зовут белыми, они почти и не заявляют о себе: так, чуть сгустятся на пару часов сумерки – и всё. Но зато давно не принимавшая в себя дождей река прозрачна настолько, что даже в самых глубоких местах видно до дна без всякого огня. Главное в том, чтобы не спугнуть рыбу тенью лодки…

Поразмышляв ещё немного, Сергей сделал кольцевой надрез на конце древка и привязал к нему длинный шнур с наплавом – так, что острога приобрела вид китобойного гарпуна. «Прямо сюжет из романа "Моби Дик", – пошутил он опять над собой и столь серьёзными приготовлениями, – большая охота на большого кашалота». А на плёсе вновь раздалось несколько ударов, словно рыбина подтвердила, что принимает его вызов.

Когда завечерело настолько, что обитатели водной стихии, по мнению Сергея, должны были если не впасть в сон, то хотя бы прийти в относительное спокойствие, он надел спасательный жилет и, стараясь делать это как можно тише, завёл лодку вдоль берега чуть повыше плёса. Потом стал медленно сплавляться по течению, пристально вглядываясь в погустевшие, но всё равно хорошо просматриваемые прозрачные струи. Правая рука его сжимала острогу, чуть приспущенную в воду.

Время от времени внизу заостренными, вытянутыми вдоль течения полешками проплывали силуэты ленков и некрупных тайменей. Тёмные со спины, они тускло сверкали боками, уходя в сторону, когда оказывались очень уж близко к килю лодки. Те же, что находились на глубине, никак не реагировали. Сергей тоже их не трогал, чтобы не вспугнуть главной добычи.

Он понимал, что вероятность встречи с Большой Рыбой, если она не стоит неподвижно где-то в любимой яме, не слишком-то велика – надо, чтобы пересеклись движение лодки и её собственное. Поэтому Сергей раз за разом заводил дедовскую плоскодонку за плёс и опять сплавлялся, методично «прочесывая» достаточно широкий разлив.

Небо над лесом стало вновь медленно светлеть, когда он заметил, что наперерез лодке, над самым дном движется большая светлая тень. «Она!» – вспыхнуло в голове, и Сергей изо всей силы сжал древко, моля судьбу лишь о том, чтобы пути их сошлись.

Счастье улыбнулось Сергею, и на какой-то миг Большая Рыба оказалась прямо под лодкой. Он стремительно выбросил руку вниз, целясь в самую середину мерцающей в глубине светлой спины, но в последний миг, видимо почувствовав движение остроги, рыба резко вильнула в сторону, и трезубец лишь одним своим жалом зацепил бок добычи, скользя по нему и вспаривая затрепетавшую плоть. Рыбина резко метнулась вверх, почти вылетев на поверхность, и Сергей с ужасом вдруг увидел, что это была… женщина! Да, настоящая, живая обнажённая женщина! Она отчаянно заколотила руками и ногами по воде, вновь уходя на глубину, и от бедра её потянулся, расплываясь, тёмный след крови. От ужаса Сергей дико закричал, а потом упал за весла и, чуть не сгибая их и задыхаясь, погнал бешеными рывками лодку к дому. Выпрыгнув на берег, первым делом бросился к движку генератора, с ходу дёрнул стартер, и лишь когда мотор огласил своим треском округу, а в сумрачной избе вспыхнула ламп, перевёл дух и огляделся по сторонам. Никто его не преследовал, но он торопливо заскочил в дом, закрыл дверь на крючок и тяжело опустился на стул лицом к окну.

Внутри его всё смешалось. Пытаясь успокоиться, он закурил, но огонёк сигареты продолжал трепетать между пальцами маленьким красным мотыльком.

Что же это было?! Кого он ударил острогой?! Утопленницу? Но откуда она здесь взялась, почему плыла против течения, а потом и вовсе повела себя живее любой живой? Кого тогда?! Русалку! Но их же нет, они же – выдумка. Или не выдумка? Не могла же она ему почудиться – слишком уж реально всё произошло.

Подливая масла в огонь, память услужливо преподнесла две детские, такие сказочно-безобидные в прошлом, но сейчас вдруг зловеще прозвучавшие строчки: «Там чудеса, там леший бродит, русалка на ветвях сидит…»

«Леший. Русалка. Ожившая утопленница. Утащит!» Как пожалел он в эти минуты, что рядом нет деда и бабки, что отпустил их не на три дня, как они поначалу хотели, а на целую неделю.

Сергей так и не смог лечь в постель до утра, осунувшись за остаток ночи, словно за несколько голодных и бессонных суток.

Солнце ещё не успело проклюнуть небо над сопками, а его уже накрыли тяжёлые лохматые тучи, тянущие за собой густые свинцовые пряди дождя. Быстро скатываясь в долину, тучи поглощали остатки вчерашней синевы, превращая утро обратно в ночь. Казалось, прошли какие-то минуты, и тяжёлые капли гулко забарабанили по крыше, занавешивая окна снаружи кривляющимися мутными шторками. В доме стало совсем тоскливо и неуютно. И вдруг, словно желая до самого предела усилить это ощущение и заставив Сергея вздрогнуть и вскочить на ноги, по крыше резанул пулемётными очередями град! Ледяные шарики заскакали над его головой, как тяжелые мячики, покатились вниз по железным листам кровли и желобам стоков. «Огород! Огород побьёт!» – вдруг прорвалась реальность в его мозг, заставив Сергея броситься в сенцы и выскочить на крыльцо, словно он чем-то мог помочь. Но сразу же с десяток тяжёлых градин так врезали по голове и спине, что Сергей, захватив затылок ладонями, метнулся назад, под защиту крыши. А потом, припав к косяку, словно побитый мокрый пёс, бессильно наблюдал, как безжалостная белая картечь косит уже зацветшую картошку, вырубает капусту, огурцы и прочую огородную мелочь, за которыми бабка так просила его присмотреть.

Град и дождь закончились так же внезапно, как и начались. Довольные тучи поспешно поползли вниз по реке, рассеиваясь на глазах. И почти сразу же засияло солнце, отражаясь в миллионах сверкающих шариков, рваной скатертью накрывших часть долины вокруг гидропоста.

– Точечный удар, блин! – Сергей, невольно вспомнив военный термин, угрюмо сплюнул на землю и поддел сапогом несколько градин – Как специально! Что за место такое проклятое – то Она, то этот град! А может, и впрямь специально? Она? В отместку?

Он прошёл было в огород и начал, время от времени поглядывая на реку, выбирать градины из грядок. Но под ними было такое сплошное чёрно-зелёное месиво, что Сергей понял: бесполезно, на всем урожае – большой крест. «В отместку. Точно, в отместку». Ему стало совсем нехорошо и, вернувшись к дому, чтобы чем-то отвлечься, Сергей торопливо ухватил топор и начал громко и хрястко колоть сосновые чурки.

Запыхавшись и присев отдохнуть, он прикрыл глаза, чтобы не видеть разора на подворье, и почти сразу же услышал голос. Да, голос. Он опять доносился с ближайшего плёса, только был на этот раз намного тише и тоскливей. Сергей потряс головой, отгоняя наваждение. «Нет, точно голос. – И тут в мозгу его вспыхнула догадка: – Так это, наверное, Она. Она вчера и пела! Никакая не птица, а Она. И потом – в воду. Русалки же во всех сказках поют. Приманивают. Приманят – и утаскивают!»

Он поспешно вошел в дом, вдруг вспомнив, как поступали в таких случаях сказочные герои, – отыскал вату и плотно заткнул оба уха. А потом снял со стены двустволку и прямо с крыльца отдуплетился в сторону плёса.