Вторая сюжетная линия «предыстории» праздника зеркально отражает первую. Витя рассказывает о семейной ссоре дедушки и бабушки. Событие это редкое, потому так впечаталось в память. Тональность повествования о драматическом эпизоде жизни – юмористическая. В рассказе о примирении, которым «руководил» Витя, полно ироничных фраз (кругом тонкая политика) и сравнений (дедушка, как Илья-пророк, умчался на телеге).

Интонация Вити-рассказчика раскрывает глубинный смысл взаимоотношений мудрых дедушки и бабушки, утверждает традиционный закон (хозяином я в дому был и хозяином останусь).

Развитие сюжетного действия – три дня, проведенные в доме дедушки и бабушки, многочисленных гостей-род-ственников. С детальной подробностью выписан каждый день, темпоритм повествования замедляется. Описание приезжающих родственников представляет собой своеобразную летопись рода Потылицыных. Точно указана линия родственной связи, имена, место проживания: Кольча-старший приехал из города с женой Натальей… Дядя Вася с тетей Любой пришли с Базаихи пешком… Маня – тетка… с мужем Зыряновым приплыли на лодке от Майского шивера… Тонким лиризмом проникнуты речевые и портретные характеристики родственников (и седые мои дядья и тетки… молодели лицом).

В контексте повествования органично звучит внесюжетное отступление – перечень родовых колен села Овсянка. Это самая распространенная фамилия – Фокины, затем Шахматовы, затем – Потылицыны, а затем – Верехтины. Родословие Потылицыных записано в историю села.

Отдельный рассказ об отчаянной фамилии Верехтиных построен на основе контраста между ними и фамилией Потылицыных – главных героев «Бабушкиного праздника». Верехтины известны жестоким буйством в своих праздниках. Празднество в родове Потолицыных – душевная встреча близких людей. В день приезда мужики дружно ловят ельцов для праздничной ухи, а бабы сноровисто и ловко стряпают.

Повествовательный центр рассказа – описание сельского праздника, основанного на многолетних традициях семьи. Торжественная интонация сопровождает ритуал выхода к столу старших – дедушки и бабушки (немыслимо нарядные, важные). Непривычна лексика обращений (.милости прошу, будьте ласковы), неспешное молитвословие (взрослые перекрестились на образа), «церемониальное» вступление в роль главы рода Ильи Евграфовича Потылицына.

Описание переходит к богато накрытому праздничному столу, выписанному в традициях русской классической литературы. Прием олицетворения делает стол живым участником торжественного события (студень колыхнулся при появлении гостей в горнице и дрожью дрожит). Синтаксический параллелизм передает всеобщий восторг (капуста в пластах, соленые огурцы ломтиками, петух отварной, рыжики с луком, подрумяненные ельцы, рыбный пирог). Градация усиливает радость приехавших на праздник детей (шаньги, печенюшки, так и этак…).

Нравственное и эстетическое средоточие праздника – народная песня. Этот образ – символ русской души. Запевает бабушка, постепенно подхватывают гости и возникает обобщенная картина национальных традиций и семейно-родового уклада: в нашей избе началось повальное целование, объяснения в вечной любви, заглушаемое шмыганьем потылицынских носов.

Широкая и раздольная песня сменяется плясовой. Возникает образ односельчанина Потылицыных – Мишки Коршукова. Это сквозной образ книги «Последний поклон». На бабушкином празднике он гармонист, который задает тон неудержимому веселью: Гармошка со всхлипом, надрывом и шипом выдавала из дырявых мехов отчаянную плясовую. Гулянка вошла в самый накал. Кульминация рассказа передана с помощью разнообразных средств. Это и пляска до изнеможения, и разнобойный шум голосов, и пронзительная песня про трагическую любовь вора-бандита, и надрывные всхлипы дяди Левонтия (что такое жисть?) Картина семейного празднества разрастается до масштабов национального бытия.

Развязка действия – вечер праздничного дня (,гулянка постепенно шла на убыль), ночевка многочисленных гостей в родном доме и следующий день – проводины. Мотив родовой памяти – смыслообразующий в последних абзацах рассказа. Основной топос – сельское кладбище. Туда отправились приезжие родичи попроведать своих. Память о живых, память об ушедших делает членов семьи – родом, «фамилией». Интонацией спокойной торжественности наполнено перечисление тех родичей, которые один за одним вскоре отойдут в мир иной: дядяМитрий, тетя Мария, дядя Ваня, дети Кольчи-младшего. Светлой печалью пронизаны последние строки рассказа: все опять вместе… в единстве… – там, где нет ни болезней, ни печалей, ни воздыхания, но жизнь вечная.

См.: «Сибирские огни», журнал. «Синие сумерки», сборник. Концепт «дом» как организующее начало прозы В. П. Астафьева в первом периоде творчества.

См.: В. П. Астафьев как очеркист.

Рассказ «Белогрудка» был написан в 1961 г., в это время Виктор Петрович Астафьев учился на Высших литературных курсах в Москве. Впервые был опубликован в газете «Звезда» 3 сентября 1964 г. (Астафьев В. П. Белогрудка // Звезда. 1964. 3 сент.). В этом же году напечатан в журнале «Молодая гвардия» (Астафьев В. П. Белогрудка // Молодая гвардия. 1964. № 10. С. 162–165). Был включен в сборник «Весенний остров» (Астафьев В. П. Белогрудка // Весенний остров: рассказы для среднего и старшего школьного возраста. Пермь: Пермское книжное изд-во, 1964. 264 с.) и др. В Государственном архиве Пермского края в личном фонде В. П. Астафьева хранятся рукописи трех редакций рассказа «Белогрудка», изначально рассказ публиковался под названием «Сатана».

Выходец из далекой сибирской деревни, автор очень любил природу, поэтому главными героями его произведений, особенно для детей, часто становятся звери и птицы («Яшка-лось», «Стрижонок Скрип», «Капалуха» и др.). Природа мыслится, с одной стороны, как необходимое условие существования человека, а с другой – утверждается ее самоценность. Писатель выражает обеспокоенность бесцеремонным вторжением в нее человека.

Координатором художественного пространства в рассказе является описание крутого косогора вокруг двух сел, Вереино и Зуяты, которым начинается и заканчивается произведение, образуя кольцевую композицию.

Художественное время в произведении линейно: фабула и сюжет совпадают.

Сюжет рассказа заключается в следующем: в густолесье селится куница с белой грудкой. Через несколько лет она рожает кунят. Старательная и осторожная мать, куница бережет детей. Астафьев сразу же показывает читателю, что сама природа пытается защитить своих подопечных: Еловая и пихтовая крепь надежно хоронит от худого глаза и загребущих рук жильцов своих – птиц, барсуков, белок, горностаев. С большой симпатией пишет автор о главной героине – Белогрудке, описывая ее с помощью приема персонификации. Она ведь, как человек, все понимает и чувствует: Белогрудка… вся трепетала… Белогрудка совсем освирепела… Если бы Белогрудка умела кричать – закричала бы.

Имя персонажа символично: Белогрудка – это не только физическая характеристика, но и ассоциативные ряды: белый цвет – цвет чистоты, благородства; грудь – вместилище души, нравственность. Именно Белогрудка воплощает идею материнства, с которой связаны самоотверженность, любовь – все, что создает жизнь. Категория материнства является основополагающей в аксиологической системе мира В. П. Астафьева, доминирует в большинстве его произведений. Поэтому особенно показательно, что этическим образцом, выразителем этой идеи становится куница. Белогрудка любит своих детей, ласкает их: Мать грела их своим теплом, облизывая каждого до блеска.

Но злые мальчишки из деревни украли котят. Просто так, балуясь, не понимая, что причиняют горе живому существу и тем самым накликают беду на жителей деревень. Главная роль здесь отводится детям, и это не случайно. Ведь агрессия человека по отношению к природе оценивается автором как действие, свойственное неразумному дитя, который не ведает, что творит. Только неразумный человек, не научившийся пока (а самое страшное, если и в будущем не научится!) отличать добро от зла, может – без всякой нужды для себя, походя, из озорства – совершать насилие. Способность или неспособность к состраданию формируется в детстве. Мальчишка на гибель животного реагирует немногословно: Э, подох один. Проблема решается просто: Мальчишка взял котенка за лапку и кинул собаке. Вислоухий дворовый пес, всю жизнь просидевший на цепи и привыкший есть что дают, обнюхал котенка, повернул лапой и стал неторопливо пожирать его с головы. Драматизм ситуации изображается предельно лаконично. Особое значение здесь имеет наслоение и конкретизация деталей (собака стала не просто пожирать котенка, а неторопливо, с головы). Сцена дается как бы в восприятии Белогрудки, которая напряженно следит за происходящим из своего убежища, и в контексте эта деталь приобретает особенно зловещий и чудовищный смысл.