Жалко.

Но не более.

Выбор между Лендоном и Бруклином я сделаю для себя.

И только.

Глава 24

КАК СУМАСШЕДШИЙ

Бруклин

Чувство вины очень сложно подавить.

Держа руку на дверной ручке, я жду ее ответа. «Нет» положит всему этому конец.

Никаких обид.

Никакого предательства.

В каком-то роде это будет самый легкий ответ. Для нас обоих.

Она может убежать в закат с тем Прекрасным Принцем, о котором мечтала с десяти лет, а мне останется жить своей жизнью, как и всегда.

Бунтарь.

Кобель.

Игрок.

Соблазнитель.

Голливудский принц с запятнанной короной.

Но меня больше не интересует этот образ жизни. Мысль о моей бесперспективной работе и бесконечном параде девушек вызывает желание пустить себе пулю в лоб.

Амелия смотрит на меня, обдумывая мое требование.

Всё в ней заводит меня. Ее наивность и скрывающаяся под ней сексуальная кошечка, которую я отчаянно желаю изучить. Ее заразительная энергия. Ее красота, на фоне которой все остальные женщины тускнеют. Даже ее улыбка выбивает меня из равновесия.

Она меняет мою жизнь, даже не зная того.

Да, несмотря на то, что ответ «нет» будет проще, я больше не хочу простоты. Я хочу Амелию на любых ее условиях.

К черту последствия.

Речь сейчас не о Кеме. Речь о нас с ней и об этом палящем влечении, которое нельзя отрицать.

Я приподнимаю бровь, давая ей знать, что время заканчивается.

Тик.

Так.

Наконец, она открывает рот, и я могу думать только... пожалуйста, скажи «да».

Глава 25

ДЕВЯТЬ С ПОЛОВИНОЙ НЕДЕЛЬ

Амелия

Слово — это всего лишь слово, пока оно все не меняет.

— Да, — говорю я хрипло.

В его глазах появляется что-то первобытное. Из-за этого я чувствую себя чрезвычайно уязвимой, но это чувство ни капли не пугающее; оно возбуждающее, грешное, восхитительное.

Он отпускает дверную ручку, преграду между нами, но я поднимаю свою руку, давая понять, что решение не принято полностью.

Бруклин хмурится, но ничего не говорит; однако кладет руку обратно на дверную ручку — знак того, что он готов уйти.

Я отбрасываю эту мысль, концентрируясь на том, что хотела сказать. Даже при принятом решении, правило «не делиться» должно быть обоюдным.

— Да, я могу, — повторяю я, мой голос ненавистно дрожит, — но это значит, что и ты не можешь быть с другой женщиной.

Мы с Бруклином одного возраста, но взгляд, который он на меня бросает, делает его взрослее всех мужчин, знакомых мне.

— Само собой, Амелия. Пока мы будем вместе, мы будем только друг с другом. Если захочешь прекратить это, или захочу я, достаточно сказать лишь одно слово.

Я делаю осторожный шаг к нему.

— И когда я уеду, все закончится. Никаких эмоций или последствий. И мы ничего не скажем моему брату, чтобы тебе не пришлось беспокоиться об отношениях с ним. Не хочу, чтобы между вами двумя что-то встало, особенно я.

Вероятно соглашаясь, или просто решая остаться, он отпускает дверную ручку и идет ко мне. Я не успеваю сказать и слова, как он притягивает меня в свои объятия и атакует мой рот.

Из моего горла ненамеренно вырывается стон. То, как Бруклин властно проводит руками вверх по моим, сжимает плечи, после перемещает их к горлу и, наконец, касается моего лица, так не похоже на прикосновение любого другого мужчины, что я мгновенно теряю контроль.

Его поцелуя — будто он изголодался по мне, словно нас разделяли какие-то обстоятельства, после которых мы внезапно снова сошлись — достаточно, чтобы заставить меня стонать.

Меня целовали десятки лягушек, жаб, вероятных принцев, но так — никогда. Никогда мои пальцы на ногах не поджимались, а комната не начинала кружиться. Никогда, даже в самых диких фантазиях, я не могла мечтать о чем-то подобном.

Это верх искусства.

Поцелуй взрывной.

Поглощающий.

Крошечный намек на грядущее.

Он перемещает руку с моего лица, обхватывая меня, притягивая ближе, прижимая к себе. Я чувствую его твердость напротив своего живота, его сдерживаемая эрекция — более явное обещание грядущего.

Его губы шевелятся.

Язык атакует.

Член пульсирует между нами.

Мы целуемся и целуемся, и еще целуемся, пока он, наконец, не разрывает наш контакт, его дыхание обдает меня жаром, и я начинаю задыхаться.

Я поднимаю взгляд.

Его голубые глаза блестят.

— Поверить не могу, что мы делаем это.

Я молчаливо киваю.

Его рот снова приближается к моему, но не касается. Вместо этого Бруклин, едва касаясь моей кожи, проводит губами по линии подбородка.

— Ты прикусила язык, Амелия? — спрашивает он, кусая меня за мочку уха.

— Нет, — удается выдавить мне. Сейчас я чувствую его присутствие больше, чем когда-либо.

— Поговори со мной. Скажи, что хочешь меня так же сильно, как я тебя, — приказывает он хриплым голосом, вызывающим у меня дрожь.

— Да, я хочу тебя, — говорю ему, и мурашки пробегают по каждому сантиметру моего тела.

— Скажи, что не будешь жалеть об этом.

В этот раз спокойствие и властность в его голосе убеждают меня, что я делаю правильный выбор.

— Не буду, — проговариваю я, но этого недостаточно, чтобы парень расслабился. Это отражается на его лице, когда я поднимаю на него взгляд. Возможно, он хочет знать, что не только я не буду жалеть. Я провожу руками по его груди. — Ты, Бруклин, не будешь жалеть об этом, — уверяю его.

В его глазах горит огонь.

— Я не сомневаюсь в этом, — бормочет он, затем тянет меня за хвост, поднимая подбородок, и опускает свой рот на мой.

Он впивается в мои губы, прикусывает их с достаточной силой, чтобы вызвать покалывание.

Наши руки находят друг друга, и пальцы переплетаются.

Мой рот все еще закрыт, но Бруклин неустанно пытается заставить меня раскрыть его. И это срабатывает, когда он проводит языком между моих губ самым сладостным способом, заставляя меня отчаянно желать его язык. И не только у себя во рту.

Словно услышав мои мысли, он разрывает поцелуй и смотрит на меня.

— Твой рот так сладок. Могу я вкусить и остальные твои части?

Я киваю, не способная произнести ни слова. Вновь обретаю свой голос, но лишь для того, чтобы вздохнуть, когда он медленно опускается на колени передо мной.

Поддев пальцами пояс штанов для йоги, он медленно спускает их сантиметр за сантиметром, открывая взору трусики с диким принтом зебры, которые я купила вчера. В том магазине были только вызывающие и смелые принты. Это на меня не похоже, но я влюбилась в них и слегка спятила. Купила семь пар с одинаково безумной раскраской.

Глаза Бруклина загораются, когда он видит белье. В чертах его лица читается голод, кажущийся почти первобытным.

Неконтролируемая дрожь пробегает по моему позвоночнику. Мои соски твердеют, прижимаясь к кружевной ткани нового бюстгальтера.

Сняв с меня штаны и кроссовки, он скользит ладонями вверх по моих икрам, а после — к задней части моих бедер.

Мое сердце колотится, пока я пытаюсь не забыть, как дышать.

Он снова смотрит на меня, но в этот раз его рот искажает односторонняя ухмылка.

— Сними футболку.

Сглатывая, а после делая глубокий вдох, я снимаю футболку через голову, ни на секунду не задумываясь об отказе на его приказ.

— Лифчик тоже? — спрашиваю я хрипло.

Он бросает пылкий взгляд на мою грудь, после чего едва заметно кивает.

— Хочу увидеть соски, которыми ты дразнила меня все эти дни.

Я медленно завожу руки за спину и расстегиваю бюстгальтер. Чашечки ослабевают, обнажая нижнюю часть моей груди.

Дыхание Бруклина сбивается.