– Я помнила, что нынче Деды́, – сказала Маша, наконец оторвавшись от созерцания спящего сына, – но не знала, что к нам в гости явятся все Киевицы, которые были до нас, – Ковалева взглянула на Акнир. – И твоя мама тоже придет?

– Я не жду ее, – ответила дочь Киевицы, продолжая сооружать дровяной «домик» в камине.

– А помимо Ясных Пани к вам могу пожаловать и все ваши предки, – поведала Василиса.

– И мои родители? – игла в Катином сердце заныла. Она бездумно сняла очки. Пожалуй, следовало рассказать о проклятой стальной занозе и обретенной остроте взгляда присутствующим, но разобрать окруживший ворох событий и без того было трудно. – Мои мама и папа… Они тоже придут сюда? Я смогу их увидеть? Смогу узнать, кто их убил?..

– А отец Миши… он появится здесь? – с заминкой спросила Маша. И всем, включая неодушевленные предметы в комнате, стало понятно, что она стеснялась задать этот вопрос из-за Мира. – Ведь он его предок.

– Мы никогда не знаем, кто именно почтит нас визитом, – дипломатично сказала Глава Киевских ведьм. – Потому в такие дни мы ждем всех.

– А я знаю, как их увидеть! – встряла Чуб. – Мне Акнир рассказала. Чтоб узнать, пришел ли покойник в гости, нужно сесть на печь и смотреть на дверь через лошадиный хомут. Или выйти на улицу и посмотреть в дом сквозь замочную скважину или через окно. И, между прочим, нашу толстую Белую Даму люди с улицы видели именно через окно. Я вам говорю, она здесь! И кошки на нее среагировали!..

– Толстая Дама? – озадачилась Василиса Андреевна, успевшая раздвинуть стол и покрыть его домотканой вышитой скатертью, в центре которой она торжественно водрузила расписную ритуальную свербь. – Кто же это мог быть? Вроде бы все Киевицы были достаточно стройными…

Раздался сухой неприятный треск – глиняная свербь в центре стола треснула и развалилась на три равных части.

– Видите! – всколыхнулась Даша. – Это она! И ей не нравится, что ее обзывают толстой. Не понимаю, неужели вы никогда не слышали о привидении Белой Дамы? – требовательно спросила Чуб Василису. – Вы должны о ней знать! Вы же преподаете в университете историю!

– И все же на ваш вопрос мне трудно ответить. А кроме того, пора начинать приготовление. Не стоит гневить невниманием Душек. Особенно, если они столь сильны, как души покойных Киевиц. Прошу извинить меня, – собрав осколки сверби, Василиса Андреевна с важным видом удалилась на кухню.

Еще раз убедившись, что ее сын погрузился в сон, Ковалева подошла к тонконогому бюро, где возлежала большая, не слишком удобная для чтения Книга Киевиц, и открыла ее столь легко и привычно, что сразу стало понятно: Маша и книга на короткой ноге, точнее – на короткой руке. Казалось даже, что книга открылась, не дожидаясь прикосновения, как кошка, подстраивающаяся под руку хозяина, страницы с тихим шуршанием сами побежали слева направо, как дети, с хихиканьем уворачивающиеся от щекотки.

Но секунду спустя Книга угомонилась, стала чинной, серьезной и, открывшись на странице с названием «Некромантия», оказалась солидарной с Главой Киевских ведьм, явно пытаясь запугать свою Киевицу:

Акнир подбросила последнее полено в уже разгоревшийся огонь, встала с колен, отряхнула серебристые леггинсы:

– Вам стоит послушать Васю. Она славится умением гадать на громах и закатах. Я верю ей: в Город вернулись старые беды.

– Старые?

– Моя мать, Киевица Кылына, запретила некромантам входить в Киев. Мама любила людей и считала, что каждый слепой вправе сам выбирать между Небом и Землей, и их души – не игрушки для ведьм. Но теперь ее нет, вы не издавали запрет. А до запрета испокон веков некроманты приходили в Киев на Бабы́-да-Деды́. Имеющие третье негласное название – дни ловцов душ. Они шли в Святой Город воровать души монахов и богомольцев…

– Вчера кто-то раскопал на Замковой горе могилу монаха! – громко вскрикнула Даша. – Так в газете написано, – Чуб схватила и подняла над головой полотнище «Неизвестного Киева».

– И вновь нестыковка, – спокойно сказала Катя. – Если ваш новый некромант любит души любящих, при чем тут монах, который умер сто лет назад? Как он мог любить ее?

– А как сто лет назад ее мог нарисовать Котарбинский? – лихо отбила возражение Чуб.

– Похоже, мы знаем точный адрес разгадки – сто лет назад, – улыбнулась Маша. – Но нестыковка все-таки есть, – заговорила в ней студентка исторического факультета, пусть и пребывающая в официальном декрете. – Журналисты ошиблись. На Замковой горе не могло быть могилы монаха. Разве только монашки. Флоровский монастырь, которому принадлежало церковное кладбище, – женский. Но там хоронили и обычных гражданских людей: мещан, купцов, профессоров, возможно, художников, которые жили в доме напротив…

– Художников? – полувопросительно-полувосклицательно вскрикнула Даша. – А где во-още похоронен ваш Котарбинский?

– А я хотела бы знать, при чем здесь Котарбинский вообще? – поджала губы Катя. – Не слишком известный художник, умерший в…

– …1921 году, – сказала всезнающая Маша Ковалева. – В Киеве, – ответила она заодно и на Дашин вопрос. – Его могила должна быть где-то здесь. Я точно не знаю… Даша, ты думаешь, некромант раскопал его могилу на Замковой?

– Она ждала его сотню лет и пришла за ним! – ухнула Чуб. – Я так и вижу эту историю… сто лет назад в Киеве жила некромантка, она любила Котарбинского… но что-то у них не срослось капитально… Случилась трагедия… Она умерла, он умер… Но она возродилась и таки нашла его душу!

– Все. С меня достаточно пустых предположений, – решительно пресекла фэнтезийный поток Катерина. – Я сама схожу к нему в Прошлое только для того, чтоб закрыть этот вопрос. Сегодня мы празднуем день рождения Маши. И никакое рождение нового некроманта нам не помешает! – Дображанская отодвинула один из книжных шкафов, обнажая тайную кладовку, заполненную костюмами разных времен.

Маша Ковалева с некоторой тревогой посмотрела на Катю, уже извлекавшую из фанерной шляпной картонки скромную дорожную шляпу.

«Помни, что мертвые в эти дни сильнее живых и ни одно заклятие нашего мира не подчинит того, кто живет в мире ином…» – зазвучали в ее голове тревожные строчки.

– Осмелюсь заметить, Катерина Михайловна, вам не стоит беспокоиться о смене костюма. Разве что о небольших деталях, – Акнир сняла с полки в кладовой плоскую коробку с перчатками и небольшой продолговатый футляр из потертой коричневой кожи – в нем лежали старинные очки с золочеными дужками и круглыми темными стеклами. И Катя поняла, что дочь Киевицы догадывается, зачем Дображанской понадобилась защита для глаз! – В остальном ваш костюм весьма точно соответствует той эпохе, – сказала она, услужливо набрасывая манто на Катины плечи. – А в мелких нюансах моды мужчины не разбирались ни тогда, ни сейчас.

– Ты полагаешь? – Катя заглянула в зеркало.

Показалось ли ей, или осколок бриллианта в ее броши стал больше?

Октябрьская осень еще не успела прослыть среди киевлян злой и холодной дамой, и в маленьком золотоворотском сквере рядом с Домом Киевиц было много людей.

Небольшая очередь стояла у киоска с горячим кофе. Вокруг небезызвестной панночки с длинной косой собиралась очередная экскурсия. Стеклянный ящик для буккроссинга был закормлен книгами (что случалось с ним не особенно часто), и пару студенток энергично перебирали его сокровища. А у подножия лесенки к памятнику Ярославу Мудрому, больше известному в народе как «Дядя с киевским тортом», пел под гитару немолодой человек: