Вбежал радист:

— Сеньор! Эль альмиранте внезапно заболел почечной коликой. Его замещает сеньор Comodoro de la Marina Хорхе Луис Диего Монтойя. Он приказал: разворот все вдруг, на норд с последующим выходом на обратный курс. Держать четыре узла для замыкающих вымпелов, и на один узел больше у каждого переднего, следовательно, головным девять!

— О, это дело. Зажечь ходовые огни и бортовые огни, — командир ожил на глазах. — Наблюдателей на оба борта! В машинах полный!

— Сеньор, надо подать сигнал…

— Вспышка! — заорал Хосе, — наблюдаю серию вспышек! Что же ты делаешь, тварь! Мы же уходим! Уходим! Хватит! Наш флот уходит!

Флот… Уходит?

Аргентинский флот уходит!

Уходит весь целиком — подводные роботы не сообщают ни о попаданиях, ни даже о близких разрывах. У меня больше семидесяти маячков там плавает, с корректировкой никаких проблем, и я старательно нагоняю ужас, укладывая залпы примерно в полумиле за кормой расползающихся кто куда судов. Хоть бы не побились друг о друга в темноте… Конкистадоры, иху мать, рыцари эллиптического стола.

Впрочем, даже и задень я кого в арьергарде — по сравнению с потерями от реальной Фолклендской войны, считай, легким испугом отделаются…

Удалось!

Не зря на свете жил, не зря в попаданство ушел: целую войну предотвратить удалось! Боже, как я хорош, как сильны мои мощные лапищи!

Э, гхм… Кажется, это из другой сказки.

Чтобы в нее перенестись, надо квантовой сети объяснить, что суть “раньше”, а что “позже”. Все равно, что человеку объяснять — почему вот эта нога “правая”, а вон та “левая”. Кому интересно, может на досуге попробовать. Без вещественного эталона почти нерешаемая задача. Совсем не зря новобранцам к ногам привязывают сено и солому, чтобы научить их даже простейшему: “левой-правой ать-два!”

В каноне эталон времени — ну, как линейка эталон длины — аватары кораблей Тумана. Да, именно их я после переноса и не нашел. Ни здесь, в прошлом, ни там, в будущем.

“Не найдешь разумных — создай…”

Сволочь ты, Командор. И шутки у тебя…

Командорские!

Командорские острова окутаны обычным для здешних мест густым туманом. Невидимые в тумане подводные лодки Северного Флота, обошедшие страну Севморпутем, скользят мимо Беринга и Медного. За ними на юг, в главную базу ТОФ, во Владивосток, стягивается все. Даже ракетные катера.

Тихоокеанский Флот собирает в кулак и эсминцы, и ракетные крейсера, и ударные подводные лодки, ранее нацеленные на американские авианосцы. Еще бы самолеты поднять — но там, на другом краю глобуса, некуда сажать и негде заправить морскую авиацию. Для начала, туда и долететь никак: по пути ни одной промежуточной базы. Не то, что у американцев, у тех под каждой пальмой заправочный пункт и аэродром. А под каждой большой пальмой еще и подводный док для подлодок типа “Лос-Анжелес”.

Но приказ есть приказ, и на рейдах Владивостока и Находки ежечасно прибывает вымпелов. Разведка доносит, что заклятые друзья из Сан-Диего, Бангора, Пойнт-Лома, Перл-Харбора и Коронадо также собираются в кучку.

А линкор “Айова”, выведенный на консервацию еще до полета Гагарина, резко потащили к достроечной стенке. И на модернизации “Нью-Джерси” что-то забегали, охрану Лонг-Бич усилили, по холмам патруль пошел. Третьего дня атташе на горке с хорошим обзором пикник устроил — так не дали виски допить. Ай эм бэг пардон, вери-вери сорри, гуд сир — под локотки, в машину. В баре пейте, нечего на верфи пялиться.

И даже на “Миссури”, который в Бремертоне двадцать лет стоял музеем, наподобие “Авроры”, уже билеты не продают. Спутник видел: в тот же Лонг-Бич волокут. Значит — и этого скоро в строй.

Да ладно там Бремертон, он хотя бы тут, на Тихом Океане. Но ведь и на другой стороне планеты, на Атлантическом побережье, в Бейонне, достали “Висконсин” и точно так же волокут на судостроительный в Новый Орлеан. Тоже расконсервация! Все четыре линкора заклятые друзья вынули из нафталина.

Главком Тихоокеанского Флота, адмирал Сидоров Владимир Васильевич, внезапно вздрагивает. А ведь он про такое читал. И от старших слышал. Аккурат как у нас в сорок первом, из музеев пушки доставали.

Американцы нация практичная. Если уж раскошелились на ввод резервных линкоров — да еще и аврально, с громадными сверхурочными деньгами, это же не наш голожопый энтузиазм! — значит, что-то им известно. Что-то такое… Серьезное.

Значит, американцы опасаются, что даже их Третьего и Четвертого флотов против одного-единственного пришельца окажется мало.

Мало мне квантовой механики, еще биологию теперь учить. Канон высказался однозначно: по чьей-то прихоти все аватары кораблей Тумана — милые девушки. А не роботы там или вовсе бестелесные голограммы.

И кажется мне, теперь я знаю, по чьей это прихоти.

Я же в попаданство шел, отдавал вечности долго-долго-долго-долгожданную пенсию — чтобы ухаживать за милыми девушками, а не атомные часы протирать антистатической тряпочкой.

Так вот хрен им всем! Нету таких крепостей, которых не мог бы взять груженый золотом большевик. Зря, что ли, на бортах у меня серпов-молотов как от ветрянки высыпало. Цели определены, задачи поставлены — работать, негры! Солнце еще высоко!

Солнце еще высоко. Атлантика в кои-то веки сияет глубокой синевой, отражает небо, возносит к нему верхушки волн чистейшего зеленого стекла, венецианцам да чехам на зависть. И когда форштевень разваливает волну, кажется, будто распадаются направо и налево два куска хрусталя. Уже через мгновение вода снова становится водой и течет, оплывает, покрывается белыми разводами; но есть миг, пока волна словно бы светится изнутри, подобно громадному драгоценному камню.

На зеленоватом стекле вишневые блики от светящихся бортов линкора; усы белой пены, бурун за кормой. Алый Линкор движется от Фолклендов на юг — так и не выйдя на связь, не озвучив политических требований, не провозгласив никаких деклараций, ни к чему не призвав.

Пришелец из ниоткуда просто разогнал бойцовых петушков по разным углам ринга и посчитал дело сделанным. Но за петушками стоят их владельцы; на результаты матча большие люди поставили большие деньги.

В Москве и Вашингтоне стучит аппарат “прямой линии”, вьется узкая лента. Круглые сутки по нему гонят проверочные данные: Пушкина, Фолкнера, Лермонтова, Стейнбека, Тургенева, Драйзера… А вот сегодня, через три года после ввода шурави в Кабул, телетайп опять нужен по прямому назначению. Генеральный секретарь коммунистов и якобы всенародно вроде как избранный президент капиталистов подходят каждый к своему аппарату; и первое, что каждый из них говорит переводчику, абсолютно, совершенно, добуквенно совпадает:

— Нам все-таки придется договариваться.

Короткий смешок, не передаваемый телетайпом, но тоже синхронный.

— Выведите ракеты средней дальности из Европы. Не по бумаге, а на самом деле.

— Черт с вами, выведем. А вы изберите уже в Политбюро кого-нибудь помоложе, кто не сдохнет хотя бы до истечения моих полномочий. Совершенно невозможно планировать на сколько-нибудь разумные сроки. О’кей?

— Принято. Думаю, в скором времени нам придется защищаться от подобных гостей.

— Возразить не могу. Вы имеете некое предложение?

— Предлагаю окончательно похоронить разрядку. Остановить разоружение. Отменить ограничения на ядерные испытания в воздухе и в космосе. Направить средства физикам, ракетчикам и кораблестроителям.

— Мы обсудим этот вопрос и дадим ответ позже. Кстати о космосе. Нам нужна Луна.

— Нам тоже нужна Луна. Иначе от подобных… Визитеров… Даже некуда сбежать.

— Вам — невидимое полушарие.

— Почему вам видимое?

— Мы там все-таки высаживались.

— Принято. Китай?

— Забирайте. У нас хватает ниггеров и латинос, мы не горим желанием кормить еще и косоглазых. Сами мирите Дэн Сяопина с Вьетнамом и Ким Чен Иром.