Дни протекали спокойно и размеренно, складываясь в недели, Адель постепенно немного успокоилась и даже действительно начала улыбаться искренне, а не только для того, чтобы угодить мужу. Конечно, она не забыла об Александре, но её боль всё же немного притупилась. Она по-прежнему думала о нём каждый день, особенно, когда чувствовала, как у неё в животе нежно толкается его ребёнок, но её мысли и воспоминания уже не наполняли обида и гнев — лишь тоска по потерянной любви.
Адель часто вспоминала их самые счастливые мгновения — совместные прогулки в Ридженс-парке, маскарад у Ратлендов, его визиты в особняк её отца в Лондоне, сопровождавшиеся пылкими, нежными взглядами украдкой и мимолётными поцелуями, и, конечно, их единственную ночь любви, когда они зачали ребёнка. На глаза уже не наворачивались слёзы всякий раз, когда она думала о нём, но желание увидеть любимого снова не оставляло Адель ни на день.
Довольно много времени княгиня уделяла написанию писем. Она писала отцу и брату в Петербург, а также кузине Маргарет — в Лондон. Письма шли довольно долго, но, получая ответы на свои послания, Адель всегда радовалась, ведь так она хотя бы была в курсе дел своих родных. Не имея возможности общаться с кем-то, кроме мужа и прислуги, она скучала, и каждое полученное письмо сразу же поднимало ей настроение.
Маргарет любила писать длинные письма ничуть не меньше самой Адель, так что, получив очередной пухлый конверт, княгиня могла с точностью определить отправителя. Кузина, которая не так давно стала счастливой супругой, теперь тоже готовилась к появлению на свет своего первенца. Она писала о своей счастливой семейной жизни, о том, как муж любит её и балует, об их свадебном путешествии в Париж, о делах своих многочисленных братьев, сестёр, кузенов и кузин, а также подробно останавливалась на свежих лондонских сплетнях.
Читать письма кузины для Адель всегда было сродни прочтению очередного приключенческого романа или газеты. Однако, каждый раз вскрывая очередное письмо из Лондона, сердце молодой княгини замирало то ли от страха, то ли от волнения: она боялась прочесть какую-нибудь новость об Александре. Часто Адель задумывалась о том, как он живёт, чем занимается, думает ли о ней или уже успел полюбить другую?
Новость, которой так боялась Адель, сообщил ей брат, а вовсе не Маргарет, прислав письмо в конце февраля. Мишель переписывался с Ольгой, и все новости о семье Бутурлиных получал из первых рук. Молодые люди часто писали друг другу нежные письма, полные заверений в своих чувствах и надежд на счастливое совместное будущее. Разумеется, Мишель был первым, кому Ольга написала о том, что её старший брат вдруг, не поставив в известность даже матушку, женился на этой подлой интриганке Жаклин.
Мишель долго сомневался, прежде чем написать Адель о женитьбе Александра, но потом рассудил, что сестра может узнать об этом не только от него, но и от Маргарет, поэтому решил, что лучше уж он сам сообщит ей. Узнав об этом браке, Адель получила новый жестокий удар, который стоил ей очередной бессонной ночи, проведённой в слезах.
Она почему-то верила в глубине души, что Александр никогда не женится и всю жизнь будет любить только её, предаваясь мукам самобичевания за то, что они расстались. Адель понимала, что требовать от бывшего возлюбленного вечной верности после того, как она сама вышла замуж, было жестоко и глупо, но ничего не могла с собой поделать. Обиднее всего было то, что несмотря на свои пылкие клятвы, он женился буквально сразу же, по возвращении в Лондон! Да ещё и на той самой женщине, что разлучила их! Выходит, Жаклин не без оснований утверждала, что их с Александром связывает не только будущий ребёнок, но и взаимные нежные чувства?
Но… как же тогда все его признания в бессмертной любви, полные муки глаза, тот страстный последний поцелуй в карете… Сердце Адель снова разрывалось от ревности и очередного, по её мнению, предательства любимого. Как он мог клясться ей в любви и при этом жениться на Жаклин?! Мишель написал, что Александр сделал это только ради своего ребёнка, но от этой мысли Адель стало ещё обиднее.
Да, она прекрасно понимала, что сама сделала свой выбор и стала княгиней Оболенской, а значит, её ребёнок будет носить эту фамилию и считать своим отцом Владимира Кирилловича, но в своих самых сокровенных мечтах она надеялась на то, что Александр когда-нибудь увидит их ребёнка. А теперь… он будет воспитывать ребёнка от Жаклин: будет носить его на руках, любить, играть, дарить подарки… А вдруг, он полюбит свою жену и ребёнка настолько сильно, что забудет о былой страсти к ней?
Думать об этом было невыносимо горько, но не ревновать Александра к его жене и ребёнку Адель была не в состоянии, даже прекрасно осознавая, что любимый навсегда потерян для неё. На несколько дней она погрузилась в уныние и слёзы: по утрам ей даже не хотелось вставать с постели. Владимир Кириллович сразу же забеспокоился и вызвал на дом доктора, однако тот не обнаружил у пациентки ничего опасного для здоровья, кроме излишней плаксивости. Эскулап посоветовал немедленно выйти на свежий воздух, и князь, несмотря на упрямое сопротивление жены, тут же бросился выполнять назначение врача.
Князь попытался мягко и ненавязчиво выяснить у супруги, что повергло её в такое горе, но Адель упрямо отмалчивалась или уходила от ответа. Владимир Кириллович догадывался, что Адель получила какие-то новости об Александре, но окончательно утвердился в своей догадке только через месяц, когда получил письмо от князя Вяземского, где тот сообщил о женитьбе Бутурлина на его беременной любовнице. Теперь всё стало ясно, как Божий день: и внезапные слёзы Адель по ночам, и нежелание выходить на улицу, и потеря аппетита. Князь от всей души жалел, что ничем не может помочь ей, оставалось лишь ждать, пока она немного успокоится и смирится.
Зима прошла, уступив место тёплой весне, уже в конце марта в Неаполе было довольно жарко, а апрель показался Адель больше похожим на российское лето. Теперь на прогулки она могла выходить лишь рано утром или после заката — в другое время солнце нещадно палило, и находиться на улице, а особенно в её положении, было невыносимо.
В конце мая, в одну из самых жарких ночей, Адель почувствовала, что пришло её время. Эта ночь казалась ей бесконечной, сотню раз она думала, что умирает или вот-вот сойдёт с ума от боли и страха. Она боялась не только умереть сама, но и потерять ребёнка, ведь такие случаи бывали часто, особенно во время первых родов. Но, слава богу всё обошлось благополучно. После перенесённых родовых мук, Адель мысленно пообещала себе, что никогда больше не разделит ложе с мужчиной, чтобы только не проходить снова через такой кошмар, как роды. Впрочем… у неё, так или иначе, не будет такой возможности, учитывая, что их брак с Владимиром Кирилловичем фиктивный.
К утру, обессиленная жестокими схватками, Адель родила дочь — прелестную девочку, похожую на ангелочка. Малышка совсем не выглядела красной и сморщенной, напротив — её кожа была нежной и светлой, а глазки — ярко-синими, в обрамлении длинных, пушистых ресничек.
Увидев дочь впервые, Адель поняла, что глаза она несомненно унаследовала от своего отца — тот же сапфирово-синий взгляд, характерный для представителя семейства Бутурлиных. Заметил это сходство и её муж, но он был так счастлив, что закончилась эта жуткая ночь напряжённого ожидания, когда он нервно ходил по своей комнате, прислушиваясь к крикам своей молодой жены! Князь первым взял на руки эту крошку, которая отныне станет ему дочерью и будет носить титул княжны Оболенской. Он думал, что сойдёт с ума от беспокойства, но, когда утром он услышал крик младенца, сразу же выдохнул с облегчением. В комнату вошла пожилая повитуха, неся на руках девочку, завернутую в белоснежные пелёнки и торжественно протянула её князю со словами:
— Это Ваша дочь, синьор! Мои поздравления!
— Как моя жена себя чувствует? — спросил обеспокоенный князь.