К счастью, Белоснежка начала пользоваться своим кошачьим туалетом, а то мама не выдержала бы: лужи под столом появлялись каждый день.

– Этот запах может из комы вывести! – ругалась мама, когда заходила поцеловать меня перед сном.

Папай напоминал попугая, потому что каждый день повторял:

– Она привыкнет, Кокада.

Что за дурацкая фраза! Сколько времени нужно, чтобы она привыкла? Представьте себе: наверное, миллионы детей хотят, чтобы у них был домашний любимец, а у них его нет. За то у меня есть, только, похоже, он не хочет, чтобы у него была я. Вот почему по вечерам перед сном я стала фантазировать, что я знаменитая дрессировщица.

Ну вот, кажется, я все рассказала про первые дни Белоснежки в нашем доме. Теперь можно продолжать историю.

Утром в первый день после майских каникул я открыла глаза и обнаружила, что Белоснежка сидит на моем письменном столе и играет с моей тетрадью по математике. Порванные и скомканные страницы летели во все стороны.

Ага, подумала я. Она сидит на моем столе. Это уже кое-что! Я тихонько приблизилась к столу, но, видно, недостаточно тихо. Фу-у-ух! – и Белоснежка шмыгнула прямо под шкаф.

Я осторожно достала из коробки с конструктором кубик и закатила его под шкаф. Никакой реакции!

Я попробовала покатать по полу зеленую фишку. Опять ничего. Потом красную. Потом желтую и синюю. И тут из кухни закричала мама:

– Ло-о-ла! Завтрак!

Вздыхая и шаркая ногами, я поплелась в кухню, где мама готовила мне бутерброды в школу. Папай еще лежал в постели, а на его месте за столом сидела тетя Лизбет. Вместо приветствия она бросила в меня киви.

– Эй! – проворчала я. – Ты что, забыла, что тебе разрешено бросаться только виноградом?

Тетя Лизбет – младшая бабушкина дочка. Ей всего три с половиной года, и она снимается в рекламе детской моды, потому что у нее короткая стрижка.

– Киса нет играть с Ола и Ибсель? – спросила тетя.

– Нет, – сказала я. – Киса нет играть с Ола и Ибсель.

– Говори, пожалуйста, с тетей по-человечески, – сделала мне замечание мама. – Бабушка с ума сойдет, если ее маленькая мышка не начнет в конце концов говорить правильно.

– А я сойду с ума, если моя кошка не будет разрешать себя гладить правильно, – буркнула я. – Бабушке не стоит расстраиваться по этому поводу. Где она, кстати? Уже ушла?

Мама схватила банку с джемом, в которую моя маленькая тетя чуть не окунула антенну своего телепузика, и отставила в сторону.

– Бабушка подыскивает детский сад для тети Лизбет. Ты случайно не забыла, что сегодня идешь в школу? И что у вас сегодня контрольная по математике?

– Ох, не напоминай! – я чуть не подавилась последней ложкой хлопьев и пошла попрощаться со своей кошкой.

– Белоснежка, иди ко мне! – крикнула я, лежа на полу, в темноту под шкафом.

Только по блеску глаз я догадалась, что кошка все еще там, но она даже не пошевелилась.

В прихожей я попыталась дозвониться до Алекса, но он по-прежнему не подавал признаков жизни. Уже несколько раз за последние дни я пыталась с ним поговорить, но он или был занят, или не отвечал – вот так же, как сегодня. Алекс, которого, если по-правильному, зовут Александр, живет со своей мамой в Париже. Он называет меня Лолой-львицей или «Ма шери». И я очень беспокоилась, потому что уже давно от него не было никаких новостей. Кошка-то сидела под шкафом, а вот где был Алекс?

Одна радость – сегодня я увижу свою лучшую подругу!

Наверное, Фло сможет посоветовать, как мне подружиться с Белоснежкой, думала я по дороге в школу. Конечно, большая удача, что Белоснежке не нужно перепрыгивать через горящие автомобили или дефилировать по Елисейским Полям. Но почему нельзя просто погладить собственную кошку?

С этим вопросом в голове я открыла дверь в класс. И тут же меня стали мучить совсем другие вопросы.

«В саду герра Груэнштанге каждый год расцветает много тюльпанов. В 1997 году расцвело 53 640 штук, в следующем году – 48 980, а в 1999 году герр Груэнтшанге насчитал 69 310 тюльпанов. Сколько в среднем тюльпанов расцветает каждый год в саду герра Груэнштанге?»

Именно так звучал первый вопрос, на который хотел получить ответ наш учитель математики этим утром. Я опоздала на пять минут и тринадцать секунд, если верить часам на стене нашего класса. Лицо герра Коппенрата, когда он положил на мой стол листок с заданием, было не очень-то приветливым.

– Похоже, наша барышня так хорошо освоила математику, что целый урок ей уже ни к чему, – заметил он с ехидной улыбочкой.

Я решила не отвечать. Герр Коппенрат отлично знал, что математика дается мне с трудом. А за то, что он всех девочек называет барышнями, хотелось надрать ему уши. Я уставилась на листочек с заданием и подумала: неужели этому герру Груэнштанге больше нечем заняться, кроме подсчета тюльпанов в своем саду? Может, он уже на пенсии? Бабушка говорит, что у пенсионеров куча свободного времени, но если бы я была пенсионеркой, то уж точно бы не стала тратить его на подсчет тюльпанов. Фло рядом со мной уже пыхтела над задачкой.

Когда герр Коппенрат попытался отогнать муху классным журналом, я искоса заглянула в листок, лежавший перед Фло. Но ничего не увидела из-за ее волос. Зато почувствовала, что запах у нее какой-то другой. Совсем не такой, как неделю назад. Когда-то давно Фло пахла холодным рыбьим жиром, потому что ее мама работала в рыбном магазинчике, и этот запах чувствовали все. Теперь же Фло пахла не просто другим мылом или шампунем – она пахла другим городом. Запах, вообще-то, был совсем неплохой. Только очень непривычный.

Конечно, Фло все еще была в инвалидной коляске из-за своей болезни со сложным названием. Ходить ей разрешат не раньше июня. Считать она умела, как чемпион мира по математике. Ее карандаш так и летал по бумаге, и мне ужасно хотелось узнать, как она справилась с тюльпанами герра Груэнштанге. Я толкнула ее в бок, и Фло заправила волосы за ухо.

«Хлоп!» – раздалось со стороны учительского стола. Аннализа взвизгнула, а Сол захихикал. Герр Коппенрат прикончил-таки муху классным журналом. После чего подошел к нашей парте и поставил толстенный журнал между Фло и мной.

– Чтобы у барышни не было соблазна, – пояснил он.

До чего же противный! К зеленой обложке прилипли останки мухи: половина крылышка и три ножки. Я пожелала про себя, чтобы на герра Коппенрата напали сразу семь моих львов, и решила оставить в покое сад герра Груэнштанге. Вздохнув, я перешла ко второй задачке.

«Герр Пакманн ходил за покупками. В левой руке он нес корзину, в которой находились 1 кг 230 г хлеба, 150 г сыра, 1 кг 250 г колбасы, 1 кг 100 г груш и кочан капусты весом 530 г. В правой руке у герра Пакманна был пакет с рождественскими подарками, который весил 990 г. На сколько граммов покупки, которые он нес в левой руке, тяжелее тех, которые он нес в правой?»

Эй! Это еще что за дела? Бабушка говорит, что математика в жизни обязательно пригодится, но скажите мне, какой смысл в подсчете веса покупок какого-то несуществующего герра Пакманна? Содержимое пакета с подарками меня, возможно, и заинтересовало бы, но об этом в задачке, естественно, ни звука. И что это за мода покупать на граммы? Килограмм – это и понятнее, и считать легче. Почему, скажите мне, не покупать все килограммами?

«К чертям собачьим покупки герра Пакманна!» – подумала я и перешла к последнему заданию. Оно было очень коротким.

«Вычти разность 269 и 87 из суммы 143 и 276 и умножь полученный результат на разность 348 и 212».

Ох! У меня так закружилась голова, будто она стала секундной стрелкой на часах в нашем классе. Сумма – это когда складывают, прибавляют. Умножить – тоже вроде бы понятно. А вот что делать, чтобы узнать разность? Вычитать или делить? Разность… Я ожесточенно грызла карандаш, пока у меня не заныли зубы. Когда стрелка часов приблизилась к девяти, на моем листочке было написано: «143 + 276 = 418».