— Ну-ну, — сказала Мара брезгливо, — Значит, только бескорыстная помощь? Надеюсь, сказки о том, что ты иногда позволяешь себе близость с человеческими девками, это всего лишь сказки. Потому что иначе мне даже подумать страшно, что будет, когда об этом узнает Майви.

— Только попробуй сболтнуть ей что-нибудь в этом роде! — возмутился Нер, — Я тебе такой овраг по границе вырою, что всё твоё вонючее болото туда утечёт!

— Оставь моих людей в покое, и тогда я, так уж и быть, забуду о твоих шалостях.

— И парня больше тоже морочить не смей, — воинственно добавила Ёлка.

— Какого ещё парня? — встревожилась Мара.

— Патрульного, загридинца!

— Не-е-ер! — в голосе Мары зазвенели угрожающие нотки, и кот, услышав их, вышел из избы, на ходу принимая человекоподобный облик.

— Ну а что такого? — сказал Нер, сразу сбавив тон, — Симпатичный малый, добрый и к тому же честный. Пусть бы женился на Омелке и остался жить у меня. Он меня, между прочим, у Рискайских ворот от Грида спас.

— Нер! — почти в один голос воскликнули и Мара, и Ёлка, и Ист.

— А что, пускай бы Грид меня прибил?

Мара даже слегка разрумянилась от возмущения.

— Что ты вообще делал за Оградой, в уделе Грида?

— Гулял. Там забавно, люди такие непуганые…

Мара всплеснула руками.

— Ист, ты это слышал? Мало нам неприятностей с домом Грида, этот ненормальный решил у него ещё и человека украсть! Ах ты глупый, жестокий мальчишка! Ты что, не понимаешь, чем могут закончиться твои игры с судьбами чужих младших? Ладно Зуево семейство и Добрыня, они лесные, между собою мы разберёмся. Но уводить человека из-за Ограды? Воздействовать на его волю, чтобы он захотел остаться здесь? Возмутительно!

— У Грида в уделе люди дохнут пачками, а ему плевать. С чего бы ему расстраиваться из-за одного-единственного потерявшегося в Торме парня?

— А эта белокурая женщина? Она родом из удела Изена.

— Не очень-то Изен беспокоится о её судьбе, — буркнул Нер себе под нос.

— Изен против вмешательств в вероятности судеб младших. Не хватало нам из-за твоих проделок рассориться ещё и с ним!

— Ну, раз это так важно, верну всех этих людей на место, туда, где взял. Никто ничего и не заметит.

— Ты что, издеваешься? Своим вмешательством ты уже исказил вероятности судеб всех этих людей!

Тут Нер рассердился всерьёз.

— Хватит на меня орать! Ист, уйми свою жену, её, видно, Ёлка покусала. Я всё понял и немедленно ухожу. Не смею больше возмущать силу в ваших уделах.

Кипя от обиды, он бегом спусился с Еловой горки, притронулся к стволу молодого клёна, росшего на опушке, и исчез.

— Боюсь, дорогая, только что ты создала сразу несколько тёмных веротностей, — грустно сказал Ист, вновь принимая кошачий облик.

Примечания:

*Вольник толсто намекает на то, что всё имущество Зуя со временем достанется в наследство мужу его старшей дочери.

**Розовый кварц — талисман искренности, взаимной любви и верной дружбы, "камень сердца".

***Вабить — приглашать, призывать, подманивать.

****Тиша не знает, как правильно обратиться к Торвин (девка она или тётка? да и вообще, почему одевается и ведёт себя, как мужчина?), и потому использует вежливое обращение, принятое у тормалов по отношению к чужакам.

*****Ихана — дивный, волшебный.

******Зорить — отбеливать росой. Холсты расстилали на всю ночь по траве, девушки оставались рядом, чтобы присматривать за ними, а парни приходили их развлекать. Отсюда и название: зорить — надзирать, присматривать.

Проснувшись поутру, Тиша обнаружила рядом с собой вместо Вольника куклу, связанную из соломы и веток и старательно наряженную во всю одёжу, что Добрыня купил в Кустецах. Девушка испугано ахнула, а Добрыня, заглянув к ней и увидев, что произошло, только вздохнул:

— Эх, грехи наши тяжкие… Ушёл, значит, наигрался. Жаль.

— Дядь Добрыня, — сказала Тиша, вылезая из-под возка и стряхивая с себя солому, — А ты ведь с самого начала знал, что он хранитель. Верно?

— Сначала не знал. Потом уже, в Кустецах увидел. Он когда с прясла упал и поранился, кровь на повязках застыла золотом.

— Почему ж ты остальным не сказал?

— Нер очень просил не выдавать его. Обещал оберегать в пути, если дам наиграться и подскажу, как вернее прикинуться человеком… Ты, славница, на него не сердись. Поцелуи этла — они девкам красы и удачи прибавляют.

— А я и не сержусь, — сказала Тиша грустно, — Просто жаль, что всё оказалось обман. Даже имя, и то не настоящее.

— Имя подлинное, только названное так, чтобы нам, людям, было понятно. На наречии детей силы "неру" значит "воля".

— А кто ж тогда такая тётка Егоза? И что за хутор Зеленопутье?

— Что до тётки Егозы, Нер сказывал, будто так вернее всего переводится на всеобщий язык имя его матери. Этлы же кличут её Ро-вэнна, "Резвая шалунья". А Зеленопутье… Прежде, в старые времена, Рискай не был голой пустошью. В тех самых местах, вдоль которых мы давеча шли к Задворкам, лежало большое озеро, названием Виелина, а вокруг него можно было идти светлым и чистым лесом без помех аж до самой Ровеньонской чащи. Вот про те места раньше и говорили: Зеленопутье.

— Надо же… А теперь и не скажешь. Куда ж делось озеро? Отчего пересохло?

— Кто его знает. Может, этл тамошний помер, а может, и ещё чего стряслось…

Тут к возку подошла Торвин, уже одетая по-походному, с осёдланным Тууле в поводу.

— Нет времени на болтовню, — строго сказала она, — Сворачиваем лагерь, пора выдвигаться.

Отъезд с Еловой горки вышел каким-то безрадостным. Добрыня выглядел встревоженным, дядька Зуй беспокойно щупал повязку на плече и поправлял топорик за поясом. Тётка Ёлка то и дело принималась вздыхать и осенять всех подряд охранными знаками, словно провожала не торговый обоз, а войско на передовую. Тиша уныло смотрела в землю, избегая встречаться с ведьмой взглядом. Торвин выглядела хмурой и усталой, будто простояла в карауле всю ночь. Зато Нарок с Омелой были бодры, обменивались улыбками и загадочными взглядами, и ничего не замечали вокруг. Только спустившись с Еловой горки, Нарок вдруг спросил:

— А Вольник у нас где?

— Опомнился, — хмыкнул Добрыня, — Вольник ещё затемно ушёл. Он нынче, пожалуй, заполуднует в Неровье, не то что мы.

— Отставить разговоры и шевелите лошадей, — рыкнула, не оборачиваясь, Торвин, — Тогда, может, заполуднуете на Торговой тропе, а не посреди бурьяна.

— Э, мать! — встрепенулся Добрыня, — А ты куда ж это нас ведёшь? Яблочная горка в другую сторону.

— Яблочная горка в подорожной не значится.

— Ну-ну, — буркнул Добрыня себе под нос, вытащил из кошеля на поясе странный амулетик — два тонких прутика от деревьев разной породы, оплетённые по кругу сухой травинкой — и украдкой уронил его на землю.

Редколесье понемногу сменилось густыми зарослями орешника и бузины, стёжка стала почти незаметна. Прошло изрядно времени, прежде чем дядька Зуй бегом догнал ломящуюся через кусты Торвин и спросил:

— Уважаемая, ты уверена, что правильно нас ведёшь? По всему мы уже должны давно быть на Свитовой тропе.

— Понимаю, — хмуро откликнулась Торвин, — Вот только эта ракшасья тропа как сквозь землю провалилась. По моим ощущениям мы движемся верно, но могли немного уклониться к закату. Ты знаешь эти места?

— Не слишком хорошо. Мне кажется, мы сильно забрали в Истоки, но на окрестности Истова Хребта это не похоже, да и ручьёв что-то не слышно. Самое время снимать порты и надевать их наизнанку да задом наперёд.

Торвин смерила лесовика недобрым взглядом.

— Зуй. С подобными лесными байками — в возок, к Добрыне. Можешь ты по-человечески сказать, в каком уделе мы сейчас находимся?

— Это не Марь. На Мари я и с закрытыми глазами не заблукаю. Может, мы какой-то ракшасьей волей попали в лесной коридор?

— Ясно. В возок, к Добрыне. Вам, тормалам, без баек — как без пряников, это я уже поняла.