– Не понял, – сказал Рутра, подняв брови вверх.
– Никто не знает, как они это делают. Я имею в виду, что какие-то доморощенные террористы не могли, например, организовать серьезные теракты. Ты же понимаешь, что это для обывателя они могут обойти нашу службу, а реально противостоять нам может только высоко организованная спецслужба. И вот люди живут, работают, отдыхают, что-то планируют и в какой-то момент узнают, что захвачено судно и на нем везут химическое оружие. Допустим, корабль пришел в порт сегодня. Что там начнется, когда люди узнают, что существует угроза взрыва и заражения? Суета, паника, бегство капитала, людей. Что произойдет с фондовым рынком этой страны? Он начнет падать, экономика рухнет. Какие последствия? Страна обеднеет, не сможет, например, финансировать научные разработки и, как следствие, через лет десять безнадежно отстанет. А если кто-то заранее подготовился, то есть организовал, чтобы акции подешевели, то тогда он может скупить полстраны. Я немного утрирую. Но ты же понял, о чем я? Раньше было полное противостояние. Если и подрывалась мощь страны, то путем прямого «подрыва». Проще говоря, раньше взрывали настоящую бомбу, а теперь – информационную. Конечно, я немного преувеличиваю, но общий механизм таков. Но самое интересное и самое секретное – не эти сведения, не то, как они добываются, даже не сам центр и его наличие вообще!
Юрий Васильевич замолчал и внимательно посмотрел на Рутру.
– А что? – спросил Рутра, перебрав в голове сотню вариантов.
Юрий Васильевич взял Рутру за край воротника и тихо, словно заклинание, произнес:
– Вся эта информация поступает сюда официально, открыто. Мы ни за кем не шпионим, никуда не проникаем, никого не подкупаем, не взламываем шифры и коды, ничего не воруем. Нам все передают как бы добровольно. Это центр слежки за теми, кто следит за всеми по своему структурному назначению. В этом центре объединены все спецслужбы и разведки. Только они сами об этом не знают. Они не знают, что собранная ими информация поступает сюда. Они не ведают, что есть центр, где обрабатывается информация от всех мировых служб, будь то секретные шпионские или официальные гражданские службы. Как любит говорить наш немецкий коллега, «начиная от роддома и заканчивая бюро ритуальных услуг». Все, все, все. Уразумел, почему о нас не должен знать никто? И еще тебе скажу кое-что. Для тебя это будет сюрпризом.
Полковник снова замолчал.
– Что? – тихо спросил Рутра.
– Мы наднациональные. Мы не подчиняемся правительству России. Мы вообще никому не подчиняемся и могли бы находиться в любой стране. Нам все подчиняются. Наш центр – центр управления всеми значимыми спецслужбами, в мировом масштабе, а через них – всеми правительствами. Все высшие руководители спецслужб и тайных правительств являются одной группой. Центр имеет множество филиалов и представительств. Главные из них – сами официальные секретные агентства стран. Вот так, дружище, теперь устроен наш славный мир. Информацию больше не нужно добывать и воровать. Можно просто договориться. И кто-то это уже сделал.
– И кто же этот «кто-то»?
– Ты многое еще узнаешь. Поймешь, в каком мире мы живем, – ответил Васильевич, покачивая головой. – А теперь скажи, ты из чьих будешь?
– Из чьих?
– Информация о твоем назначении пришла давно, но прошлое твое туманно. Я не могу его проверить, нет санкции. Если сделаю самостоятельно, это вызовет подозрение. Тут ты имеешь доступ к самым сокровенным секретам – хоть к кодам управления вражеских спутников, хоть к трастовым счетам секретных служб, хоть к ДНК детей президента. Но если ты станешь любопытствовать без надобности – система это зафиксирует и поставит на тебе клеймо «подозрительный». Если не оправдаешься, сгинешь. Рисковать никто не будет. Последние технологии, с которыми ты очень близко познакомишься, дадут понять, что скрыть ничего невозможно. Кроме того, здесь все перепутано. Здесь те, кого ты считал врагами, товарищи и друзья, ну или партнеры. Борьба, вражда – это договор, спектакль. Если все, что ты узнаешь, кому-либо расскажешь, тебе не поверят, а если поверят, то мир перевернется. Мы здесь должны жить одной семьей, чтобы доверять друг другу, иначе – можно сойти с ума. Та семья, что там, становится чем-то бытовым…
Васильевич ткнул указательным пальцем вверх.
– Ты не можешь и не имеешь права даже заикаться о том, чем ты занимаешься. Забудь все, что ты знаешь. Здесь свой мир, своя культура, свои понятия. Хотя твоя супруга имеет уровень доступа, ее кандидатуру рассматривают на пост администратора. В этом, возможно, тебе повезло.
Рутра молчал, слушал.
– Ты с супругой, наверное, в системе познакомился?
– Почему Вы так решили?
– Здесь, как и во многих спецслужбах, большинство женятся по указке, на «местной». Я тоже первый раз так женился, а нынешняя моя жена даже не представляет, куда я хожу. На твою супругу тоже поступили документы, поэтому я и интересуюсь, из чьих ты. Такое редко бывает.
– Из чьих? Даже не знаю, как-то втянул ее в это дело. Система одобрила, хотя у нее до сих пор допуск только административный.
– Наша служба – это служба контроля всего и вся, а также планирования и прогнозирования. Поэтому сюда по блату, по знакомству, за заслуги родителей не попадают.
– О чем Вы?
– Хочу понять, из какой мафии.
– Мафии?
Рутра даже заулыбался.
– Шутка.
Лицо Васильевича стало серьезным. Рутра тоже стал серьезным. Он понял, что это не совсем шутка. Два прожигающих взгляда вцепились друг в друга, стараясь выкачать всю возможную информацию.
– А какая тут есть мафия? – выдавив улыбку, спросил Рутра.
– Кто со штыком, кто с карандашом.
– Это кто такие?
– Со штыком – военные или бывшие военные, звание здесь номинальные. Эта организация особенная, здесь ранги особого уровня.
– А «с карандашом»?
– Это люди науки, ученые.
– А что, они могут быть опасны?
Васильевич хмыкнул
– Что касается военных, ты можешь знать, что они хотят и, главное, могут сделать, а вот с учеными – это всегда загадка. Что у них там на уме, что они придумали? А самое главное – они могут придумать такое, с помощью чего могут захватить власть над мозгом человека. Вдруг они придумали, как управлять человеком незаметно для него, и позаботились, чтобы человек думал, что он свободен в своем выборе? Что тогда?
Он пристально посмотрел на Рутру и тихо добавил:
– Самая мощная мафия – это мафия ученых.
Рутра не знал, что ответить.
– Не знаю даже, что Вам ответить. Считайте меня нейтральным.
– Нейтральными могут быть только те, кто знает доподлинно сферу военного дела и имеет высокую ученую степень в точных науках. У Вас есть такое?
Последнее Васильевич произнес саркастически.
– Не знаю, тут же принято все скрывать.
– Ладно, пойдемте. Познакомлю с отделами центра, только не забывайте мои слова. Без доверия между собой мы не будем искать врагов где-то, а будем искать их здесь. Мы должны быть одной семьей, одной мафией. Основа основ нашей работы – это сбор, анализ и систематизация информации. Отличие наше от подобных структур в том, что мы входим в особую международную структуру, являющуюся наднациональной организацией контроля контролирующих организаций. Поэтому то, что для других является шпионско-разведывательной деятельностью, для нас есть сотрудничество внутри одной структуры. Тебе это понять трудно пока, но скоро ты все поймешь. Считай, что мы спецслужба контроля мирового правительства.
– Прямо так?
– Я тебе расскажу, из какой структуры мы интегрировались, когда поняли, что ставить целью взаимное уничтожение глупо. Лучше объединиться для контроля противоборствующих, но так, чтобы они ничего не знали. Разделяй и властвуй, как говорится. Так вот, наш центр появился после объединения структур СОУД и «Эшелон».
– Это те самые?
– Да. Радиоэлектронная разведка. Ты входил в систему наружного, визуального наблюдения и анализа того, что нашпионила радиоэлектронная разведка. А теперь основную информацию будешь получать от нее, но открыто. Я должен проверить, что ты знаешь о ней.