Через пару минут Патриков был у Комова.

— А! Братья Стругацкие ко мне пожаловали! — грустно рассмеялся Комов, выходя из-за стола и протягивая приятелю руку.

— Почему братья? — Николай на всякий случай оглянулся на дверь. — Я вроде бы один.

— А пишешь, как оба. Но ты не обижайся — не только ты такой умный. Представляешь, на одной вечеринке знакомый психотерапевт рассказал мне, как пациент поведал ему историю о страшных фантастических типах, которые повылазили из чемодана. Я посмеялся от души, а утром прочел твои писания.

— Ну и что?

— А как ты думаешь? Я добыл данные пациента, разыскал его, записал весь этот бред и подшил к делу. Кажется, мы с тобой будем знамениты.

— Послушай еще одну историю. На этот раз не столько фантастическую, сколько романтическую, — предложил Патриков и рассказал Комову все связанное с его визитом к поэту Блокову.

— Это ближе к реальности, — заинтересовался Комов. — Хотя, если собрать все вместе, то…

— Что собираешься делать? — не дослушал Патриков.

— Не мельтешить. Работать, как по обычному делу. Если начать думать, что преступники толпами вылазят из чемоданов, прячутся в кувшинах, летают по воздуху и творят невесть какие чудеса, то могут просто руки опуститься. Так что буду работать, как обычно. Для начала оповещу всех, кого только можно, чтобы звонили мне срочно, если увидят кого-нибудь в плаще и шляпе или с необычным для человека лицом. Конечно, если они по недомыслию приехали сюда в такой одежде, то наверняка уже замерзли и переоделись. Но все же не следует терять даже самый маленький шанс.

Весь следующий день Патриков занимался материалами одной довольно банальной кражи, совершенной на квартире во время массового гулянья. Сложность ее раскрытия состояла лишь в том, что он никак не мог допросить всех свидетелей. Все это время Николай старался не думать о странном деле, которым теперь занимался Комов, но всякий раз ловил себя на том, что вновь и вновь мысленно возвращается к действующим лицам этой истории. Поздно вечером все по тому же делу о краже он оказался в микрорайоне строителей. Улицы уже опустели. Автобусы ходили плохо, и оперативник решил идти пешком. Редкие прохожие, ежась от холодного ветра, торопились домой. И вдруг что-то настораживающее промелькнуло перед глазами Патрикова. Оперативник вернулся взглядом на только что пересеченную им улицу и увидел быстро удаляющегося прохожего в темной одежде и… в шляпе. Патриков встал как вкопанный. Прохожий, словно почуяв что-то, слегка обернулся, показав восковой профиль, но Николая, кажется, не заметил. «Он!» — чуть не сказал вслух оперативник, и сердце его учащенно забилось. Еще не веря в столь случайную удачу, Патриков нахлобучил шапку и небрежной, но быстрой походкой пошел по другой стороне улицы, стараясь не сильно отставать от знакомого силуэта.

Однако его поджидала еще одна неожиданная встреча. Из двора на противоположной стороне улицы появился Комов и, не скрываясь, поспешил за объектом наблюдения. Патриков пошел ему наперерез. Увидев приятеля, Комов затоптался на месте, вертя головой то в сторону удаляющегося прохожего в шляпе, то в сторону Николая.

— Ты как на него вышел? — спросил Виктор, когда Патриков с ним поравнялся, и вновь зашагал по тротуару.

— Случайно, — ответит тот, едва поспевая за ним. — А ты?

— Один из наших по приметам опознал и позвонил мне. Я как раз на дежурстве сегодня, так что тут недалеко оказалось.

— Не спугнем? — забеспокоился Николай, видя, как сокращается расстояние до прохожего.

— Мы его не то что спугнем, а напугаем до смерти, — разгорячился Комов.

— То есть? — не понял Николай.

— Будем брать! — решительно сказал Комов, убыстряя шаг.

Субъект в черном вышел на проезжую часть улицы и, не оглядываясь, пошел вдоль нее.

— Его нельзя сейчас брать. Он может привести к остальным, — удивленно заметил Патриков.

— Он никуда не ведет. Он делает круги. У этого дьявола глаза на затылке, или он видит спиной. Если сейчас уйдет, дело — труба, ведь у меня нет ничего, кроме фантастических зарисовок.

— Ты что, не веришь мне?!

— Да верю! Верю, только это ничего не проясняет, а даже наоборот — запутывает.

Комов выскочил на дорогу и почти бегом стал догонять прохожего. Патриков с досадой пнул ногой снег и последовал за ним, на ходу расстегивая полушубок, чтобы можно было быстро достать пистолет. У него было скверное предчувствие.

— Гражданин, подождите! — закричал Комов на ходу.

— Зачем? — сипло спросил субъект, не оборачиваясь, и перешел на бег мелкой трусцой, часто подпрыгивая, как на пружинах.

— Мне надо задать вам несколько вопросов, — кричал Виктор, ускоряя движение.

— Задавайте! — согласился тот, переходя на более широкие прыжки.

— Стой! — повелительно выдохнул Комов, пускаясь во весь опор.

Гражданин в шляпе побежал чемпионскими прыжками в длину. Расстояние между ним и преследователями стало заметно увеличиваться.

— Уйдет! — с нотками отчаяния сказал Патриков, стараясь не отставать от приятеля.

Но прыжки беглеца становились все более вялыми, и, наконец, из размашистых, оленьих, они стали совсем куцыми, заячьими.

— Ха! — воспрял Комов и тоном врача, ставящего смертельный диагноз, заключил: — Бегает быстро, но недолго.

В это время сзади послышался нарастающий скрип снега. Оглянувшись, Патриков увидел узкие легкие сани, с запряженными в них массивными и невероятно длинными собаками. Сани напоминали нарты северных народов, однако в этой местности коренные жители на собачьих упряжках не ездят, а в Сургут и вовсе предпочитают добираться более современным транспортом. В довершение ко всему, в нартах сидел человек в противогазе.

«Что за диво!» — подумал Николай, и нехорошее предчувствие вновь овладело им. На большой скорости нарты промчались мимо, и, к ужасу своему, Николай успел заметить, что морды запряженных тварей были скорее лягушачьими, нежели собачьими. А бежали они так быстро, что оперативнику почудилось, будто у каждой из них, по крайней мере, шесть ног. Это так поразило Николая, что он прозевал момент, когда преследуемый, а вслед за ним и Комов, на ходу запрыгнули в нарты.

— Стой! — закричал Патриков, едва успевая вдыхать воздух.

Однако нарты развили скорость быстро несущегося автомобиля, и догнать их уже не представлялось возможным.

— Стой! — Патриков выхватил пистолет и выстрелил в воздух, однако стрелять вслед было нельзя, так как маячившая на санях спина Комова закрыла собой все, что было впереди.

Комов навалился сверху на бледнолицего и, дотянувшись рукой до кучера, ухватил его за шиворот, пытаясь опрокинуть на спину. Но голова кучера вдруг развернулась на сто восемьдесят градусов, и противогаз, оказавшийся мордой неведомого зверя, свирепо оскалился, сверкая маленькими лиловыми глазками и пытаясь укусить Комова за кисть. Виктор машинально отдернул руку, и в это время бледнолицый изо всех сил толкнул его ногами, сбросив с себя и с нарт. Взрыхляя свежий снег, Комов прокатился несколько метров по земле и, усевшись на обочине, широко раскрытыми глазами уставился вслед умчавшейся упряжке.

— О господи! — еле слышно сказал он.

— Витя, ты в порядке? — забеспокоился подоспевший Николай.

— О господи! — громко повторил Виктор, не отрывая взгляда от дороги.

— Ты чего? — суетился Патриков, пытаясь поднять приятеля с земли.

— Кошмар! Никто же не поверит! — сказал тот и стал медленно подниматься.

Егор Блоков сидел в кресле перед телевизором, забросив ногу за ногу, и смотрел, как из глубины экрана, кувыркаясь и отливая радужными цветами, накатывалась заставка рубрики местной телепрограммы «Спорт. Спорт. Спорт». Сопровождалось накатывание букв мелодией популярной песенки, из которой Егору хорошо запомнился лишь навязчивый припев: «Привет с большого бодуна» (то бишь с сильного перепоя). «При чем здесь спорт?» — грустно подумал поэт, не отрывая застывшего взгляда от экрана.