Дин не мог сказать, как долго руки Каса скользили по его телу, да и не хотел знать. Должно быть, минуты или часы. В какой-то момент Кас мягко перевернул охотника на живот и продолжил, спускаясь от макушки Дина, аккуратно касаясь ушей и шеи. Изменение его прикосновений — иногда пальцы, иногда вся ладонь — согревало. Сами по себе пальцы Каса были холодными, забирая излишнее тепло с разгоряченной душем кожи. Что-то внутри Дина нагревалось. Плавился лёд недоверия.
Чем дольше это продолжалось, тем спокойнее становился Дин. Остатки дрожи, от которой не спасла даже горячая вода, постепенно исчезли. Наконец последние физические признаки саб-дропа пропали, и Дин понял, что за теми словами, которыми он осыпал себя, скрывались боль и ненависть, сейчас уже отступившие в темноту.
Видимо, Кас каким-то образом почувствовал это. В тот момент, когда Дина наконец-то отпустило, всё напряжение разом вышло из ангела, словно лопнул воздушный шарик. Еще одно свидетельство того, насколько глубока их связь. Его мучения передавались и Касу. Его собственная боль такой же болью отзывалась в теле ангела. Дин понял это и мысленно пообещал себе держаться, чтобы не ранить его. Они были связаны, он и Кас, и Дин не мог рвать себя на части, не насилуя при этом самого дорогого ему человека. Дин считал себя расходным материалом, но не мог жертвовать Касом. Цена слишком высока. Дин знал, что если он действительно дорожит Касом так, как говорит, ему придется придумать способ, как не изводить себя.
Когда Дин наконец расслабился и успокоился, Кас закончил свое путешествие по его телу. Он лёг, прижался к Дину, обнял его, позволил охотнику уткнуться головой себе в плечо. Всё было понятно без слов. Он не отпустит Дина. Не оставит его снова. Он будет держать его и охранять его всю ночь, а когда взойдет солнце, Кас будет смотреть на него с обожанием и любовью. Дин будет в безопасности, согретый и любимый.
Последнее, что Дин почувствовал, когда проваливался в сон, было легкое прикосновение пера. Теплые невидимые крылья накрыли его, защищая от всех врагов, от всего, что могло бы ранить его… даже от себя самого.
Комментарий к Была лишь кровь, но не поклон
Название главы – цитата из стихотворения Уильяма Хенли “Непокорённый” (“Invictus,” by William Ernest Henley).
Отрывок:
Жестокие тиски беды
Не выдавили даже стон.
Ответом на удар судьбы
Была лишь кровь, но не поклон.
========== Поворот ==========
Ничто так не заставляло Дина чувствовать себя любимым, как медленное пробуждение в тех же руках, что уложили его спать. Особенно учитывая, что ангелам, вообще-то, не нужен отдых. Кас лежал без сна, не отвлекаясь ни на книгу, ни на фильм, ни на что-либо другое, целиком и полностью сосредоточившись на Дине.
Винчестер всё еще лежал в объятиях ангела, уткнувшись ему в шею, и если бы не физиологические потребности, с радостью провел бы так весь день.
Издав звук, который, он мог поклясться, вовсе не должен был быть похож на мурлыканье, Дин на несколько секунд отодвинул вопли мочевого пузыря и желудка на задний план, крепче сжимая руки и плотнее прижимаясь к ангелу. Кас тепло улыбнулся:
— Доброе утро, Дин.
Охотник широко зевнул и опустил голову, прикасаясь губами к теплой коже ангела в бессловесном приветствии.
Кас остался неподвижным, позволяя Дину самому определить, каким будет их утро. Используя и человеческие, и ангельские чувства, он изучал охотника, пытаясь определить, действительно ли тот оправился после прошлой ночи. Отпуская Каса ровно настолько, чтобы потянуться, Дин сонным голосом сообщил:
— Я в порядке, детка. Правда. Я в норме.
Кас ответил парой нежных поцелуев. Чувствуя его беспокойство, Дин заверил ангела:
— Единственное, что мне нужно — туалет и миска хлопьев. Честно.
К счастью, ангел действительно поверил ему. Если бы не зов природы, Дин бы повис на Касе, как обезьянка, и проспал бы еще несколько часов. Улыбнувшись, он набросил халат и поднялся: на поиск нормальной одежды просто не было времени. Винчестер услышал, что Кас тоже встает, и, уже выйдя в коридор, уловил его слова:
— Пойду найду тебе хлопья. Буду ждать в библиотеке.
Кас явно считал, что саб-дроп больше не повторится: по крайней мере, иначе он бы не выпустил Дина из поля зрения. Отлично. Охотник крикнул через плечо:
— И не просто хлопья, а «Капитан Кранч»!
Когда Дин, умывшись, спустился в библиотеку, на столе уже стояла тарелка с залитыми молоком хлопьями. Каса нигде не было видно, но охотник был слишком занят своим любимым «Капитаном Кранчем», чтобы волноваться об этом. К тому времени, как Винчестер прикончил ровно половину хлопьев, загадка разрешилась сама собой. Кас и Сэм появились в дверном проеме. Судя по пропитанной потом одежде, Сэм снова как угорелый носился по коридорам бункера. Кас снова куда-то пропал, а Дин поприветствовал брата, не потрудившись прожевать хлопья. Сэм фыркнул:
— Господи, Дин, сбавь обороты, твоя тарелка не отрастит колеса и не уедет в закат.
Дин был слишком занят хлопьями, чтобы что-то ответить, поэтому просто показал брату один неприличный жест, для исполнения которого, к счастью, требовалась только одна рука (вторая была занята ложкой). Сэм засмеялся и хотел было ответить, но тут снова появился Кас, на этот раз — с коробкой деревянно-овсяно-картонной хрени, которая в теории была хлопьями и которую так любил Сэм. После того, как у Дина закончились «Фростед Флейкс» и он вынужден был попробовать это, охотник взял на себя смелость усомниться в принадлежности этого к хлопьям. В тот раз всё закончилось холодной и не очень свежей пиццей. Дин даже выслушал нытье Сэма по поводу бессмысленной траты его деревянного завтрака, лишь бы не доедать.
К тому моменту, когда Дин доел вторую порцию, всё его нёбо было исцарапано. Что ж, это один из минусов поедания хлопьев «Капитан Кранч», но оно всё равно того стоит, особенно когда хочется сделать перерыв после «Фростед Флейкс» и «Фрут Лупс». С удовлетворенным вздохом отодвинув тарелку, Дин взглянул на Сэма, который ел намного медленнее и, судя по всему, еще и умудрялся получать удовольствие. Наблюдая за ним с плохо скрытой гримасой отвращения, Дин заметил:
— Я все еще не уверен, что ты — сын нашего отца. Ни один уважающий себя Винчестер не стал бы добровольно есть это дерьмо.
Сэм недоверчиво фыркнул:
— Если ты действительно хочешь поговорить о самоуважении, то вспомни, что сам виновен по крайней мере в трех преступлениях против порядочности и пристойности, не говоря уже о…
Не желая мириться с такой несправедливостью, Дин перебил брата:
— Эй, тебя, вроде бы, не просили входить и…
— Дин, — мягко вклинился Кас, — не хочешь ли ты начать день с горячей ванны?
Это была самая очевидная попытка поменять тему, которую Дин только слышал, но раз уж это был именно Кас и раз уж его предложение звучало очешуенно, охотник не стал спорить:
— Да, звучит здорово, — улыбаясь, ответил он, позволяя Сэму вернуться к своей картонной еде.
Тот разошелся настолько, что пригрозил:
— Богом клянусь, если ты еще раз используешь мой гель для душа как пену для ванны, я смою все твои хлопья в унитаз.
— Это, — уверил его Дин, — совсем не то, о чем тебе следует беспокоиться. В тот раз я пах Шотландским горным озером или еще чем-то подобным недели три. То еще наказание. К тому же, Кас раздобыл мне нормальную пену для ванны, и…
— Время от времени, — перебил его Сэм, — я никак не могу поверить, что все эти годы даже не подозревал, что ты гей.
Дин уже слишком углубился в мысли о погружении в горячую пенную ванну, чтобы ответить Сэму. Кроме того, Кас научился отвечать на подобные выпады самостоятельно. Всего лишь взглядом ангел мог заставить Сэма чувствовать себя настолько виноватым, что тот был готов ползти в ближайший гей-бар и умолять о прощении любого представителя нетрадиционной сексуальной ориентации, которого только смог найти.
***
Вылезая из остывшей воды, Дин уже не в первый раз подумал о том, насколько сильно будет стебаться Сэм, если его брат купит несколько игрушек для ванной. Нельзя стать слишком взрослым для игры в кораблики! К тому же, в магазинах появилось столько игрушек, о которых лет тридцать назад нельзя было и мечтать. Впрочем, даже если бы они уже продавались, разницы бы не было, ведь Джон не был тем отцом, который покупает детям игрушки для купания.
