— Мы с ним тоже понимали и чувствовали друг друга, — беспомощно буркнул Шон. На остальное ему было нечего ответить. Он до сих пор не знал, как загладить вину за тот случай после выпускного. — И я — его истинный, так что…

— Что? Думаешь, из-за этого на особых правах? — Ваня насмешливо выгнул бровь. — Он ненавидит тебя. Мы редко говорили о вас, но он всегда злился и ругался, не хотел вспоминать. Ты его обидел и потерял расположение.

— Тогда почему он не выбросил мою сумку и не удалил наши фотки? — огрызнулся Шон, цепляясь за это, как за спасательный круг. — Он вовсе меня не ненавидит! Обижен и не хочет признать, что скучает и все такое.

— Да? Ну попроси прощения, и завтра вы поженитесь. Еще скажи ему, что он должен родить тебе парочку детей. И тогда поженитесь уже сегодня, — продолжал потешаться Ваня. На него хотелось злиться, а лучше — отвесить подзатыльник. Но первое было сложно из-за его внешности, а второе — опасно.

Шон тихо рыкнул от досады. Ведь Ваня прав, можно обманывать себя сколько угодно, а Ким так и останется упрямым бараном, которого не переспоришь. Лишь путем долгого и незаметного воздействия удастся приблизиться на самую малость. Но далеко не факт, что он теперь на пушечный выстрел подпустит к себе Шона. Если учесть, как он от него бегал — совсем без шансов. Но… там, в переулке, он же позволил помочь, даже, казалось, успокоился немного на руках Шона, доверился ему.

Телефон Вани зазвонил и, когда тот вытащил его из кармана, Шон заметил фотографию Чарльза. Русский помедлил, качая головой, словно раздумывая, что и как будет врать. Потом на лице появилась совершенно неуместная в их ситуации счастливая улыбка, и он заговорил бодрым голосом.

— Привет, атэ! Ты получил наши фотки?

Шон завис. Ваня назвал Чарльза «анатэ»? Почему? Что за ерунда? Ведь он точно знал, что кроме Дерека и Майкла у Кима братьев нет.

— Да, мы посмотрели, — холодно и безэмоционально, отозвался Чарльз. У Вани был достаточно громкий динамик, Шон мог отлично разбирать каждое слово и детские вопли на заднем плане. Отчего-то перехватило дыхание, словно он соскучился не только по Киму, но и остальным Ронвудам. — Если медаль и правда золотая, то у нас неподалеку ломбард.

— Не беспокойся, он ее и так пропьет, — хохотнул Ваня. И Шон невольно улыбнулся, слушая их диалог. Чужой человек мог бы подумать, что Чарльз совсем не рад победе сына и злорадствует, намеренно обесценивает ее, говоря о продаже медали. Но на деле все не так, уж Шон точно знал. Самым явным проявлением любви и гордости было то, что Чарльз вообще позвонил, а не проигнорировал сообщение и не сделал вид, будто у него совсем нет никакого сына.

— Вы в гостинице? Или еще надеетесь какой-нибудь отвратительной выходкой опозорить отца?

— Нет, нет. Ким спит и храпит на всю комнату. Хотел ехать за каким-то омегой, говорил, теперь-то он точно ему даст. Но не смог — вырубился, — кажется, Ваня сочинял на ходу. Шон был рад, что в этот момент его не пихнули ногой, требуя имитировать храп.

— Стареет, — хмыкнул Чарльз.

— Слушай, он тут заявил, мол, такой крутой и всех победил, так что будет праздновать и кутить. Короче, он хочет свалить на каникулы путешествовать по Америке.

Шон напрягся. Это было очень похоже на отмазку, чтобы не показываться дома. Но подобный расклад мог плохо кончиться. Да и вообще, невозможно же всю жизнь скрывать! За пару недель травмы не заживут. Не проще ли сразу во всем признаться родителям?

— Вот как? Ну, знаешь, если он даст мне честное слово, что ноги его не будет в моем доме минимум две недели, то я даже готов проспонсировать поездку, — заявил Чарльз.

— О, здорово! А мы тогда вернемся к началу учебы, — обрадовался Ваня, что его обман прокатил.

— Нет. Ты вернешься послезавтра. Как и собирался.

— Но Киму будет скучно без меня, и я хотел тоже поехать, — жалким и почти скулящим голосом проговорил Ваня, будто выпрашивал конфетку.

В трубке повисла тишина, и Шон сам не знал почему, но насладился игрой мимики, которая случилась на лице Вани. С другой стороны, вот сейчас он опять, четко и ясно осознал — страх к Чарльзу был не случайным, а вполне себе обоснованным. Потому что если его пронзительное молчание так действует на человека, безжалостно убившего двоих парней три часа назад, то это неспроста!

— Ну… точнее, хорошо. Как скажешь, — пролепетал Ваня, не дождавшись никаких слов от Чарльза. — Но я все время буду грустным и много плакать, чтобы ты чувствовал, как я расстроен.

— Тогда я все время буду веселым и много тебя бить, чтобы не бесил слезами, — усмехнулся Чарльз. Нет! Против него нет контрприемов, он всегда остается победителем и добивается своего. На что Ваня рассчитывал?

— Ладно, ладно. Ты очень злой, анатэ, и меня не любишь.

— Рад, что мы это выяснили. Ким и МакКензи не передрались?

Шон невесело улыбнулся от мысли, что Чарльз не забыл его. Он кивнул Ване и жестом показал на свой нос.

— Ну слегка, — проговорил Ваня. — Ким ему нос разбил.

— Значит, все в порядке. Они много общались?

— Не очень. Ну, точнее, выпили вместе, а потом Ким умчался покорять омег, а МакКензи, я думаю, вообще педик.

Шон чуть не подавился и едва удержался, чтобы не закашляться. Ему вообще казалось подозрительным, что Чарльз им интересуется. А вдруг он тоже о чем-то догадывался, как и друзья Кима?

— Ладно, Ванька, с вами все ясно. Пусть Ким позвонит мне, когда очухается.

— Хорошо. Пока!

Связь прервалась, и Ваня резко выдохнул, запустив пальцы в волосы и растерянно глядя перед собой. Шон хотел воспользоваться состоянием русского и подколоть его, но дверь операционной открылась, и к ним вышел один из альф. Шон мигом забыл обо всем и кинулся к нему.

— Как Ким?

— Средне-паршиво, — врач закурил, осмотрев сперва Шона, потом Ваню. — Вы кто ему?

— Я — истинный, — выпалил Шон, стараясь заглянуть за спину альфы и увидеть Кима. Он поймал на себе странный взгляд и быстро добавил: — И это не я его так.

— Правая рука больше не восстановит прежнюю функциональность, — начал альфа, и от первой же новости нутро Шона сжалось. — Может быть, он сможет что-то ею делать, но, например, писать — нет. Нога будет болеть долго, там серьезный перелом и разрыв связок, повреждена мышца. Ушибы на лице и теле заживут, останется пара-тройка шрамов. По изнасилованию — все не совсем плохо. Если он, конечно, не залетел. Все-таки течка. Ну и… — он постучал себя указательным пальцем по лбу, как бы намекая, что события отразились на Киме не только физически, но и в его голове и мыслях.

— Спасибо, — смог выговорить Шон.

Он наконец увидел Кима. Того переложили на небольшой узкий, но прямой диванчик и укутали старым шерстяным пледом. Он закрывал лицо сгибом локтя здоровой руки и нервно вздрагивал. Жалость, любовь, раскаяние, нежность, желание, тоска, страх и боль — все перемешалось в Шоне. Похоже, так можно охарактеризовать полное смятение и растрепанные чувства. Прошлое было ужасным, а будущее — туманным. Он точно знал лишь одно: что хочет находиться рядом с Кимом, максимально долго и предельно близко. Не обращая на врача внимания, он прошел в комнату и сел на пол возле Кима, уткнулся лбом ему в бок и закрыл глаза, вдыхая болезненный, оттененный кровью, но самый важный и родной запах.

Прошло почти десять неподвижных минут, прежде чем здоровые пальцы Кима утонули в волосах Шона.

Комментарий к 19. Немного Чарльза в бочке дегтя

Ребятушки, случилось что-то странное, и новая глава после публикации не отразилась ни у кого в обновлениях. Пришлось перезалить. Спасибо всем, кто успел написать отзывы, жаль, что они удалились вместе с той главой.

========== 20. Любовное гнездышко ==========

======== Двадцатая глава ========

========== Любовное гнездышко ==========

Шон теперь ужасался своей наивности, которая всерьез граничила с глупостью. Как можно было позволить себе, даже ненадолго, поверить, что самое плохое позади? Да ведь и в фильмах отлично раскрыли эту тему: стоит сказать, что хуже не бывает, как начинается дождь и гроза, а герой внезапно оказывается посреди темного дремучего леса, по колено в вязкой грязи, окруженный маньяками.