Пришли и мы с семьей, стоим на том же месте. Видим – дамба, водоем перед ней разлит. Ниже дамбы вода ручьями по камням бежит. Но где же водопад? Никто из нас его не зрит. Но был же водопад! И у него суров был нрав, Когда меж скалами, в теснине, С грохотом и брызгами, стремглав Река бежала вниз и затихала только на равнине. Но дамбой укрощен реки суровый нрав. И проявляется он только вновь, когда Озеро наполнив, открывают став. И с грохотом, рассыпая брызог град, Между седыми скалами стремглав Бежит освобожденная от пут карельская река. Но нам не повезло в те времена: Став не открыт, не пущена вода. Все, уезжаем, нам на Родину пора. А этот водопад, может, и не увидим никогда. После пограничного поста, за поворотом, вдруг, Появился Светогорск, наш город детства. Замкнулся мой во времени и пространстве круг, И снова я на том вокзале, после нашего с Поркала-Удда бегства… * * * …Мама с папою сидят в сторонке, Говорят между собою тихо. «Деньги кончились от командировки, – Мама говорит. – Ох, пережить бы это лихо». А с рассветом, спозаранку, Надев форму и сняв погоны, Отец ушел, взяв с собою хлебную буханку, За обещанную плату разгружать с углем вагоны. Но и мы недолго спали. На лавках неудобно, тело ныло. Холодный пол. Надев обувку, встали. А мама поесть нам дала – то, что было. Весело пограничники на вокзал вошли. Остановившись у вокзальной печки, руки грели. Согревшись, белый хлеб достали, ели. А мы, пацаны, на них с завистью смотрели.  Я отвернулся, стыдно стало. А старший, поняв по моим глазам, Достал из авоськи хлеб и сало, Молча подошел и нам отдал. «Спасибо, у нас все есть», – сказала мама. А у меня рот забит, и я им что-то промычал. Родители, оставив мне братьев Вовку, Юрку, Ходили каждый день в контору: там жилье все обещали. Но день за днем проходит – и никакого толку. Вот, наконец-то, комнату нам в Лесогорске дали – Радость, когда и ждать ее уж перестали. Быстро поклажу всю собрали – И бегом семьей на остановку. Человек двадцать там автобус ждали. В очередь, прибежав, мы также стали. Лихо развернувшись, подъехал автобус ПАЗ. Забыв про очередь, все кинулись к дверям. Позже туда-сюда на нем я ездил много раз, А сейчас до Лесогорского поселка впервые ехать нам. В салоне – шум, гам и толкотня, Но вскоре затих, успокоился народ. Все уселись. К окну поближе сел и я. Кондуктор продает билеты. Автобус двинулся вперед. До Лесогорского поселка пути совсем немного, Но часто были остановки, и ехали мы долго. На каждой остановке все пребывал народ. Заполнились места и весь в автобусе проход. А я, сидя рядышком с отцом И от волнения держа его за руку, Одновременно смотрю, что за окном, И слушаю разговоры пассажиров краем уха. Слышу, женщины между собою говорят, Доносятся разговора их мне непонятные слова: «Съезд партии… культ личности… доклад… Враги народа… репрессии… по всей стране молва». Позже, когда уже студентом стал, Смысл их разговора стал понятен мне. Хрущев на XX съезде партии зачитал доклад «О культе личности и его последствиях» в стране. Но возвратимся мы в тот автобуса салон. А там по этому докладу разгорался спор О Сталине и кто для страны в итоге он – Враг, инквизитор или друг народа и герой? «Был культ, но и личность ведь была! Благодаря Сталину за 10 довоенных лет Стала индустриальною Советская страна. Безграмотных, голодных больше нет. И победой над фашистами закончилась война» – Утверждал сосед-мужчина средних лет. «Да. Но что жизни может быть ценней?!» – Одна из женщин вдруг ему в ответ. «В лагерях безвинных сколько сгноено людей! По сей час ни счету им, ни списков нет!» И моя мама разговор тот поддержала: «Помню те я времена – за пустяк сажали. На колхозном поле до зимы начала Не успели, с поля свеклу не убрали. Две женщины с ближайшего села Два ведра свеклы с того поля накопали. Шла война, а дети дома голодали. Донесли… И в тот же день их забрали. Пять лет тюрьмы за это дали! За промерзшую свеклу, что с поля не убрали».  Так в народе кулуарно обсуждался тот доклад. К сожалению, засекречен и не опубликован он. Хрущев в раскрепощение людей внес достойный вклад. Но он, служа той власти, сам был также виноват, Подписывая невинных списки на заклание в ГУЛАГ. Все притихли, и прекратился спор, Когда проехали пути мы половину, И вдруг зашел в автобус милиционер-майор. Замолкли все тогда. Но этот спор В умах народа и поныне. Но ненадолго замолчал салон. Разговоры уж пошли совсем другие: Что кто-то тайно гонит самогон, И молодежь была скромней, не то, что ныне. Но вот за поворотом – первые дома. Уставши ехать, вдруг захныкал Вовка. Надпись «Магазин» на здании увидел я. Приехали. Лесогорск. Конечная наша остановка. Из автобуса – на выход всей семьей. Поселок похож на Массалу нам показался сразу. И мне он тут же стал родной, Как будто и не уезжали мы с военной базы. Такие же вокруг поселка горы, скалы и леса, И так же вдоль центральной улицы разбросаны дома. Некоторые покрашены, но больше – серые из дерева, Оставленные финнами, когда окончилась война. Стало местом основания Лесогорского села Соединяющая два великих озера – Сайму и Ладогу – река. Мы в Иматре ее уж видели – Вуокса названием она, И поражает всех своею красотою уже многие века. |
