В дверь стучат, я не отвечаю, пока картина не будет окончена, не могу остановиться, не могу подать голос.
— Микаэла, я вхожу, — я не слышу его вежливого тона и то, как скрипнула дверь, потому что последние штрихи дополняют картину. — Ох… — произносит ангел, и только в этот момент я просыпаюсь, разворачиваясь.
Мужчина стоит в дверях, приложив руки к губам, а в серых глазах восхищение, смущение, удивление и восторг. Гордость заполняет меня изнутри.
— Ты правда видишь меня таким? — не верит книголюб, неотрывно смотря на холст с уже законченной картиной, которой осталось только высохнуть.
— Я не могла забыть тот момент, когда увидела их, и тебя в той комнате. Я даже завидую, иметь столько света. Я лишь человек и такого мне не видать. — немного растерянно отворачиваюсь к картине, на которой мой ангел хранитель стоит смущённый в темной комнате, раскинув огромные белые крылья, заполнив ими пространство, что они еле помещаются в маленьком помещении. Одежда валяется в его ногах, как нечто лишнее, чуждое. Но хоть комната и мрачна, свет лампы падает на его бледную кожу, впитывая тепло грязного теплого света. А сам ангел излучает такое благоговейное благочестие — отвести взора невозможно.
— О, Микаэла. Не говори так. Ты пестришь красками. И меня восхищает то, на что способны человеческие руки. Право, мне очень неловко. — мужчина ещё раз смотрит на мое творение и снова переводит взгляд на мои зелёные глаза.
— Оригинал мне не переплюнуть, — улыбаюсь и тянусь для поцелуя, который дарят эти мягкие и податливые губы.
Из недр поднимается желание, с которым не совладать. Обвиваю руками шею желанного мужчины, прижимаясь к его груди, вдыхая сладкий аромат земляничного джема. Слышу шелест крыльев и сквозь поцелуй улыбаюсь. Все ещё волнуется, опасается, что может пасть, отдаваясь любви. Не может успокоиться и перестать думать о том, что его белоснежные крылья могут почернеть. Но я не верю, что-то, что между нами происходит, способно заставить пасть. Не бывает такой несправедливости. Однако видеть их мне приятно, и каждый раз, как первый. Отстраняясь, лишь бы взглянуть на него и выдохнуть так счастливо и восхищённо.
— Микаэла, перестань. Я… Смущаюсь, когда ты так на меня смотришь. — но все же улыбается книголюб, несмотря на слова.
Я уже и не помню, когда из Майк стала вновь Микаэлой. Ненавижу свое имя, никогда не могла понять, зачем меня так назвали, но из его уст оно звучит особенно приятно, и я позволила. Если кто-то другой посмеет, получит в рожу, не сомневайтесь. Но не он. Не мой ангел.
Азирафаэль целует меня, впивается жадно, неистово. Его бедра вплотную прижимаются ко мне, и я ощущаю его нетерпение, возбуждение. Радость переполняет изнутри. Руки уже потянулись к вороту рубашки, чтобы расстегнуть ненужную одежду, залезть пальцами под ткань, ощутить желанную кожу ладонями. Азирафаэль берет меня за руку, переплетая вновь наши пальцы, уводя в другую комнату, по мальчишечьи улыбаясь и шелестя перьями.
— Не хочу ненароком зацепить твой шедевр, — поясняет он.
В каждом слове, действии, сквозит забота и опека. Мы оказываемся в спальне. Ангел заботливо берет платок из нагрудного кармана и вытирает краску с моей щеки. Прикосновения обжигают мою кожу огнем. Беру его пальцы и целую.
Во мне кричит нетерпение. Хочу, желаю, люблю!
Одежда быстро летит в сторону — она лишняя, всегда будет лишним. Перед друг другом мы представим такими, какими создал нас Господь, и пусть он смотрит, что нет в наших мыслях злого умысла, что нет в нас желания похоти. Только единения.
Ангел подминает меня под себя. По сравнению с ним, я хрупкая, маленькая, незначительная. Но я с достоинством и честью выдерживаю желанного мужчину и принимаю его со всей благодарностью. Он, как обычно, нетерпелив и вначале даже слегка больно, потому что врывается его горячая плоть в меня резко, грубо, до конца, но все равно я счастлива.
Азирафаэль замирает, и мне на секунду кажется, что что-то не так. Серо-голубые глаза смотрят в мои, и впервые я слышу желанные слова.
— Богом клянусь, Микаэла, я люблю тебя, — восхищённо произносит Азирафаэль, вглядываясь в мое лицо.
Вот это я понимаю — признание. Утыкаюсь носом в его шею и целую. Мурашки проходят по всему телу мужчины, и он выпрямляется, оглаживая мою талию, бедра, грудь. Ласково, нежно, запоминая изгибы самыми кончиками пальцев.
Азирафаэль начал двигаться во мне, выходя почти полностью и снова заполняя. И с каждым толчком он делает это быстрее, сильнее, грубее. Выкрикивать его имя — одно удовольствие. Поэтому не стесняюсь восхвалять своего любовника. Танго по сравнению с нашим танцем — лишь жалкий вальс, который танцуют неумелые подростки. Мы сплелись не только телами, но и душами, я чувствую это, я знаю. И отдаюсь этому полностью, принимая в себя его с благодарностью.
— Я люблю тебя! — кричу, запрокинув голову и замирая в сильных руках, сотрясаемая оргазмом, одним за другим проносящиеся по телу.
Горячая жидкость плавит мои внутренности, но я рада слышать его удовольствие. Сдерживаемый стон вырывается из его лёгких и в благодарность мужчина целует меня в лоб.
— Белые? — вновь спрашивает меня мой мужчина, когда я уже и забыла о существовании двух гигантов, раскинувшихся в спальне.
— Белее не бывает.
Вернувшись после событий в комнате в помещение, где стоит моя картина, решила залезть в свою сумку, чтобы добавить пару штрихов чернилами. Ангел тем временем ушел в ближайший ресторанчик заказать нам еды.
Нанеся пару штрихов, осталась полностью довольна. Теперь можно и перекурить. Маленькая цветная сумка находилась в коридоре, куда я и направилась. Стала искать сигареты. По спине пробежал холодок, а руки тут же взмокли. Нет. Ещё раз переворошив сумку, не нашла. Перо! Ручка, точнее копия той самой ручки с гравировкой Азирафаэля пропала. В паническом страхе я вытряхнула все на пол и не нашла ничего. Страх обуял меня с головы до ног.
Вот черт! Так, нужно просто вспомнить, куда я дела эту вещицу.
Спустя час копошения в вещах, перо так и не было найдено. Вот теперь я готова грызть ногти. Вернулся Азирафаэль, и я тут же подскочила к нему, да так прытко, что несчастный чуть еду не выронил.
— Азичка, солнышко мое, а ты ручку никакую не видел? Ну, такую красивенькую, с твоей гравировкой позолоченной, а? Ты ещё когда-то мне ее отдал безвозмездно? — я была похожа на гребаного сумашедшего ученого, потерявшего свой объект исследований.
— Нет, дорогая. Не видел. Потеряла? Не страшно, я не обижусь, — постарался приободрить меня ангел.
Только нихрена это меня не успокоило. Где эта чертова ручка?!
Если бы я знала, кто ее в итоге найдет, действительно лучше бы выкинула подальше в Темзу и не вспоминала бы о ней никогда.
Комментарий к Глава 7: Осознание, признание, потеря
Музыка которую Майк слушает во время написания картины Fly - Ludovico Einaudi.
Всегда рада отзывам ^^
========== Глава 8: И плед, и какао, и все счастье в этом мире ==========
В этот день вся вселенная намекала, что что-то случится. Череда случайностей и неудач преследовали мою скромную персону по пятам, начиная с самого пробуждения. Я понимала, что произойдет что-то нехорошее. Нет, даже не так. Наступит полный пиздец! Я предчувствовала, что случится огромный БУМ! И только писюны по стенам.
Чтобы было понятнее, лучше опишу все с самого начала.
Проснулась я слишком рано, потому что не лёгкая тушка моего ангела придавила меня так, что мозг давал сигналы SOS. Мужчина, конечно, мягкий, уютный и прочие милые прилагательные, только вот, тяжёлый ужасно. Выпутавшись из-под Азирафаэля, который во сне, кажется, считал меня огромной булочкой, обслюнявил мое плечо. Погода на улице сегодня была — вот не дать ни взять — Лондонская! Дождь бился о стекло, пытаясь пробраться внутрь, создавая неуютные ощущения, холодя все органы. На минутку мне думалось: было бы отличным решением забраться снова под ангельское крыло, но звук капающей воды заставил меня принять другое решение. А именно — отправиться за поиски протечки. Обнаружилась она в дальнем углу зала со стеллажами. Прямо с потолка срывались холодные капли, падая на пластиковое ведро, стоящее в углу. По всей поверхности расползалось жуткое мокрое пятно, которое, если не устранить, будет грозится обрасти плесенью и такая атмосфера точно неблагоприятна для книг. Перевернув ведро, удостоверилась, что больше нигде не протекает. Как проснется мой книголюб, оповещу его о насущной проблеме. Дальше я думала почистить зубы, но и тут неудача поджидала меня из-за угла, точнее, из трубы. Как только я открыла кран, вентиль слетел с резьбы, и огромный поток горячей воды хлынул на пол.
