Когда свист ремня прорезал воздух, у Дина не было ни малейшего шанса напрячь мышцы. Через секунду ягодицы обожгло острой болью, и охотник задохнулся.

Каждый раз он думал, что помнит, какие ощущения вызывает ремень, помнит, насколько интенсивна боль.

И каждый раз он ошибался.

Как и всегда, Кас дал охотнику время по-настоящему прочувствовать первый удар.

Дин не мог сказать, сколько прошло времени, но как только он смог нормально вдохнуть, ремень упал на ягодицы во второй раз.

Дин понял, что свист рассекающей воздух кожи отразился от стен гаража.

Мышцы напряглись, словно пытаясь вытолкнуть боль наружу, анальная пробка толкнулась в простату, и Дин захныкал. Либо это было чертовским совпадением, либо Кас намеренно подобрал пробку именно такого диаметра.

На капот машины опять упала капля смазки, и Дин подумал, что это случится еще двадцать восемь раз.

Каждый удар ложился ровно над предыдущим, и к восьмому удару каждый миллиметр задницы Дина пылал. Значит, следующий удар придется на…

Конечно, ремень упал туда, куда Дин и предполагал: на место, где ягодицы переходили в ноги.

Дин низко застонал. Удар заставил его сильнее прижаться к капоту, и охотник позволил себе повиснуть на Импале, плавая в агонии боли.

Казалось, Кас не обратил на стоны никакого внимания.

Десятый удар с не меньшей силой пришелся по бедрам, Дин захныкал, инстинктивно сгибая колено и поднимая ногу, словно пытаясь закрыться.

Резкий шлепок по ступне говорил сам за себя, и Дин заставил себя опустить ногу на пол.

К четырнадцатому удару Дину казалось, что его задница покрыта полосами пылающего огня.

Охотник был удивлен тем, как хорошо справлялся: Кас и не думал работать вполсилы.

Когда пятнадцатый удар пришелся ровно на место первого, Дин понял две вещи: во-первых, они дошли до половины, во-вторых, теперь ремень будет падать на уже пострадавшие участки кожи.

Дин не знал, как назвать сорвавшийся с губ звук: слишком приглушенный, чтобы быть стоном, и слишком гортанный, чтобы быть хныканьем.

Все мышцы были напряжены до предела, вынуждая чертову пробку толкаться в простату, и Дин в агонии ждал следующего удара… Но его не последовало.

Только когда охотник расслабился, Кас мягко погладил его ладонью по спине. Голос ангела был тверд, но нежен:

— Твой цвет, Дин?

Голос Дина дрожал, дыхание сбилось, но фраза прозвучала ровно и уверенно:

— Зеленый, сэр.

Кас провел рукой по его спине, ободряя и хваля, и убрал ладонь.

Дин наклонил голову, уткнулся лбом в капот Импалы и сделал глубокий, медленный вдох, пытаясь сосредоточиться.

Шестнадцатый удар упал ровно под первым, туда, куда несколько минут назад пришелся второй.

Дин не чувствовал, что в глазах стоят слезы, пока не понял, что одна капля скатилась по щеке и впиталась в черную повязку. Едва ли этот факт был достоин внимания, когда Кас, явно не уменьшая силы, продолжал пороть охотника.

На некоторое время Дин потерялся в ощущениях и очнулся только тогда, когда услышал собственные всхлипы. Он с ужасом осознал, что потерял счет ударам и не может даже примерно сказать, сколько пропустил.

Ремень опять упал, на несколько секунд выбивая из мозга все мысли. Дин не знал, что плакал, пока не услышал собственное хныканье, не знал, что сжал руки в кулаки, пока ногти не впились в ладони, ожидая следующего удара… Которого не было.

Вместо этого на плечо твердо легла знакомая ладонь. Раздался спокойный, тихий голос:

— Твой цвет, Дин?

Спустя несколько секунд Дин наконец-то понял, что от него хотят, и постарался обличить свои мысли в слова. На середине фразы голос сломался, но Винчестер всё же смог выговорить:

— Зе-зеленый, сэр.

— И почему я тебя наказываю?

Стоп, что?

— Я… Чт…

— Скажи мне, почему я тебя наказываю, или всё немедленно прекратится. Если ты не можешь ответить мне, мы обойдемся без последних десяти ударов.

Десять. Десять ударов. Значит, последний был двадцатым.

Хорошо. Двадцать.

Он справится.

— Я… Назвал тебя трусом. Бесполой куклой. Дразнил тебя трусиками… Из злости.

Дин понял, что Кас предлагал ему возможность отказаться. Если Винчестер не мог ни справиться, ни заставить себя использовать стоп-слово, то у него была возможность просто промолчать.

Но Дин не был трусом.

Если бы он почувствовал, что не сможет выдержать еще один удар, если бы он почувствовал, что ему нужно закончить сессию, то сам сказал бы об этом.

Он мог справиться.

— И тебе жаль? — раздавшийся откуда-то сверху голос ангела был одновременно и провоцирующим, и успокаивающим. Как это вообще было возможно?

— Да, сэр.

— Я знаю, Дин. Я тебе верю. Но тебе еще недостаточно жаль.

Господи боже.

Двадцать первый удар упал прямо под двадцатым и (вот уж совпадение!) пришелся прямо по основанию пробки. Дин проехался членом по капоту Импалы и вскрикнул. Слезы впитывались в повязку, а мышцы неконтролируемо сокращались, заставляя тело ерзать и пытаться уйти от жгучей боли, уже казавшейся частью самого Дина.

Кас не дал охотнику времени перевести дыхание и восстановить хоть какое-то подобие самообладания: последовал новый удар. Дин был уверен, что закричал бы, если бы не впился зубами в нижнюю губу. Он почувствовал вкус крови, и секундой спустя Кас мягко прикоснулся пальцами к лицу охотника, заставляя его открыть рот и освободить прокушенную губу.

— Ай-яй-яй, — мягко сказал Кас, — немедленно прекрати. Не смей причинять себе боль. Это моя работа.

Пальцы исчезли, и ремень упал в двадцать третий раз.

Дин отчаянно застонал и вцепился ногтями в капот (к счастью, не так сильно, чтобы поцарапать его). После двадцать четвертого удара Винчестер на несколько секунд потерялся в буре ощущений.

В этот раз Дин даже не понял, что опять перестал осознавать происходящее, пока не услышал, что Кас который раз подряд повторяет одну и ту же фразу:

— Дин. Твой цвет. Немедленно.

Судя по трясущимся губам и дрожащему голосу, Дин плакал. Черт, он даже не знал, что скажет, пока с его губ не сорвались нужные слова:

— Зел… Зеленый, с-сэр.

— И почему я тебя наказываю?

Серьезно? Опять?

Дин всхлипнул, умоляя Каса не заставлять его. Тот только положил руку ему на плечо и повторил:

— Скажи, почему я наказываю тебя, Дин. Сейчас же.

В голосе не было нежности, никакого обещания или успокоения. Кас не напоминал, что он остановится, если Дин промолчит, он просто требовал ответа.

И Дин — возможно, в первый раз за всё это время — понял, что Кас верит. Верит, что Дин справится. Верит, что Дин дойдет до конца.

Поняв это, охотник почувствовал, что может заставить себя сказать нужные слова:

— Об… Обзывал тебя. В голове. Дразнил. Трусиками.

— Как именно ты меня обзывал?

Ох, это было просто грубо.

Однако Дин понимал, что Кас всё еще проверяет, насколько охотник отдает себе отчет в своих действиях. Несколько секунд Винчестеру потребовалось на то, чтобы найти нужные слова в лабиринте памяти. Кас молча ждал, пока Дин заговорит, и тот наконец смог выдавить:

— Я… Бесполой кук… — Дин совершенно не ожидал, что в этот момент последует новый удар ремня. Он дернулся, поднял голову и снова уронил её на капот. Всхлипнув, Дин понял, что Импала уже была покрыта слезами. Что ж, судя по всему, она не особо возражала.

Голос был всё так же беспощаден:

— Я не говорил тебе останавливаться. Продолжай. Как еще ты меня обозвал?

Теперь Дин знал, что произойдет, как только он откроет рот:

— Трусом.

Звук, вырванный из горла новым ударом, был очень близок к крику. Дин прижался лбом к нагревшемуся металлу, задыхаясь.

— И тебе жаль? — казалось, что в голосе Каса сквозило любопытство.

— Д-д-д-да. Сэр, — ему потребовалось четыре попытки, но он всё же справился.

— И я верю тебе. Тебе жаль. Но Дин?.. — Винчестер понимал, что в этот раз этот безжалостный мудак, называвший себя ангелом, действительно ждал ответа.