Я повзрослела.

Я обняла её за плечи и крепко сжала. Лицо покалывало от боли, слезы струились по щекам.

— Я люблю тебя, — прошептала я, а потом отстранилась и сказала Кириллу: — Прости меня, что использовала тебя в старших классах, — затем я посмотрела на Еву, в глазах которой светилось беспокойство, и добавила: — Мне так жаль, что я тогда причинила тебе боль. Я была неправа и никогда больше не стану злоупотреблять твоим доверием.

— Кэтрин… — произнесла Ева дрожащим голосом.

Но я уже повернулась и ушла.

Комментарий к

Черт.

========== Часть 24 ==========

Глеб

Начался дождь, а я сидел в наушниках на заднем крыльце, положив руки на колени. Было раннее утро. В ушах у меня звучала песня Better Than Me, а в кулаке я сжимал мокрый листок бумаги. Берёг то, что у меня осталось после неё.

Я люблю его и не хочу этого. Он не готов.

Я везде носил с собой этот лист, вырванный из тетради.

Прошло четыре дня. Четыре дня и девять часов с тех пор, как она в последний раз говорила со мной, смотрела на меня, была рядом. И с каждым проходившим днём пустота внутри росла, а мышцы слабели. Я упивался этим. Мне хотелось страдать. Мне хотелось боли. Я был несчастен без неё.

Я видел её только в школе, но она даже не посмотрела в мою сторону. Она сидела в классной комнате, занималась с учениками и улыбалась, а потом воткнула в уши наушники и спокойно пошла домой - пешком до самого дома Адиля. За выходные я не видел её ни разу и не проверял, как у неё дела.

Я опустил голову. В животе урчало.

Сегодня утром я не смог завершить пробежку просто потому, что у меня не было сил. Не было сил, потому что не было аппетита. Не было аппетита, потому что я чувствовал себя паршиво.

Я провёл рукой по волосам, слизав с губ капли дождя.

— Что делаешь?

Я поднял голову, услышав голос Кирилла, и устало прикрыл глаза.

— Я не в настроении.

— Нам надо поговорить. Об отце, — сказал он. — Тебе удалось его найти?

Я ощущал лишь усталость. Поднявшись, побрел в дом, утомленно сказав:

— Прямо сейчас мне на него плевать.

— Господи, — ахнул Кирилл, взяв меня за подбородок и посмотрев в лицо. Я вырвался. — Когда ты в последний раз спал, мать твою?

Протиснувшись мимо него, я вошёл в кухню и направился к холодильнику.

— Ответь мне, — не унимался он.

— Просто оставь меня в покое, Кирилл, — сказал я спокойно, и все же это было предупреждение.

Он швырнул ключи на стол и сложил руки на своей груди.

— Я оставил тебя в покое на четыре дня, потому что Ева попросила меня не лезть, но поглядите только, — в его глазах вспыхнул гнев. — Ты бледный. У тебя впали щеки. Что за черт?!

Боль, засевшая где-то в центре головы, разливалась по телу. Я не мог поднять на него глаз.

— Зачем ты ей изменил? — спросил он таким тоном, словно я совершил глупейшую в своей жизни ошибку.

Я повернулся к брату лицом, прислонившись к раковине.

— Я не изменял ей, — я отвёл взгляд. — Просто хотел, чтобы она ушла.

С той девчонкой на вечеринке я когда-то мутил, но это было давно. До Кэтрин я ни с кем не спал больше месяца. А после у меня вообще ни с кем не было близости.

Кирилл просто стоял и молчал, вероятно, ожидая дальнейших объяснений, но не дождался.

— Пусть я и не самый большой поклонник Эмили, то есть Кэтрин, — произнёс он, шагнув вперёд. — Но она ничего плохого тебе не сделала. Я не понимаю.

— Тебе и не нужно понимать, — пробубнил я. — Это не твоё дело. Просто она заслуживает лучшего, вот и все.

— Нет никакого лучшего. С тобой все нормально, — Кирилл сказал это, словно оправдываясь. — Ей повезло, что ты вообще с ней был.

— Нет, — я покачал головой. — Ничего не повезло. Я никогда не буду достаточно хорош для неё. Она влюбилась в меня, а я… Я не хочу, чтобы потом ей было ещё больнее. Пора завязывать с этим.

Скрестив руки на груди, я ощущал на себе изучающий взгляд Кирилла. В последнее время он делал это все чаще. Сначала обдумывал, потом реагировал. Но когда я посмотрел ему в глаза, мне не понравилось то, что я в них увидел.

Замешательство и разочарование.

— Не надо, — предостерёг я. — Не смотри на меня так.

— С виду у тебя все легко и ровно, Глеб, как будто ты понял смысл жизни, раскусил всех и каждого. Но ты даже с собой не можешь толком разобраться, — Кирилл покачал головой. — Я не сразу это понял, но ты и впрямь представления не имеешь, какого черта творишь, не так ли, Глеб?

Я сжал кулаки.

— Не надо.

Он ошибался. Скоро все войдёт в привычное русло. Порядок. Дисциплина. Чистота.

Кирилл подошёл на шаг ближе.

— Ты работаешь на отца Джулии, сотрудничаешь с копами и считаешь, что можешь сидеть в этом своём кабинете и играть в Господа Бога, воображая, что все в твоей власти, — он вытянул шею, приблизив своё лицо к моему. — А в своей собственной жизни избегаешь всего, что может выйти из-под контроля.

Он подступил ко мне вплотную, сверля меня взглядом.

— Щеголяешь своей властью над всеми остальными, а сам в это не веришь. Вспоминаешь о том, где ты вырос и что с тобой произошло, и думаешь, что ничего хорошего не заслуживаешь. Ты думаешь, что она будет тебя стыдиться. Глубоко внутри ты считаешь себя куском дерьма.

Я подскочил и, испепеляя его взглядом, прорычал прямо в лицо:

— Я хотя бы отпустил её, пока не стало слишком поздно. Однажды Ева все про тебя поймет. Лет через десять, когда вы будете жить где-нибудь за городом, в своём двухэтажном доме в колониальном стиле, с деревянными полами и лепниной на потолке, и ты будешь пытаться запихнуть детей в свой джип, чтобы не опоздать на очередную вечеринку по случаю дня рождения… — я кивнул. — Она все поймёт.

Он сощурился.

— Она все поймёт, потому что к тому моменту ты совсем перестанешь с ней разговаривать, перестанешь прикасаться к ней, а твой «босс» будет годами пылиться под брезентом. Она будет гадать, почему ты больше не улыбаешься, — я смотрел ему в глаза. — Она не поймёт, что ты выбрал карьеру, которую ненавидишь, чтобы быть достойным её. Потому что знал, сколько зарабатывают врачи, и не хотел, чтобы твоя жена тебя стыдилась. Она поймёт, что с годами ты стал холоднее, в доме стало тише, и будет плакать по ночам, заметив, как ваша новая соседка флиртует с тобой и как тебе это нравится. Потому что благодаря этому впервые за долгое время ты сможешь почувствовать себя живым.

Он смотрел на меня, задержав дыхание. Я понизил голос почти до шепота.

— Ты умираешь и убиваешь её вместе с собой, а сам этого не понимаешь, — я умолк, увидев боль и страх в его глазах. — Я хотя бы отпустил Кэтрин.

Добавить больше было нечего. Ни мне, ни ему. Он понимал, что я прав, и его лицо выражало страдание. Мы оба были по уши в дерьме.

— Кирилл!

Я резко поднял взгляд, а Кирилл повернул голову. В кухню медленно вошла Ева. Черт. В её серо-голубых глазах стояли слезы. Она все слышала.

— Это правда? — спросила она, и её голос надорвался. — Ты несчастлив?

Кирилл опустил голову, отвернувшись от неё и стиснув зубы.

— Пошёл вон отсюда, — он сказал это мне. — Иначе я прошибу тобой гребаную стену. Убирайся.

Он не шутил. И я это заслужил. Схватив футболку со стула, я вышел из дома.

У меня не было права судить брата. Если даже ему не нравилось учиться, если он терпеть не мог военное дело, возможно, ради Евы он готов был примириться с чем угодно, потому что она составляла его счастье.

Просто я чувствовал себя паршиво и мне захотелось, чтобы и ему тоже стало плохо.

Когда это я начал всех ненавидеть?

Резко повернув вправо, я на полной скорости влетел на школьную парковку с одним лишь намерением: загонять себя до изнеможения на стадионе.

Въехав на парковочное место, я резко ударил по тормозам, увидев «камаро» Андрея, припаркованный рядом с фургоном школьного сторожа. Сторож открывал школу каждое утро в шесть тридцать. Но что, черт возьми, здесь делал Андрей?