А через десять лет навалилось еще горе: в бою погиб их старший сын Ростислав, а вместе с ним – жених Ульяницы Никита.

Мария видела новгородских друзей уже дважды. Первый раз – когда в доме Клинцов собрались все три друга молодости, коих жизнь разбросала по разным местам. Из Новгорода приехали Калистрат и Лидия, а из Царьграда – Никифор и Кассия. Случилось это еще в правление великого князя Ярополка, третьего сына Мономаха. Марии тогда было лет семь, и она не слишком понимала смысл взрослых разговоров. Ей только запомнилось, что в это время заболел, поранившись ржавым гвоздем, Андрей, и царьградская гостья Кассия, сведущая в искусстве врачевания, его вылечила. А потом все вспоминали, как когда-то Кассия помогала одному восточному мудрецу спасать раненного отравленным ножом Дмитрия.

Во второй раз Мария видела новгородцев, уже находясь не в столь юном возрасте, а потому хорошо запомнила как их самих, так и прославленный богатством и вольностью город. Она ездила в Новгород вместе с родителями, а также братом Андреем и сестрой Ольгой, которая незадолго до этого обвенчалась с Фотием. Тогда двенадцатилетняя Мария была захвачена величавой красотой северной природы и могучих, крепких храмов, не столь нарядных, как киевские, но исполненных красотой силы. В памяти ее осталась огненная киноварь новгородских икон, звон вечевого колокола, пятиглавая София на высоком берегу и похожий на былинного богатыря Георгиевский собор на подступах к городу.

Мария не могла точно выразить словами свое впечатление от Новгорода и его жителей, но в ее памяти остался некий обобщенный образ новгородца – свободного удальца, умеющего дать отпор врагам, простого, но деловитого и смекалистого. Ей понравился сам дух вольного города, в котором сходились торговые пути Запада и Востока.

Вспомнив свою поездку в Новгород, Мария вдруг забыла предписанные молодой девице правила скромности и без всякого подхода вмешалась в разговор старших:

– А вот я слышала, что у вас в Ильмень-озере появилась рыба с золотыми перьями. Неужели правда?

– Может, и правда, – улыбнулась Лидия. – А ты, Маша, приезжай к нам, сама посмотри. Вдруг и увидишь золотую рыбу?

Марии нравилось это северное сокращение имен: Маша, Наташа, Ванюша. Лидия, хоть и была родом из Корсуни, но за тридцать три года жизни в Новгороде полностью усвоила тамошнее наречие.

– Да я бы приехала к вам, – вздохнула Мария, – но ведь родители не отпустят. Говорят, неспокойные нынче времена, путешествовать опасно.

– Опасно, если в одиночку, – сказал Шумило. – Но мы-то ведь с большим обозом будем возвращаться. Сейчас в Киеве много наших новгородцев.

Мария вспомнила, что видела скопление повозок возле церкви Святого Михаила на Подоле, где всегда останавливались новгородские купцы, и с уважением спросила:

– А вы приехали в Киев по торговым делам?

Лидия, вздохнув, ответила:

– Не столько дела нас послали в дорогу, Машенька, сколько последняя наша надежда. Прослышали мы с Калистратом, что под Киевом появилась редкая ворожея. Судьбу предсказывает и узнает правду о пропавших людях, потрогав только одну их вещицу.

– Да, я о ней слышала, – кивнула Мария. – Только она, говорят, страшная и злая. В лесу живет, от людей прячется, а ночью вроде бы в сову превращается. И ворожит она не каждому. Вот Рагуйло, сын Василька-златаря, рассказывал, что его родители пытались у ворожки правду узнать о пропавшем сыне, так она их и слушать не стала, в лесу скрылась. У Василька когда-то тоже сына украли, – пояснила девушка. – Говорят, не то немец, не то лях ночью увез его и еще двух мальчиков куда-то за Дорогожичи. А может, к половцам. Так с тех пор их и не видели. Наверное, где-нибудь в рабстве.

– Как и наш Ванюша, – горестно прошептала Лидия.

– Не могу я нашего сына представить рабом, – хмуро заметил Калистрат. – Для русича, а особливо новгородца, лучше смерть, чем позорное рабство.

– Нет, не говори так! – вскрикнула Лидия. – Из рабства человека можно выкупить, а с того света не вернешь… вот как Ростислава…

– Ну, ладно, полно тебе сердце надрывать, Лидуша, – вздохнул Калистрат. – Может, завтра ворожка нам правду-то и расскажет. А этот… как бишь его… Рагуйло не поможет ли нам ее найти? Ему доверять-то можно?

Тут с порога раздался суровый голос Андрея:

– Рагуйло – славный парень, я с ним дружу. И лучшего жениха для Марийки я бы не желал. Да только она все над ним подсмеивается. Прост он, видите ли, для нее. А на царьградских щеголей глазеет, будто околдованная. Да еще и бесстыдные разговоры с ними ведет.

Младший брат подошел к столу, поклонился гостям и сел напротив Марии, которая после его резких слов покраснела до корней волос.

– Что за царьградские щеголи? – настороженно спросила Анна.

– Да не слушайте вы этого наговорщика! – в сердцах воскликнула Мария. – Просто я шла мимо Софийских ворот и видела мельком каких-то греков. Но, как только они стали со мной заговаривать, я тут же убежала прочь. А ты, Андрей, веришь всяким наветам и бабьим сплетням. Брат называется!

– Ну, хватит вам ссориться! – сурово прикрикнул Дмитрий на детей.

– А они прямо как наш князь Изяслав с Юрием Суздальским, – добродушно усмехнулся Константин.

– Ой, не шути, сынок, над княжескими распрями, – вздохнула Анна. – От этой вражды русичи еще много горестей хлебнут.

– Да. Настали времена, когда храбрецы умирают за князей, а не за отечество, – заметил Дмитрий. – Если бы встал Мономах, то не порадовался бы на своих наследников. Один только старший сын его, Мстислав, умел достойно править. А уж после него не стало на Руси покоя.

– Все потому, что Ольговичи и Давидовичи вмешались! – с горячностью воскликнул Андрей. – Эти черниговские и тмутараканские князьки всегда готовы были навести на Русь поганых, лишь бы киевский престол захватить!

– Не в Ольговичах дело. – Дмитрий жестом велел сыну замолчать. – Не они, так другие начнут сеять смуту. Пока князья не поймут, что выбирать надо достойнейшего, а выбравши, повиноваться ему, – все так и будет, как нынче.

– Но нынешний-то наш князь Изяслав Мстиславич достойней других, – заметила Анна и вопросительно посмотрела на мужа.

– Да, верно, – подтвердил Дмитрий, и глаза его потеплели, как всегда, когда он обращался к жене. – Недаром назвал его отец Феофан «благословенной отраслью доброго корня». Но Изяславу трудно удержаться на престоле. С одной стороны Ольговичи, а с другой – дядя его Юрий Суздальский, который все твердит, что по древнему уставу имеет больше прав на киевский трон, потому что он сын Мономаха, а Изяслав – только внук. Наверное, следовало бы Изяславу просить другого своего дядю, Вячеслава Владимировича, чтоб он его усыновил. Тогда бы они правили вместе и Юрий не мог бы обвинить великого князя в нарушении устава.

– Этот Юрий-князь, видно, хочет иметь очень длинные руки, – недовольно прогудел Калистрат. – Ему Суздальской и Владимирской земли мало, подавай еще и Киев, и Новгород. Мы, новгородцы, вот только-только от него отбились. Пусть он правит в своих краях, просвещает там диких нехристей. А мы, новгородские граждане, в его власти не нуждаемся. Мы и своих-то князей теперь заставляем на вече ответ держать, ежели нерадиво служат городу. А уж чужих нам и вовсе не надобно.

Мария не удержалась от вопроса:

– Наверное, страшно было ехать в Киев сразу после битвы с суздальцами? Должно быть, на дорогах неспокойно?

– Но ты же знаешь, Марья Дмитриевна, что купцам нельзя бояться дороги, – чуть улыбнулся Калистрат. – Да к тому же Юрий Суздальский после похода сразу отправился в свои края, на восток.

– Он, говорят, сейчас со своим союзником пирует, со Святославом Ольговичем, – добавила Лидия. – И не в Суздале, а в новом городе, названном Москов.

Тут в разговор вмешался Фотий, муж Ольги. Он обладал на редкость громким голосом, что казалось удивительным при его далеко не богатырском сложении.

– Святослав Ольгович еще много смуты нам принесет, – провозгласил Фотий, радуясь случаю привлечь к себе внимание. – Он ведь не может забыть, что киевляне бросили в поруб его любимого брата Игоря, который за один-то месяц княжения весь народ против себя восстановил. Дядя Улеб опасается, как бы Святослав не вступил в тайный сговор с двоюродными своими братьями, с Давидовичами. С виду-то они вроде как недруги между собой, а на самом деле разом строят козни, чтобы князя Изяслава свергнуть. А уж как они ненавидят моего дядю за ум его, за то, что князю Изяславу верные советы дает. Но дядя Улеб от великого князя никогда не отступится, ни при какой опасности. И я тоже, Богом клянусь.