- Не сомневаюсь, - согласился Завьялов. - Чубатов плохой лес не пригонит.

- А если не сомневаетесь... Почему бы вам вместе со Стародубовым не снарядить комиссию? Съездили бы, посмотрели, акт составили - что за лес? Сколько его? Да и положили бы к нам в дело. Авось поможет взвесить истину.

- Это дело реальное, - отозвался Стародубов. - Я свяжусь и с другими заказчиками. Думаю, они поддержат нас. Сообразим комиссию.

Завьялов оживился, положил руку на колено Конькову и тоном заговорщика спросил:

- Слушай, капитан, а ты, случаем, не перепутал свои обязанности?

- Какие обязанности?

- Те самые, следователя. Вроде бы ваше дело вину установить. А остальное - пусть адвокат собирает, - озорно допытывался Завьялов. - Не то ведь хлеб у людей отбираешь.

Коньков хмыкнул.

- Это я слыхал. Анекдот ходил в начале шестидесятых годов. Помнишь, когда все обязанности делили? Пришла бабка в исполком и жалуется: родимые, говорит, приструните моего старика, он молотком дерется. А ей отвечают: ты, бабка, не туда жалуешься. Мы - сельский исполком. Вот если бы он серпом тебя, тогда к нам. А на тех, которые молотком дерутся, жалуйтесь вон туда, через дорогу. Там промышленный исполком.

Никита Александрович трубно захохотал, Завьялов криво усмехнулся.

- Ну и угостил ты меня, Леонид Семеныч, угостил.

- Кушайте на здоровье!

18

Дарья пришла в этот день пораньше с работы. Ее гнало нетерпение узнать - что было там, на допросе? Какие обвинения предъявили Ивану? Что грозит ему?

Но дома его не было, на столе лежала записка: "Ушел по вызову в райисполком".

"Ну, слава богу! - подумала она. - Если вызвали в райисполком, значит, не сажают". И на душе у нее отлегло.

Переодевшись в шелковый цветастый халат, она прошла на кухню и принялась чистить картошку. Иван придет голодный, да и сама проголодалась, или от волнения есть хочется. Замечала она за собой странную привычку как начнет волноваться, так ест, что под руку попадет.

В холодильнике лежала добрая половина свиного окорока, закопченного в бане, по-домашнему, - еще до ссоры с Иваном Завьялов привез, вместе с помидорами. Иван любил свиное сало с картошкой, прожаренной до красноты мелко нарезанными ломтиками, вроде лапши. Чтобы с хрустом!

Ах, как ей хотелось продлить это тревожное житие с ним, с блаженством и страхом пополам! Каждое утро, уходя на работу, она с тайным ужасом спрашивала себя мысленно: "А вдруг это была последняя ночка? Вечером вернусь - а его нет и не будет..."

В дверь кто-то постучал. Дарья вздрогнула: кого это нелегкая несет? Иван ушел с ключом.

- Кто там? - спросила она с порога кухни.

- Даш, это я... Павел. Открой!

Она открыла дверь и спросила сердито:

- Ты зачем приехал?

- Пусти меня! Поговорить надо. Дело есть. Тебя касается и его...

Она вздрогнула, помедлила и уступила.

- Ладно, проходи.

В прихожей указала Боборыкину на вешалку.

- Раздевайся, раз вошел. Только имей в виду: лясы точить я с тобой не собираюсь. Выкладывай свое дело и сматывайся.

Боборыкин вошел в комнату, озираясь по сторонам - нет ли кого? Присел на диван, начал вкрадчиво:

- Даша, я прошу - выслушай спокойно и подумай.

- О чем ты?

- Я слышал, ты замуж выходишь... Хочешь расписаться...

- А тебе-то что?

- Я, кажется, мужем тебе доводился, - хмыкнул Боборыкин.

- Вот именно: доводился. И меня чуть не довел до точки.

- Вон как ты мое добро вспоминаешь. Другая спасибо сказала бы.

- За что?

- Хотя бы за квартиру, которую я тебе оставил. - Он обвел руками вокруг себя. - Неплохая квартирка.

Квартира и в самом деле была неплохой - двухкомнатная, в кирпичном доме, с широкими окнами, с коврами на стенах, с большим зеркальным сервантом.

- Квартира государственная. Мы ее вместе получали.

Боборыкин усмехнулся.

- Извините, счетоводам таких квартир не дают. Она была закреплена за предом райпотребсоюза. А председателем был вроде бы я.

- Какое это имеет значение теперь?

- А такое, что я добра тебе желаю и сделал много добра. Вот хоть эту квартиру переписал на тебя. А когда у нас жизнь не сложилась, уехал добровольно.

- Ты уехал добровольно? Не ври! Ты следы заметал. Разоблачений боялся, после того как тебя сняли.

- Каких разоблачений?

- Таких. Сколько вы через сельповские магазины неоприходованного меху распродали?

- Чего ты мелешь? Откуда ты это взяла?

- Оттуда. Серафим, наш фининспектор, рассказывал про эти махинации. Да я и сама кое-что теперь понимаю. Это я раньше была глупой, по молодости. А такие шашни, которые вел ты, не каждый поймет и раскусит.

- Это никем не доказано.

- Может, еще докажут. То-то вы и смотались вовремя. А мне сразу заливал, что едешь в тайгу на заработки, мол, приелись друг другу. Давай врозь поживем на отдалении. Авось соскучимся и все наладится. А сам прихватил с собой Маньку Лисицу из Синюхинского сельпо. И полгода с ней жил как с законной женой. И ее бросил. Думаешь, я про это не знаю? Подлец ты, Пашка, подлец!

- Насчет Маньки - это все наговоры. Пусть сперва докажут.

- Кому надо доказывать? Мне, что ли?

- Хотя бы. А может, зазря меня обвиняешь?

- Да господи! Живи, как хочешь. Не обвиняю я тебя. Да и что нас связывает? Семеро детей по лавкам? И документы наши чистые. И слава богу, что я с тобой развелась. И тогда обманывал меня - все тянул... И слава богу!

- Развелась... И вот тебе мой совет: не расписывайся с Чубатовым.

- Какое тебе дело? Все мстишь ему, что лес у тебя не купил?

- Его гитара? - указал на висевшую на стене гитару, усмехнулся. Доигрался. Его посадят, если уже не посадили.

- Врешь!

- Точно тебе говорю. В городе слыхал, от верного человека. Хочу помочь тебе, открыть глаза. Смотри не распишись с подсудным человеком.

- Негодяй! Мучитель!

- Глупая ты, Дашка. Я надеюсь, ты еще одумаешься. Помни - я всегда помогу.

- Пошел ты со своей помощью!

В дверях кто-то заскрежетал ключом. Боборыкин вздрогнул.

- Кто это?

Даша, не отвечая, вышла в прихожую, оттуда послышался голос Чубатова:

- Добрая весть, Дашок! Комиссию собирают в райисполкоме. Лес мой хотят оприходовать.

С порога, увидев Боборыкина, вопросительно глянул на Дашу.

Даша ответила:

- Пришел предупредить меня, чтобы я с тобой не расписывалась.

- Что это значит? - спросил Чубатов, переводя взгляд с Даши на Боборыкина и снова на нее: скулы его в один момент сделались багровыми, глаза заблестели.

И Даша порозовела, ноздри ее округлились и подрагивали; глядя с ненавистью на Боборыкина, она заговорила, чеканя слова:

- Он, видите ли, заботу проявляет о моем благополучии. Потому и наговаривает на тебя, и лесорубов натравливал.

- За этим и приехал сюда? - Чубатов, сощурив глаза и сжимая до белизны губы, грозно приближался к Боборыкину.

Тот встал, азартно и злобно произнес:

- Не только за этим... А еще хочу посмотреть, как посадят тебя.

- Меня-то когда еще посадят. А я тебя сейчас посажу...

Коротким и сильным ударом под дых Чубатов сбил Боборыкина. Тот, перегнувшись, ткнулся головой на диван.

- Встань! - Чубатов схватил его за грудки, приподнял левой рукой, притянул к себе, тот вдруг хватил его зубами за палец.

- Ах ты, гад! С-собака! - И снова правой ударил Боборыкина в челюсть.

Боборыкин перевалился через диванный валик и сбил спиной стул. Чубатов поймал его за шиворот, опять поднял.

- Это тебе за Дарью. А теперь за меня получи!

Он снова ударил Боборыкина в лицо, тот пролетел в прихожую, спиной раскрыл дверь и упал на порог.

Чубатов взял его под мышки, вытащил на крыльцо и столкнул вниз. Потом снял его куртку с вешалки и выбросил из дверей. Боборыкин неожиданно резво вскочил на ноги, схватил куртку и отбежал на почтительное расстояние.