Странно, правда? Вроде привычная и даже какая-то позитивная фраза. А если представить себе пятилетнюю девочку, говорящую: я себя ребенком не чувствую. Или 18-летнюю: я себя молодой девушкой не чувствую…

Я спросила архитектора: интересно, а кем же мама себя чувствует? Ребенком, девушкой?.. Его ответ: она себя чувствует полноценным человеком. Грустно. Отражает очень крепко сцепленный со старостью стереотип неполноценности. Запомним это слово – «полноценность». Что под этим обычно подразумевается, какая ценность? Социальная полезность и востребованность? Насыщенность жизни событиями и эмоциями?

У старости есть своя огромная ценность, но мы почему-то меряем ее ценностями первой половины жизни. Или, еще хуже, «ценностями» социума.

Мой папа, разменявший давно восьмой десяток, может быть чудесным примером такой общепризнанной и часто реализуемой ныне полноценности. Именно потому, и еще потому, что он мой папа, он будет фигурировать в книге множество раз, как пример всего и вся. Он профессор. Уважаемый в своей среде человек, преподает. Работает. В свободное время путешествует по принципу «делаю то, чего не мог позволить себе раньше». Я очень горжусь им и радуюсь за него. Однако он как-то признался мне, что переживает из-за того, что не чувствует творческой энергии и не производит ничего нового. Он не видит, что это новое лежит вовсе не в сфере его любимой науки, где он стал истинным мастером и наставником, а в сфере личного познания и опыта жизни, который так необходим его детям и внукам. Им нужны не знания, а мудрость.

У Бессмертия есть несколько вариантов, разновидностей.

Вечная молодость Дориана Грея – отсутствие старения, сохранение молодости с помощью чудодейственных средств (средство Макропулоса). Тут, как говорится, не до смерти вовсе, тут ведь и старости-то нет.

Вечная старость Кощея Бессмертного, бесконечное продлевание старости, потребность остаться в любом виде. В основном старики, жаждущие бессмертия, живут страхом, а от него мало чего хорошего прорастает. Старики, с одной стороны, познали вкусы жизни, с другой – видят ее край. И потому за жизнь держатся, цепляются. Чувствуете разницу оттенков: ценить… цепляться. Это про Любовь… Зависимость. Любовь к жизни необходима. Страх потери провоцирует зависимость, и любви там все меньше. Потому обычный Кощей жизнь не любит и людей тоже. Такие старики, безусловно, неприятны и опасны, о чем и сказки.

Мне попалось только одно описание бессмертия в разных возрастах, в том числе и зрелом. У Натали Бэббит («Вечный Тук»):

«– Знаешь, что это вокруг, Винни? – услышала она низкий голос Тука. – Это жизнь. Она движется, растет, изменяется, никогда не остается прежней даже на пару мгновений. Вот эта вода… ты смотришь на нее каждое утро, и она всегда выглядит одинаково, но это не так. Всю ночь напролет она движется, вытекает из ручья далеко на западе, вливается в ручей на востоке, всегда другая, всегда в движении, хоть и такая спокойная… и в конце концов, проделав долгий-долгий путь, она встречается с океаном. ‹…› А знаешь, что происходит потом? – продолжал Тук. – С водой? Часть ее испаряется под солнцем прямо из океана и поднимается обратно к облакам, а затем проливается дождем, и дождь попадает в ручей, и ручей продолжает течь, и все повторяется снова и снова. Это как колесо, Винни. Все вокруг – как колесо, вертится и вертится без остановки, не зная отдыха. И эти вот лягушки – часть колеса, и жуки тоже, и рыба, и лесной дрозд. И люди. Ничто не остается прежним. Все обновляется, все изменяется и растет. Именно так все и было задумано. Именно так всё и есть.

Лодку наконец прибило к берегу, и нос ее врезался в полусгнившие ветки поваленных деревьев, опустивших свои толстые пальцы в воду. Нос лодки заклинило, и течение не могло справиться с нею, хоть корму и сносило в сторону. Вода текла мимо, меж зарослями тростника и ежевики, и устремлялась из привольных берегов пруда в узкое русло. Там она неслась уже быстрее, журча и пенясь среди камней и булыжников, и исчезала из виду где-то вдали, торопливо огибая склонившуюся иву.

– Она течет, – повторил Тук, – к океану. Но эта лодка сейчас застряла. И если мы сами ее не сдвинем, она будет стоять здесь вечно, как бы ни старалась освободиться. То же и с нами, Туками. Мы застряли, Винни. Застряли и не можем сдвинуться. Мы больше не часть колеса. Нас словно сбросили. Оставили позади. Все вокруг нас движется, растет, изменяется. Например, ты. Сейчас ты ребенок, но когда-нибудь вырастешь и станешь женщиной. А затем придет время для новых детей.

Винни моргнула и внезапно поняла, о чем он говорит. Поняла, что ей – да-да, даже ей! – волей-неволей когда-нибудь придется покинуть этот мир. Просто погаснуть, как огонек свечи, и тут уж протестовать бесполезно. Этого не избежать. До сих пор Винни изо всех сил старалась не думать об этом, но иногда, вот как сейчас, приходилось. От беспомощности и обиды она разозлилась и выпалила:

– Я не хочу умирать!

– Конечно, – сказал Тук. – Твое время еще не пришло. Но смерть – это тоже часть колеса, за которой следует рождение. Нельзя вынимать из колеса кусочки, какие вздумается, а другие оставлять. Быть частью целого – это благословенный дар. Но мы лишились его – мы, Туки. Жизнь и без того тяжкий труд, Винни, а наш путь по жизни еще и бесполезен. Лишен всякого смысла. Если бы я только знал, как опять взобраться на колесо, я бы тут же сделал это не раздумывая. Жизнь невозможна без смерти. То, что нам выпало, – это не жизнь. Мы не живем, Винни, а просто существуем, как камни у дороги.

Голос Тука звучал сейчас жестко, и изумленная Винни сидела не шелохнувшись. С ней еще никто никогда не говорил о подобных вещах.

– Я хочу снова расти! – горячо воскликнул Тук. – Расти, изменяться. И если это означает движение к концу жизни, я хочу и этого. Знаешь, Винни, на самом деле этого не понять, пока не испытаешь на собственной шкуре. Если люди узнают об источнике в Лесной Прогалине, они все ринутся туда, как свиньи к корыту, топча друг друга из-за этой воды. А кончится это очень-очень плохо… хотя и не сразу. Ты только представь себе! Все дети останутся навсегда детьми, а старики – стариками! Можешь вообразить себе, каково это? Навсегда! Колесо будет продолжать вращаться, вода все так же будет течь к океану, но люди навсегда останутся прежними, как придорожные камни. ‹…› Понимаешь? О Боже, только бы ты поняла!»

В книге потом наступает долгое молчание. Мне бы тоже хотелось помолчать…

Стремление к бессмертию обычно обусловлено страхом смерти, и о том, как с этим жить, мало кто задумывается. А что хорошего может родиться от страха?

Да, кстати, есть еще один вариант. Это когда «колесо» останавливается, заклинивает. Это то, про что в фильмах «День сурка» и «Day Break», и раньше – во «Времетрясении» Курта Воннегута. Только там все так сосредоточены на Колесе, что как-то не акцентируются на своем бессмертии.

Есть также тема – бессмертие души с чередованием воплощений.

Есть у меня один знакомый йог-учитель, хороший. Пройдя середину жизни, он неожиданно озаботился вопросом бессмертия. Причем его отнюдь не интересует (может, пока) вечная жизнь нынешнего тела. Он говорит, что не хочет потерять те наработки развития сознания, духовного роста, не хочет «начинать сначала», хочет быть уверенным, что сознание его возродится на достигнутом уровне. Конечно, многие восточные учения это обещают, но где гарантии? Мне в связи с этим нравится вот такая веселая мысль:

«Я не верю в конец света – для Вселенной такое развитие событий слишком нелогично. Если исчезнут условия для перерождения, то как может душа каждого из нас завершить свой путь? Куда денутся все те, кто так ничего и не понял?» (И. Ларсон. Самая большая иллюзия).

Дети тоже иногда спрашивают, когда им говоришь о перевоплощении души: «А мне придется снова учиться читать и писать?» – «Да, придется, и писать, и писать». Вот моя фантазия на эту тему. Если тело новое, то ему и придется всему учиться заново. Можно фантазировать только о наработках души. То есть, может, останется какой-то сгусток сознания, но ему снова надо учиться проявляться. Это как Любовь, которая есть всегда, а способность проявлять ее надо приобрести, развить. Но надо ли начинать с того, где закончили?