— Как тебе твоя работа? Нравится? — спросил он тихо, уперев руки в стену по обе стороны от моей головы.

А?

От него пахло летом, липкой сахарной ватой на чертовом колесе, прохладной водой на разгоряченной коже.

— Что? — переспросила я.

Он задал вопрос. О чем он, мать его, спросил?

Опираясь на руки, он наклонился ко мне ещё ближе, опустив голову к моему лицу.

— Общественная работа, Эмили. Тебе нравится?

Я слышала смех в его голосе. Вот же маленький говнюк.

— Нет, — пробормотала я. — Учить шайку подростков, которые сачковали весь учебный год - не самое веселое времяпровождение. Им нужна была своевременная корректировка поведения, только и всего.

Его руки немного опустились, и я услышала, как он втягивает воздух носом, словно обнюхивает меня.

— Для начала: весёлое времяпровождение - это именно то, из-за чего ты сюда угодила, — произнёс он спокойно, но твёрдо. — И корректировка поведения нужна вовсе не этим ребятам, а тебе.

— Что ж, я своё получила, большое спасибо великому Питеру, — ухмыльнулась я. А потом посмотрела на него в упор. — Ты меня не знаешь, Глеб, — с этими словами я оттолкнула его, повернувшись к выходу.

Но он схватил меня за руку и поставил обратно.

— Ты права. Я тебя не знаю. Так почему бы тебе меня не просветить? Что означает твоё имя - Эмили? И что ты натворила в университете? За что тебя арестовали?

Увидев, что я молчу, не отвечая на его тупые вопросы, он снова припер меня к стене.

— Давай попробуем что-нибудь попроще, хорошо? Твой любимый цвет. Какой твой любимый цвет?

— Ты серьёзно?

— Ты что, пытаешься выиграть время?

Я нахмурилась.

— Розовый. Мне нравится розовый.

— Правда? — продолжал напирать он. — А что насчёт музыки? Какая твоя любимая группа? А книги? Твой любимый жанр? Когда ты в последний раз ела шоколад или валялась в пижаме до полудня?

Не знаю - то ли это стены начали смыкаться вокруг меня, то ли Глеб так меня притеснил.

— К чему ты клонишь, маленький засранец? — возмутилась я.

Услышав этот вызов с моей стороны, это пренебрежительное словечко в его адрес, Глеб улыбнулся и снова приблизился ко мне вплотную.

— Как насчёт душа, Эми? — звук его низкого, хриплого голоса закружился у меня в животе и устремился ниже.

Сделав резкий вдох, я облизнула пересохшие губы.

— Что?

Он голодным взглядом уставился на мой рот.

— Маленькому засранцу - который уже не такой и маленький - нужно принять душ, — прошептал он, не сводя взгляда с моих губ. — Прими со мной душ. Прямо сейчас.

Я прижала ладони к холодной, покрытой белой краской бетонной стене, пытаясь остудить жар в груди. Какого черта ему нужно? Он же не хочет того, о чем просит?

Я выгнула бровь, пытаясь казаться спокойной, чем была на самом деле.

— Ты назвал меня жалкой и беспомощной, Глеб. А теперь предлагаешь принять с тобой душ?

— Так докажи мне, — его взгляд был искренним, серьёзным, словно он искал что-то в моем лице. — Докажи, что ты не жалкая. Используй возможность, — он прищурился, почти с мольбой глядя на меня, и я, похоже, проглотила собственное сердце, потому что все мое проклятое тело теперь пульсировало.

— Я серьёзно, — тихо сказал он. — Команда разбежалась. Мы будем одни. Пойдём со мной в раздевалку. Пойдём в душ. Покажи мне, какая ты смелая.

Я силилась сказать «нет», но это слово просто застряло у меня в горле. Я хотела произнести его, но желала на самом деле совсем другого.

Глеб протянул руку вниз и, взяв меня за мизинец, покрутил его в пальцах. Опустив взгляд, продолжил едва слышным голосом:

— Я не прикоснусь к тебе, если ты сама этого не захочешь, — а потом он поднял свои зеленые глаза, ошеломив меня промелькнувшей в них грустью. — Тебе нужно только пойти, Эми. И все. Я сниму с тебя одежду. Все, что тебе нужно - пойти за мной. Я знаю, ты этого хочешь.

Я и впрямь хотела пойти. Хотела, чтобы кто-нибудь обнимал меня, прикасался ко мне, хотела быть нужной кому-то.

Он приблизил ко мне своё лицо, и его дыхание обожгло мои губы.

— Давай же, решайся.

Я сжала руки в кулаки, потом распрямила пальцы и снова собрала их в кулак. Я хотела. Хотела прикоснуться к нему. Обнять его за шею. Взять его за руки и пойти туда, куда он поведёт.

Но силы воли у меня не хватило бы даже для того, чтобы сдвинуться с места. Он посмеётся надо мной. Он просто воспользуется мной, не увидит во мне ничего стоящего, что захотелось бы сохранить. Вскоре он возненавидит меня.

Заморгав, я посмотрела на него и покачала головой. Мне было все равно, что он увидит мои мокрые от слез глаза.

Глеб изучал мое лицо, и я не знала точно, что именно он чувствует - злость, разочарование или отвращение.

Наконец он опустил руки и выпрямился. Тёплый кокон, в котором я оказалась благодаря близости его тела, растворился, и мне вдруг стало холодно.

— Ты себя боишься, — прямо сказал он. — Не меня.

А потом отступил, глядя на меня свысока.

— Вот поэтому я и назвал тебя жалкой, Эмили.

Жалкой. Я осклабилась, черт, как же я устала слышать это от него.

— Мне нужно в душ, — в его голосе не было ни следа прежней мягкости. — А тебе пора идти.

Развернувшись, он зашагал к мужской раздевалке.

Я не жалкая. Я не хочу быть жалкой.

Шмыгнув носом и расправив плечи, я выпалила:

— Может, я просто не хочу тебя, — он повернулся с удивленным видом, и я напрягалась всем телом. — Я просто не хочу тебя, Глеб.

Коротко усмехнувшись, я пошла к выходу.

Но не успела я взяться за ручку двери, как его рука обвила меня за талию и притянула к тёплому телу. Я выдохнула - он перебросил мои волосы в сторону и прижался горячим ртом к моей шее.

Все разлетелось.

У меня подогнулись колени, закрылись глаза, а голова сама наклонилась набок, подставляя шею для поцелуя.

О. Мой. Бог.

Я ничего не соображала. Не могла отстраниться. Не могла его остановить. Его пылающий рот блуждал по шее, горячее дыхание обжигало кожу, которая и без того уже горела огнём. Он почти не шевелился - словно потерял над собой контроль, так же как и я. Словно все, о чем он мечтал, - прикоснуться ко мне. Он захватил мою кожу зубами, жестко, но не больно, а потом прильнул к чувствительному местечку под ухом. Я не могла точно сказать, целует он меня или собирается съесть.

Меня затрясло, и я прижала к себе его руку, которая лежала у меня на талии. Но мне необязательно было это делать. Он обхватил меня так крепко, что я никак не могла поглубже вдохнуть.

Я чувствовала его, и это было единственное, что меня волновало. Его член упёрся мне в спину, и я подалась назад. Он оставлял короткие поцелуи на моей шее, у её основания, под ухом. Его язык скользнул по мочке уха, а потом свободной рукой он взял меня за подбородок и развернул мое лицо к себе.

И накрыл мой рот своим. Я застонала. Возможно, это прозвучало так, словно мне больно, но я ничего не могла с собой поделать. Между ног у меня бушевал ураган, и я будто озверела.

Я как с цепи сорвалась.

Наши языки соприкоснулись, и я простонала ему в рот, вдыхая его запах, наслаждаясь ощущением его мощного тела. Он целовал меня, и я вбирала в себя жар, влагу, вкус.

Одной рукой он по-прежнему обнимал меня за талию, а другую запустил мне под юбку, прямо в трусики.

— О, — сдавленно простонала я прямо ему в рот, который не отрывался от моего до сих пор. Что он делает? Нужно положить этому конец!

Мои веки затрепетали, когда его пальцы погрузились в мое влажное лоно и закружились вокруг клитора.

И тогда его губы оторвались от моих. Он рывком поднял меня с пола и прорычал мне в ухо:

— Вот как ты меня не хочешь, Эми, — его голос был резким, в нем слышалась угроза. — Жалкая, беспомощная и вдобавок лживая.

И с этими словами он просто отпустил меня, и я приземлилась пятой точкой на гимнастический мат, дрожа от замешательства и недоумения.

А затем услышала, как открывается и закрывается дверь за моей спиной, и тогда поняла, что осталась одна.