– Считаешь, нам надо забрать показания? – шепчет Кэлли. – Семья меня ни за что не простит.

– Нет, – мотаю я головой. – Нельзя этого делать, пока мы точно все не проверим. Мы должны знать наверняка.

– Как мы вообще это сделаем? – Кэлли складывает руки на груди. – Прошло почти десять лет. Если бы помимо нас были люди, которые что-то видели, они бы сообщили полиции еще тогда.

Пустота в животе разрастается.

– Если только у них не было причин молчать.

– С чего вообще начать? – спрашивает Кэлли. – Подумай, что ты говоришь, ты собираешься искать убийцу.

Или убийц. Я не решаюсь высказать это вслух, но, возможно, Лори убил вовсе не «монстр», а другой человек, который просто все подстроил, чтобы полиции так показалось.

Я вытираю ладони о пижаму. Комната кажется маленькой и душной, как сауна.

– Мы были в доме, когда забрали Лори. Но наверняка мы что-то упустили… что помогло бы нам сложить картину воедино.

– Но ведь завтра ты летишь домой, – говорит Кэлли.

Так странно слышать, что кто-то назвал Флориду моим домом. Для меня она навсегда останется просто местом, где находится дом бабушки, очередной остановкой на том огромном круге, по которому я брожу. И Фейетт мне тоже не дом. Это просто место, с которого я начала. Я пойду на все, лишь бы оставить его раз и навсегда. А если нам с Кэлли удастся провернуть эту авантюру со Стоуксом, возможно, у меня это даже получится.

– Перенесу рейс, – говорю я.

– Хорошо. – Кэлли выдыхает с тихим шипением. – Так с чего начнем?

– Пока не знаю.

Это ложь. Правду я держала в себе все эти годы – ту часть истории, которую никогда не рассказывала прокурорам, потому что не хотела, чтобы у нее были неприятности, чтобы ее у меня отобрали. Часть истории, которая до этого момента казалась мне незначительной.

Сестре что-то известно о той ночи. Она знает, кто еще, кроме Уайатта Стоукса, мог желать Лори зла.

Я уверена в этом, потому что за час до того, как мы той ночью отправились спать, я слышала телефонный разговор. Лори позвонила Джослин и сказала ей держаться от нее подальше.

Да, я лгунья, но, кажется, мне стоит это объяснить подробнее.

Первое: у меня в семье врут все. Отец, наверное, был хуже всех нас: бывало, он звонил в кредитную компанию и клялся, что его карточку украли, лишь бы не платить лишние двадцать баксов.

Сестра тоже врала. Я слышала, как полиция спросила у нее, когда она в последний раз видела Лори. Я видела, как Джослин, засунув ладони в задние карманы джинсов, спокойно отвечала им, что с самого утра не видела подругу и не разговаривала с ней. Я понимала, что это ложь: они говорили по телефону той ночью, когда Лори пропала.

Второе: мне было восемь. Я мало что знала, но понимала, что врать полицейским – плохо и, если я что-то скажу о телефонном звонке, Джослин вляпается в глубокие неприятности.

Поэтому, когда меня попросили расказать обо всем, что случилось той ночью, я опустила тот факт, что подслушала разговор Лори с Джос.

Что мне было делать? Она моя сестра, и меня в холодный пот бросало от мысли, что ее могут у меня забрать. Я боялась, что за вранье ее посадят в тюрьму. Мне пришлось сохранить ее тайну.

Только когда Джослин уехала из города, на меня снизошло осознание. Я даже допустила возможность, что моя сестра, которая и мухи бы никогда не обидела, не чувствуя при этом вины, могла быть как-то связана с убийством своей подруги.

Это была крохотная ложь во спасение – когда я не сказала полиции о телефонном звонке. Крохотная ложь, превратившаяся в огромное чудовище. Маленькая трусиха, я так боялась, что однажды кто-нибудь узнает об этом.

Я до сих пор не могу заставить себя рассказать об этом Кэлли, потому что трусихой остаюсь и сейчас.

Мэгги будит меня в шесть и зовет на кухню, завтракать. Я надеваю толстовку поверх майки, в которой спала, и встречаю ее внизу. Внутри назревает тревожное чувство.

Мэгги выдвигает стул и садится. Глаза у нее налиты кровью. Я сажусь за стол напротив нее. На тарелке меня уже ждет глазунья. Не верится, что она до сих пор помнит, какое блюдо из яиц я люблю больше всего.

– Как прошли поминки? – спрашивает она.

– Тяжело. – Я протыкаю желток вилкой.

Кофеварка пищит, сообщая, что кофе готов. Мэгги отодвигает стул и встает из-за стола.

– Тебе нужен компьютер, чтобы зарегистрироваться на рейс?

Я откладываю вилку.

– Гм, если честно, мне хотелось бы позвонить и отложить рейс до конца недели, чтобы пойти на похороны к Ари. Если ты не против.

Мэгги выглядит растерянной, и мое сердце замирает. Вдруг на лестнице раздаются шаги. На кухню, потирая глаза, заползает Кэлли.

– Смотрите-ка, кто решил составить нам компанию, – говорит Мэгги. – Что это ты так рано встала?

Кэлли наливает себе чашку кофе, прислоняется к стойке и пожимает плечами.

– Так ты не против? – спрашиваю я Мэгги. – Если я останусь еще на пару дней?

Она снова обращает на меня внимание.

– Конечно. Оставайся у нас сколько хочешь. Однако на похороны тебе нужно будет надеть что-нибудь поприличнее. Как насчет того, чтобы съездить в «Таргет»?

Кэлли глядит на нас поверх кружки.

– Тесса сегодня собиралась поехать со мной к Эмили. Наверное, ей сейчас тяжело.

– А-а-а. – Я вижу, что Мэгги расстраивается, но уже через пару секунд она снова улыбается. – Ладно, тогда, может, завтра?

– Конечно. А пока Тесса может надеть что-нибудь мое, – говорит Кэлли. Она кивает головой в сторону лестницы. – Я покажу, что у меня есть в шкафу.

Все игнорируют тот факт, что у Кэлли второй размер, а у меня – шестой. Ясное дело, Кэлли просто хочет, чтобы от меня отвязались; но Мэгги почему-то не кажется странным, что ее дочь, еще два дня назад сравнивавшая меня с бездомными попрошайками, теперь собирается играть со мной в переодевания у себя в комнате.

Я благодарю Мэгги за завтрак, мою за собой тарелку и следую за Кэлли в ее спальню.

Окно до сих пор открыто, вонь перегара сменилась запахом сырой земли с улицы. В Орландо после дождя воздух становится влажным до духоты. А когда дождем пахнет в Фейетте, ты ощущаешь, каким это место было до того, как человечество испортило его своим безобразием.

Кэлли садится в офисное кресло и начинает заплетать волосы.

– Ночью я думала, почему жертвой стала именно Ари. Она непохожа на остальных девушек.

– И Лори – тоже, – отвечаю я.

– Понятное дело, но ведь Ари на Лори тоже не была похожа, – говорит Кэлли. Она собирается с духом, как будто подбирает слова, чтобы они не звучали слишком жестоко. – Я имею в виду… Ари была симпатичной, да, но она не была особенно уверена в себе. Ей нравилось думать, что она хорошо знает уличную жизнь, но на деле она в ней ничего не смыслила.

Ник говорил, что Ари хотела уехать из города. Может, она просто подсела в машину не к тому человеку.

«Или все было еще хуже», – думаю я, вспоминая горячее дыхание Мэри Дюрелз на своей шее.

– У Ариэль была работа в Мейсоне? – спрашиваю я Кэлли.

Она заканчивает заплетать косу и завязывает ее резинкой.

– Вряд ли. Она подрабатывала няней, пока была в средней школе, но, когда ее мама вышла из декрета, отец заставил ее присматривать за Кэрри Энн и Дейвом.

Я сажусь на кровать и вытягиваю ноги; колени чуть хрустят. Не знаю, как признаться в том, что сказала мне Мэри, чтобы не казалось, будто я подозреваю Ариэль в занятии проституцией. Я вдруг вспоминаю, как мы собирались дома у Кэлли и играли в отель. Семилетняя Ари выполняла роль администратора, спокойно сидя за складным столом в старом пиджаке Мэгги и сатиновом шарфе. Во что бы мы ни играли, Ариэль соглашалась на любую роль, которую ей давали.

Кэлли глядит на меня, заметив, что я отвлеклась.

– Что такое?

– На поминках Мэри Дюрелз намекнула, что Ари была, ну, знаешь… что она продавала себя.