Стоя спиной к Кему, он закусывает нижнюю губу и высовывает язык, как будто хочет попробовать меня. И, ох, как же я хочу позволить ему это.

— Непослушная девчонка, — бурчит он как раз перед тем, как закрыть дверцу и обойти машину, чтобы сесть с другой стороны.

Вечерний воздух еще не остыл, но мурашки уже покрывают мою кожу.

Открывается вторая дверь, и Бруклин скользит внутрь. С поднятой перегородкой нет необходимости следить за своими словами, но Бруклин молчит, пока автомобиль не выезжает с нашей улицы.

Долгое время он просто смотрит на меня со своего сидения, и я думаю о том, правда ли этот вечер будет платоническим.

Но потом он тянется ко мне и сжимает меня в крепкой хватке.

Я смотрю на него.

— Я скучала по тебе.

Слова, которые мне не стоило бы произносить, но они правдивы и должны быть сказаны.

— Прошло всего три дня.

Обычная фраза. Четыре слова. Слова, которые жалят. Это не «Я тоже скучал».

Но не успеваю я ответить и попросить не воздвигать между нами стену на последнюю ночь вместе, как он обрушивает свой рот на мой: жестко, горячо, требовательно.

Господи, я люблю это в нем. То, как он во мне нуждается — это просто потрясающе, это превосходит всё остальное.

Его язык проникает в мой рот. Горячий и чувственный, скользит вокруг моего, пока он игриво кружит им у меня во рту. Дразнит меня. Испытывает.

Окутанная его теплом, я чувствую запах Бруклина, его одеколон, такой же манящий, как и его запах, и я кружу своим языком вокруг его, чтобы попробовать потрясающий вкус.

После нескольких минут, проведенных в борьбе за контроль, я сдаюсь и позволяю себе раствориться в его объятиях.

Наши поцелуи едва ли можно назвать простыми, а этот уж и подавно. И я хочу больше. Больше Бруклина. Больше этого жара. Больше его прикосновений. Больше его грешных уст. Хочу сказать, что он может писать свои сценарии где угодно. И хочу попросить его поехать в Нью-Йорк со мной. Хочу сказать, что он – всё, о чем я когда-либо мечтала. Что хочу его навсегда.

И это осознание парализует меня.

Неужели Мистер-такой-неправильный – это мой Мистер Правильный?

Когда его зубы касаются моей нижней губы, и он прикусывает ее, я обдумываю свое открытие. Но потом Бруклин ослабляет натиск на мой рот, скользя языком по месту, которое только что прикусил, и отстраняется. Его глаза темные, наполненные похотью, но слова темнее.

— Я благодарен, что сегодня наша последняя ночь, я больше не могу лгать твоему брату.

Застыв от того, что он радуется окончанию наших отношений, я внезапно чувствую себя разбитой. С трясущимися ногами и дрожащим голосом я могу лишь прикрыть пальцами покалывающие губы.

Бруклин потирает ладонями свои бедра.

— Нам, вероятно, стоит избегать любого публичного проявления чувств на свадьбе. Джиджи дала прессе свободный доступ, так что там будет множество фотографов, а снимки появятся во всех таблоидах.

Я сглатываю. Тяжело. И киваю.

— Да, это, наверное, хорошая идея.

И тогда, будто борясь с каким-то внутренним волнением, он сжимает челюсть и отворачивается к окну.

По мере стремительного приближения к пункту назначения, в моей голове вертится всё больше мыслей. Последние две недели проигрываются снова и снова, как цикл фильмов.

Почему он закрывается от меня?

Но я знаю причину. Потому что это действительно конец. А мы договаривались закончить всё мирно и спокойно. В конце концов, именно я настаивала на этом. И разве упоминание о его переменчивом настроении не приведет к противоположному эффекту?

Не успеваю я собрать воедино мысли, как машина останавливается на небольшой вертолетной площадке в Ньюпорт-Бич.

Я смотрю в окно. Красивые девушки с длинными ногами и высокие симпатичные мужчины стоят в ожидании вертолетов, которые доставят их на остров Каталина.

Папарацци, как и говорил Бруклин, стоят на расстоянии и делают снимок за снимком. Также рядом с вертолетной площадкой припарковались журналисты, счастливо наблюдающие за происходящим. Думаю, весь молодой Голливуд пришел посмотреть, что рекламируется, как свадьба десятилетия. Джиджи Беннетт позаботилась об этом, последние две недели размещая в социальных сетях бесконечные фотографии о приготовлениях к свадьбе. Снимки варьировались, начиная от традиционных дегустаций тортов и покупки платья, к более личным вещам, вроде выбора нижнего белья и места для медового месяца.

Бруклин называет это цирком только потому, что Джиджи превратила это в цирк. Клянусь, в Соединенных штатах не найдется ни единого человека, который бы не знал, кто приглашен на празднование и где оно проходит. Вот вам и секретность. И так как Джиджи случайно проговорилась во время одного интервью, ей пришлось кое-что поменять. Для начала она сократила количество прессы. Потом категорически отказалась от сопровождения во время свадебной церемонии. Она без пояснения причин объявила, что хочет идти к алтарю сама. Ходят слухи, что ее «капризы невесты» вызвали раздор между участниками свадьбы и спровоцировали принятие этого решения. Бруклину ничего неизвестно. Всё, что он знает, – это то, что свита всё же должна появиться, просто они будут сидеть в зале.

Дверь открывается, и Бруклин предлагает мне руку. Я даже не заметила, что он выбрался из машины, моя голова кружилась от всех этих странностей.

Солнце слепит, и я рукой создаю тень над глазами, пока разглядываю лица, спрятанные за солнцезащитными очками, имена обладателей которых я точно могла бы назвать, если бы они сняли очки. Некоторых я могу узнать и так. К счастью, я не так легко поддаюсь влиянию звезд. Будучи жительницей Нью-Йорка, я привыкла сталкиваться со знаменитостями.

Бруклин ведет меня к толпе, и внезапно я испытываю прилив энергии и жалею, что нет при себе камеры. Я, возможно, и нелегко поддаюсь влиянию звезд, но это элита Голливуда, и я не прочь запечатлеть момент.

Женщина с большими очками от Шанель пялится на нас. Она стоит рядом с мужчиной в черном костюме-тройке и соломенной шляпе. Думаю, это Томми Риджинс, звезда прошлогоднего хита «Мир грез». Сюжет был незамысловатым, как и фильм. Действие происходило на отдаленном острове, владельцем которого был Томми, он открыл двери своего дома гостям и гарантировал, что все их грязные мечты сбудутся. На днях я прочитала, что сиквел под названием «Мир эротики» на данный момент находится в производстве.

Женщина снимает очки и машет Бруклину. Теперь я ее узнаю. Это Саша Гомез и она, как и Чейз Паркер, засветилась на канале MTV вместе с ним. Хоть я никогда и не спрашивала Бруклина о ней, всё же знаю, что они годами сбегались и разбегались.

Поскольку Саша всё ещё находится в центре внимания, они много раз фотографировались вместе. Картер всегда следит за такими вещами, а теперь я жалею, что тоже не делала этого.

Бруклин улыбается ей искренней улыбкой. Я не ревную, или не хочу ревновать; просто я думала, что он одарит ее своим равнодушным кивком и пройдет мимо. Вместо этого он улыбается ей, хотя почти никогда никому не улыбается.

Проходя мимо нее, он пожимает пару рук, целует несколько щек, представляет меня множеству телевизионных звезд, чьи шоу я никогда не видела, и множеству тех, чьи видела, и я обо всем забываю.

Когда толпа растворяется и приземляется другой вертолет, Бруклин склоняется, чтобы прошептать что-то на ухо, но я не могу его расслышать.

Лопасти вертолета слишком громко работают.

Я решаю не кричать и просто киваю, улыбаюсь ему, на мгновение любуясь им. Как он спокоен и расслаблен в этой обстановке. Как невероятно он выглядит в своих идеально сидящих брюках, плотно облегающей белой рубашке и запонках, блестящих на солнце.

Как он находится здесь в своей тарелке, будто тут ему и место... в Голливуде.

Настоящий Принц Голливуда.

Глава 32

РЕАЛЬНОСТЬ КУСАЕТСЯ

Бруклин