Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Принято считать, что богатство Свенельдовых дружинников имело свои источником древлянскую дань. Никаким особым богатством древлянская земля не выделялась. Да и Игорь в любом случае получал дань с куда большей территории, нежели Свенельд. Так что «оружье и порты», возбуждавшие зависть Игоревых дружинников, к древлянской дани отношения не имели. Это было награбленное в Бердаа. Вот это богатство вызывало зависть. Да, Игорь отобрал у Свенельда древлянскую дань. Но это было сделано из соображения, что «Свенельд и так богат после Бердаа, та что ещё и с древлян дань брать для него жирно будет».

Но вернёмся к хронологии. Пересечен пал в 948 году. В том же году Игорь передал Свенельду древлянскую дань. Из-за недовольства дружины он её в 945 году отобрал. Но по летописной хронологии Игорь погиб ещё в 945 году. Как же так? Просто летописная хронология неверна. Дело в том, что трактат «Об управлении империей» был написан Константином Багрянородным между 948 и 952 годами. Такая датировка никем из историков не оспаривается. При чём тут Багрянородный? А вот при чём:

«Приходящие из внешней России в Константинополь моноксилы являются одни из Немогарда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии» (Об управлении империей, 9).

Как видим, на момент написания трактата Константин Багрянородный ещё не знает о смерти Игоря. А ведь каждый год из Киева в Константинополь приходят купцы. Так что известия о столь важном изменении, как смена правителя, не могла задержаться больше чем на год. Чем вызвана такая ошибка в летописи – неизвестно. В следующей главе будет показано, что смерть Игоря следует датировать 949 годом.

Эпилог

Всего восемь лет занимал Игорь киевский стол. В русскую историю он вошёл как жадный князь, трижды ходивший за данью в одно место и за это убитый. В следующей главе будет доказано, что это клевета. Каким был реальный Игорь? Неизвестно. Слишком кратким было его правление. Слишком сильно его потом старались оклеветать.

Глава 2. Легенда о княгине Ольге

Кто не слышал о княгине Ольге? Множество книг повествует нам о мудрой правительнице, обустраивавшей Русь. Приняв власть после смерти мужа, Ольга Мудрая правила от имени своего малолетнего сына Святослава и передала ему власть по достижении совершеннолетия. Так пишут историки. Но заглянем в летописи.

Первое, что нас удивит, – это отсутствие эпитета «мудрая». Нет его в летописях. Это изобретение Карамзина.

Есть и другие странности. Оказывается, что мы вообще не знаем, чем занималась Ольга во время своего правления. Из 18 лет событиями заполнены лишь три года. В 946 году Ольга воюет с древлянами, в 947 году – посещает Новгород и Псков, а в 955 году – принимает крещение в Константинополе. Всё. Что происходило в другие годы – тайна, покрытая мраком. В летописи тишина.

1. «Верная» жена

Начнём с обстоятельств прихода Ольги к власти. В предыдущей книге мы ограничились установлением того факта, что летописная дата гибели Игоря (945 год) ошибочна и в действительности он погиб в 949 году. Теперь стоит подробнее рассмотреть обстоятельства гибели Игоря, тем более что уж больно странно выглядит князь, дважды ходивший за данью в одно место, да ещё напоследок, идя к уже дважды ограбленным древлянам, забывший дружину с собой прихватить. Правитель, который дерёт со своих подданных три шкуры, в истории не редкость. Но чтоб подобная жадность соседствовала с невероятной глупостью…

Лаврентьевская летопись под 945 годом: «Рекоша дружина Игорю: отроци Свеньлъжи изоделися суть оружьемъ и порт, а мы нази. И поиди княже с нами в дань, да и ты добудешь и мы. И послуша их Игорь иде в Дерева в дань. И примышляше к первой дани насилаше им и мужи его возьемавъ дань поиде в грады свои. Идуще же ему вспять размыслив рекоша дружине своей Идете съ данью домови а я возъвращуся похожу и ещё. Пусти дружину свою домови съ маломъ же дружины возъвратися желая больше именья».

Упоминание «первой дани» означает, что на момент похода Игоря дань с древлян была уже собрана. Игорь идёт за дополнительной данью. Собрав её, он возвращается в Киев. Но затем, отослав дружину, возвращается за третьей данью.

А теперь откроем текст современника Игоря Константина Багрянородного, который описывает, как именно происходил на Руси процесс сбора дани, именуемый «полюдье»:

«Зимний же и суровый образ жизни тех самых росов таков. Когда наступает ноябрь месяц, тотчас их архонты выходят со всеми росами из Киава и отправляются в полюдиа, что именуется „кружением“, а именно – в Славинии вервианов, другувитов, кривичей, севериев и прочих славян, которые являются пактиотами росов. Кормясь там в течении всей зимы, они снова, начиная с апреля, когда растает лёд на реке Днепр, возвращаются в Киав» (Об управлении империей, 9).

Вервианы – древляне, другувиты – дреговичи, северии – северяне. Из текста следует, что во время сбора дани князья переходили от одного племени к другому, не возвращаясь в Киев до окончания полюдья. То есть если в летописи говорится о полюдье, то, собрав дань с древлян, Игорю не возвращаться в Киев надо было, а отправиться дальше, к дреговичам. Следовательно, никакого возвращения не было. Игорь ходил к древлянам один раз.

Но вернёмся к «первой дани». Ответ на вопрос, кто её собрал, содержится в приведённой выше цитате из Новгородской I летописи: «И дасть же дань деревьскую Свенделду и имаша по чернее куне от дыма». Таким образом, Игорь, отправившись за данью к древлянам, нарушал права одного из своих весьма могущественных подданных, державших, согласно летописи, собственной дружиной.

Анализируя эти сведения, Шахматов приходит к выводу, что одним из прямых виновников гибели Игоря был Свенельд (точнее, не он сам, а его сын Мистиша). В кратком пересказе рассуждения выглядят следующим образом. Польский историк Я. Длугош, пользовавшийся не дошедшими до нас западнорусскими летописями, описывая смерть Игоря, называет его убийцей не Мала, а некоего Нискина. Шахматов полагает, что перед нами искажённое имя Мистиша:

«Исходя из предположенного чтения Древнейшего Киевского свода, заключаем, что вставками в тексте Начального свода. (ПВЛ) приходится признать, во-первых, отрывок „Ловы деюще Свеналдичю… И о томъ бысть межю ими ненависть, Ярополку на Ольга“, во-вторых, слова „хотя отмьстити сыну своему“. Вставка первого отрывка обнаруживается крайне небрежным и неуклюжим его языком: „Ловъ деюще“, вместо „Ловъ деющю“ читаем в Лаврентьевском, Радзивилловском, Московско-Академическом и Комиссионном списках Новгородской 1-й; вместо „именемъ Лють“ мы ожидали бы „именемь Люту“; ниже после слов „и заехавъ уби и“, неуклюже вставлено: „бе бо ловы дея Олегъ“; во фразе „И о томъ бысть межи ими ненависть, Ярополку на Ольга“ смешаны две конструкции.

Подкрепим предположение о том, что имеем в статье 6483 года дело со вставкой, не только соображениями о шероховатостях языка этой вставки, но и рядом других соображений. Прежде всего отмечаем, что Лют Свенельдич, о котором говорит вставка, тождествен с Мистишей (Мстиславом) Свенельдичем, о котором Начальный свод (и ПВЛ) сообщает выше, под 6453 (945) годом. Это утверждение наше основывается на том, что древней русской исторической песне принадлежал образ Мстислава Лютого. Так называют Мстислава Владимировича Тмутороканского два памятника: во-первых, Симоново сказание о создании Печерской церкви, где читаем о Якуне, что он „отьбеже златы руды (вместо луды), бьяся полкомъ по Ярославе с лютымъ Мстиславомъ“; во-вторых, Новгородская 4-я летопись, вставившая в текст свода 1448 г. (ср. Софийскую 1-ю летопись) под 6532 (1024) г. следующее известие (повторяющее то, что было изложено, выше): „Ярославъ Владимеричь в Суздали изби вълхвы, а брать его Лютый Мьстиславъ седе в Чернигови“. Я думаю, что имя Мстислава Лютого перенесено на Мстислава Владимировича с Мьстиши-Люта, сына Свенельдова; отсюда я вывожу, что Мьстиша и Лют означали одно и то же лицо. Мы только что предположили, что эпизод с Лютом Свенельдичем вставлен в статье 6483 г.; имеем основание утверждать, что какой-то эпизод с Мьстишей Свенельдичем был исключен из текста Начального свода в статье 6453 г. Действительно, вот что мы читаем о Мьстише Свенельдиче в этой статье: „Ольга же бяше в Киеве съ сыномъ своимъ съ детьскомъ Святославомъ, и кормилець его Асмудъ, воевода бе Свенельдъ, то же отец Мистишинь“. Летописец ссылается на Мистишу как на известное лицо, а между тем о нем он раньше не говорил, не упоминая его и позже (или, точнее, называя его Лютом под 6483 г.). Думаю, что ссылка „то же отець Мистишинь“ показывает, что о Мистише существовало какое-то сказание, какая-то песня, быть может, воспевавшая его как героя; разумеется, летописец не мог при этом иметь в виду тот бледный образ Люта Свенельдича, который вставлен им в статью 6483 года. Свенельд, еще не один раз упомянутый летописцем, не нуждался бы в определении посредством ссылки на его сына Люта, играющего (в противоположность тому же Свенельду) совершенно пассивную роль. Существование песни или сказания, где Мьстиша Лютый являлся в качестве героя, доказывается перенесением его имени на Тмутороканского князя, который, по свидетельству летописи, был храбор на рати. И вот, зная этого героического Мистишу, составитель Начального свода ограничивается простою ссылкою на него, когда говорит о Свенельде, а самого Мистишу вводит в свой рассказ ниже под именем Люта как личность случайную и совершенно пассивную. Уже это заставляет меня думать, что у составителя Начального свода были какие-то причины, побудившие представить Мистишу в ином свете, чем он мог бы это сделать на основании известных ему, но необнаруженных данных; следовательно, летописец оставил следы знакомства с двумя различными сказаниями или песнями о Мистише; он дал предпочтение тому сказанию, которое сообщало об убиений Мистиши-Люта на охоте Олегом Святославичем, и вставил его в текст Древнейшего Киевского свода; вероятно думать, что другое сказание он встретил в тексте самого Древнейшего свода, но исключил его как противоречащее первому. Где же могло читаться в Древнейшем своде это исключенное составителем Начального свода сказание о Мистише-Люте? Ответ на этот вопрос дадим ниже; здесь заметим только, что, по всей вероятности, перед тем местом, где читаются слова „те же отець Мистишинъ“, ибо их легче всего понять так, что летописец ссылается в них на лицо, о котором перед этим говорил его источник, но которое им почему-то было опущено в соответствующем месте» (75, т. 1, с. 244–246).

6
{"b":"657318","o":1}