«Симеонъ иде на Хорваты и побежденъ бы Хорваты и умре оставивъ Петра сына своего княжить. В се же лето родися Святославъ у Игоря» (ИЛ, 942 г.).

Однако эта дата вызывает серьёзные сомнения. Константин Багрянородный в своём сочинении «Об управлении империей» пишет: «Приходящие из внешней Росии в Константинополь моноксилы являются одни из Немограда, в котором сидел Сфендослав, сын Ингора, архонта Росии…» (Об управлении империей, 9).

Получается, что Святослав сидел на княжении в Новгороде при жизни отца. Игорь погиб, как будет показано ниже, в 949 году. Если считать, что Святослав родился в 942 году, то в год смерти отца ему было всего 7 лет. Но детей на княжение не сажали.

Обратимся ещё раз к тексту договора 944 года. На шестом месте в списке послов стоит «Каницаръ Передъславинъ», то есть «Каницар, посол Предславы». В X веке, напомним, известна только одна Предслава – угорская (венгерская) княжна, жена Святослава. Могут возразить: «Почему сказано „Сфандра, жена Улеба“, но не сказано „Передслава, жена Святослава“?» Да просто в списках есть дефекты. Так, в дошедших до нас вариантах об Ольге тоже сказано просто «Ольга княгиня», без уточнения «жена Игоря». Брачный возраст для мужчин в те времена наступал в 14 лет. Следовательно, Святославу в 944 году не могло быть меньше.

«Игореви възрастьшю и ходяше по Олзе и слуша его и приведоша ему жену от Плескова именемъ Ольгу» (ИЛ, 903 г.).

Принято считать, что упомянутый здесь Плесков – это Псков, который в ПВЛ действительно именуется Плесков. Однако в X веке Пскова ещё не существовало. В городе нет археологических слоёв старше XI века. Да и в летописях, за исключением выше процитированного упоминания, Псков начинает фигурировать лишь с того же, XI века.

Ещё больше проблем создаёт текст Лаврентьевской летописи:

«Игореви же възрастьшю и хожаше по Олзе и слушаша его и приведоша ему жену от Плескова именемъ Олену» (ЛЛ, 903 г.).

Олёна – это другое произношение имени Елена, христианского имени княгини Ольги. То есть мало того что Игорь берёт жену из несуществующего на тот момент города, так она ещё и оказывается христианкой. Как такое возможно?

Объяснение мы находим в историческом сборнике XV века, где процитирован отрывок из древнего летописца. Сведения опубликовал в 1888 году в июльском номере «Русской старины» обнаруживший сборник архимандрит Леонид:

«Игоря же ожени [Олег] въ Болгарехъ, поятъ же за него княжну Ольгу» (14, с. 215–222).

Из текста следует, что Ольга была болгарская княжна и что город Плесков – это не Псков, а Плиска – первая столица Болгарии. Почему же летопись превращает Ольгу в простолюдинку из Пскова? Да потому же, почему приписывает ей крещение в Константинополе, о чём будет сказано в следующей главе. Дело в том, что Болгарская церковь со времён Симеона константинопольскому патриарху не подчинялась. И чтобы привязать Ольгу к греческому православию, пришлось замолчать её болгарское происхождение.

В качестве возражения обычно ссылаются на текст Константина Багрянородного «О церемониях», в котором описаны два приёма княгини Ольги императором. В тексте княгиня именуется «Элга», то есть «Ольга». Из этого делают вывод, что на тот момент Ольга была ещё язычницей, иначе её обязательно назвали бы христианским именем Елена. Однако Константин назвал княгиню тем именем, которым она сама ему представилась. А русские князья ещё больше двух столетий после крещения носили, кроме христианских, ещё и языческие имена. Причём именно последние использовались официально. Не только в русских летописях, но и в европейских хрониках русские князья фигурируют исключительно под своими языческими именами. Мы даже не знаем христианских имён большинства князей.

Оспорить это пытается академик Г.Г. Литаврин: «Что же касается официальной документации и официальной титулатуры в дипломатических контактах государства в середине X–XI в. с христианскими державами, то государь-неофит не мог употреблять никакого личного имени, кроме своего крестильного» (45, с. 208).

Будь это так, в западных хрониках русские князья фигурировали бы исключительно под своими христианскими именами. В действительности же всё строго наоборот. Но рассмотрим примеры, приводимые Литавриным. Он ссылается на то, что в своих уставах Владимир и его внук Всеволод называют себя своими христианскими именами. Если быть точным, князья употребляют оба имени: «Князь великии Василеи наречаемые Володимер» (30, с. 14) и «Князь великыи Всеволод нареченные въ святомь крещении Игорь» (Там же, с. 154). Но интересно что Литаврин упоминает только уставы деда и внука, игнорируя устав Ярослава, сына Владимира и отца Всеволода. Делает он это, видимо, потому, что в своём уставе этот князь называет себя только языческим именем: «Князь великыи Ярославъ сынъ Володимеров» (Там же, с. 86), вопреки утверждению Литаврина о невозможности такого.

Литаврину вообще не стоило ссылаться на княжеские уставы. Дело в том, что Владимир в своём уставе упоминает свою бабку и называет её только языческим именем:

«Князь великии Василеи наречаемые Володимер сынъ Святославль унукъ Игорев блаженныя Ольгы» (Там же, с. 14).

Как видим, даже в церковном уставе Ольга названа не на христианский, а на языческий лад.

Другое возражение: «Если Ольга была болгаркой, почему она носила скандинавское имя?» Но кто сказал, что имя Ольга скандинавское? Да, его пытаются произвести от скандинавского helgi – «святой». Но, во-первых, хотя у современных скандинавов есть женское имя Хелга, в сагах оно не встречается. Во-вторых, сами скандинавы имя Ольга никак с helgi не ассоциировали. В некоторых списках саги об Олафе Трюгвассоне упоминается княгиня Ольга (правда, названа она не бабкой, а матерью Владимира), но именуют она Аллогия. Именно так скандинавы передавали имя Ольга, вовсе не считая его своим.

Норманисты пытаются апеллировать к тексту Багрянородного: «Константин называет Ольгу Ηλγα (Элга), тем самым точно передавая скандинавское Helga». Однако это для древнерусского языка была характерна утрата начального «х» в заимствованных именах: Хакон-Якун, Хермес-Ермес, Хрольф-Рулав, поскольку в самом древнерусском имена с начальной «х» отсутствовали. Но с греческим ситуация совершенно иная. В нём такие имена норма. Так что, услышав имя Helga, Багрянородный так и записал бы: Χελγα.

Однако зачем искать что-то по дальним странам, если есть староболгарское «олгу» со значением «великий»?

Когда мог быть заключён брак? Первенец Игоря и Ольги родился в 927 году. Значит, не позднее 926 года. Ольга названа княжной, то есть она или дочь Симеона, или дочь его сына Петра. Но Пётр женился на внучке императора Романа Лакапина только в 927 году. А значит Ольга – дочь Симеона. У Симеона были дочери, имена которых неизвестны. Одну из них он хотел выдать за малолетнего на тот момент Константина Багрянородного, родившегося в 905 году, но вернувшаяся из ссылки Зоя Карбонопсина, мать Константина, в 914 году эти переговоры прервала. Княжна, которую сватал за Константина Симеон, скорее всего, была младше жениха, то есть в 926 году ей было не более 20 лет. Так что вполне вероятно, что это и была Ольга.

Игорь вернулся в Киев в конце июня 941 года. О судьбе Олега, который продолжал разорять анатолийское побережье до сентября, ни сам Игорь, ни киевляне не знали. Впечатление от разгрома было слишком ярким, и всех не вернувшихся, что вполне логично, сочли погибшими.

Но дело в том, что у Игоря был старший брат Асмуд. Правда, на свою беду, он был в Новгороде. Пока дошли известия из Киева, пока Асмуд добирался до днепровской столицы… Было слишком поздно. Игорь уступать престол не собирался. Дальнейшие события известны из моравских хроник, выписки из которых приводит Христиан Феофил фон Фризе:

«Вступивъ на престолъ, Игорь немедленно сталъ преследовать сына Олега, такъ какъ он боялся, чтобы народъ не избралъ его во имя великихъ заслугъ отца; онъ старался осторожно устранить его съ дороги. Но Олегъ былъ слишкомъ уменъ и слишкомъ прозорливъ, онъ сейчасъ заметилъ разставленныя сети и потому заблаговременно позаботился о безопасности, собравъ все свои сокровища, бежалъ съ ними въ Моравию. Когда же, при господствовавшихъ въ те времена смутахъ, Оттонъ I вооружилъ въ 939 г. Моравовъ противъ герцога богемскаго Болеслава, знатнейшие Моравы, во внимание къ высокимъ доблестямъ Олега, предложили ему моравскую корону и сделали королемъ. Хотя въ начале онъ по различнымъ причинам отказывался, но кончилъ темъ, что склонился на просьбы и принялъ бразды правденія. Чешский князь Болеславъ счелъ себя весьма оскорбленным этимъ, но не могъ ничего предпринять противъ своего соперника, такт, какъ въ это дело вмешался самъ императоръ» (74, с. 41–42).