— У тебя есть свой вариант? Думаешь, дядя Генри с радостью отдаст Лоренса за тебя замуж и про счастливое воссоединение истинных напишут роман?

Лесли не отбивается. В этом нет нужды, Фред отпускает его сам.

— Или ты думаешь, я позволю моим детям общаться с извращенцем, который спит с двоюродным братом? Вот уж нет! Чтобы Уокер начал косо поглядывать на Полли…

— Что ты несешь?

— Реализм и здравомыслие.

Это правда. Все, что говорит Лесли.

Можно добавить только, что Лоренсу не нужны дети Фреда, он и сам еще ребенок. Слишком эгоистичный, чтобы о ком-то заботиться, кроме себя. И теперь он стал провоцировать Фреда, толкать его к пропасти, и не подумал ни о ком. Даже о собственном отце, у которого больное сердце.

Фред не подумал тоже. Но у него есть здравомыслящий реалист Лесли.

— Спасибо.

Он бросает ключи на столик, а чемодан отправляет пинком к стене. Рвано, тяжело вздыхает.

Никуда он не уйдет.

****

Лоренс не спит, ждет до начала четвертого и тогда признает — без толку. Фред сделал свой выбор. Не в его пользу.

Он закуривает в спальне, спускается на первый этаж. До зала не доходит. Плачет. Сплевывает сигарету прямо под ноги. Начинает танцевать в прихожей. Босиком.

Генри большой и неповоротливый. Ходит медленно, хриплая одышка мучает. Он думал, в такое время сын давно спит, и в удивлении замер, заметив, как тот кружится внизу. С трудом верилось, что его грузные шаги и кряхтение можно не услышать. Но Лоренс поглощен танцем.

Генри никогда не разбирался в высоком искусстве. В молодости, когда он уже был огромным (худым он себя не помнил), но еще полон энергии и сил, Генри мог устроить слоновьи танцы. Для смеха. Заканчивались они всегда или попыткой лихо присесть или поднять ногу. После этого хохота становилось больше, и Генри заходился громче всех.

Но все же танцам он был обязан. Они свели его с Тати. Гораздо позже, когда Генри смирился с ролью всеобщего дядюшки, свыкся и полюбил ее. Тати был младше вдвое и в четыре раза стройнее. Он любил три вещи: танцы, смех и крепкие сигареты.

Тати устал танцевать, но был слишком пьян, чтобы слезть с барной стойки, и упал. Прямиком на мягкого и безопасного Генри. Тот понятия не имел что делать с омегой, который тут же отключился, и никто в баре не торопился предъявить на него права. Генри отвез его к себе в коттедж. Утром приготовил завтрак, потом обед, ужин… и снова завтрак.

Тати было плевать на цифры. Вес, возраст, банковский счет — все это пустое. Главное, что Генри умел его смешить. Он мигом влюбился и неделю спустя заявил, что хочет от Генри ребенка. Лоренс родился через пять лет.

Глядя на то, как Тати пританцовывал за глажкой или готовкой, карапуз стал дергаться и подражать ему. Они танцевали вместе, а Генри снимал на камеру, иногда присоединялся. Тогда несчастные половицы скрипели особенно жалостливо и безнадежно. Но все эти танцы Генри понимал. Они выражали радость, были естественными и никто им не учился.

Балет — дело другое. Для Генри оставалось загадкой, зачем нужны такие усилия, тренировки, травмы и боль. Он не возражал, ведь Лоренс любил танцевать: все детство устраивал им с Тати кухонные представления. Скакал из угла в угол, иногда сбивал предметы, обзывал все это «отточенной техникой». Он и теперь не ходил к нему на выступления. Лоренс звал, говорил, что в любой день достанет лучшие места. Но зачем? Генри не понимал этого и скучал бы, как дурак.

И вот он стоит в темноте, боясь пошевелиться и выдать себя, почти не дышит. Сердце сжимается и немеют пальцы на левой руке. Нужно бы принять лекарства. Но Генри не двигается.

Смотрит.

Лоренс движется то резко и рвано, то замедляется, почти останавливается. Потом набирает обороты, крутится, крутится вокруг себя. Руки и ноги, словно не его, гнутся во все стороны. Лоренс срывается с места, начинает прыгать то в шпагаты, то в прогибы. Из угла в угол, едва не налетая на стены. Как животное в клетке. И вновь к центру — вращаться.

Генри вдруг понимает.

Лоренсу больно.

И Генри больно тоже. Жестокие тиски сжимают отцовское сердце. Он не может помочь — и знает это. Лоренс уже взрослый, он не даст погладить себя по голове и утешить. Он скажет, что все в порядке.

Лоренс кружится и кружится.

========== DTF & LSU ==========

Лоренс сидел в кресле, отстукивал пальцами такт на столе. Последнее время он стал хмур и молчалив. Еще бы! У ребенка отобрали конфетку и не пообещали вернуть. Вот только после разговора с Лесли Фред не хотел быть конфеткой. Вокруг него вертелось достаточно шлюх, готовых по щелчку пальцев раздвигать ноги. А от Лоренса одни неприятности. И чем дальше, тем больше.

— У меня мало времени, Фред. Нужно еще размяться и загримироваться перед выходом.

Лоренс говорил устало. Прикрыл глаза и потянулся к колену, чтобы помассировать его. На недавней тренировке он здорово упал. Доктор велел держать ногу в покое. Какой уж тут покой, с его расписанием. Да и вообще в жизни.

Фред бросил ему буклет. Серый, невзрачный, с крайне понятной и лаконичной информацией внутри. Лоренс бегло прочел его. DTF — препарат блокирующий/уничтожающий парные гены истинных. Он нахмурился и посмотрел на Фреда с недоверием.

— И что?

— Сам знаешь, — Фреда злила необходимость разглагольствовать и пояснять очевидные вещи. Но он заметил, что разговаривать с Лоренсом куда проще, наглотавшись фильтров. От них тошнило и ломило глазницы, но запах истинного не сводил с ума и не влиял на решения. Жаль, что их нельзя принимать постоянно. — Эта херня между нами меня достала. С помощью DTF мы можем вылечиться.

— Я не болен. Это тебе нужно лечиться, причем у психиатра, — Лоренс отбросил буклет с отвращением. Словно тот был ядовитым. — Я не собираюсь становиться подопытной крысой и пробовать на себе непонятно что, непонятно зачем.

— Тебе не понятно, зачем?

— Дело не в истинности. Не только в ней. Я люблю тебя. Всегда любил. В детстве я же ничего этого не знал, не понимал.

— Понимать и не нужно. Природа все решила за тебя. И за меня тоже. Мы избавимся друг от друга и сможем жить спокойно.

— Да что ты? Считаешь меня идиотом? Это ты сможешь жить спокойно со своим бревном Лесли. А что будет со мной — большой вопрос. Полгода раз в месяц в меня будут вкалывать какую-то дрянь, куча лекарств, психотерапевт. Год, а то и больше на восстановление. Да еще и избегать воспоминаний и общения. Как ты себе это представляешь?

Усталость Лоренса улетучилась. Он с трудом мог усидеть на месте, а о том, чтобы говорить спокойно, и вовсе не беспокоился.

— Полетишь в свой Париж, я куплю тебе там домик…

— Опять в ссылку? — Лоренс истерически усмехнулся. — А то, что я не смогу танцевать, тебя не смущает?

— Не смущает.

— А меня вот очень! Ты хочешь жить спокойно за мой счет! Нихрена у тебя не выйдет!

— Еще как выйдет, — Фред нахмурился. — Пока ты живешь за мой счет. Я купил тебе дом и машину, неграм твоим домашним плачу. Хочешь всего этого лишиться и по миру пойти?

Лоренс прикусил губу и замолчал. В его взгляде не появилась обида или удивление. Как ни странно, он отлично знал, какое Фред дерьмо и как способен давить на людей всеми подвластными способами. Странно было, что даже зная это, Лоренс все равно его любил.

— У меня и свои деньги есть, Фредди. Театр каждый вечер битком от желающих поглазеть на меня. И ты не один, кто может и хочет купить мне дом. Пока я танцую, ты не сможешь перекрыть мне кислород.

Фред усмехнулся. Даже с одобрением. Ему стало ясно, что Лоренса не уговорить. Особенно теперь, когда он провел связь между DTF, которое временно лишит его возможности танцевать, и тем, что пока он востребован, может быть независим от Фреда.

— Любишь меня, значит? И тут же намекаешь на своих любовников. Очень умно.

— Ты знаешь, что я не сплю ни с кем, кроме тебя.

— И, похоже, тебя привлекает воздержание. Потому что я спать с тобой больше не собираюсь, — отрезал Фред. — Если куча лекарств и фильтров, которые помешают мне чувствовать твой запах.