— Ты что себе позволяешь, щенок? — грозно прорычал Барни, ещё раз встряхивая насмерть перепуганного испанца. Потом обратил взор к танцплощадке. — Сэмми, где ты?
Сэмми не ответил. Он распростерся на полу в луже крови. Толпа в ужасе расступилась.
— Сэм ранен! — истошно завопила рыжая, из глаз которой фонтаном брызнули слезы.
Барни недоуменно заморгал, потом, осознав смысл сказанного, зловеще потемнел.
— Эй, парни, — заорал он. — Наш Сэмушка ранен!
Приливная волна белых роб выплеснулась на танцплощадку, разметав зрителей по сторонам. Танцы кончились, а в воздухе повисло тревожное ожидание. Ощутимо запахло бедой.
Один из матросов, протолкавшись к неподвижному телу, опустился на колени, приподнял его, а в следующую секунду, судорожно сглотнув, отпрянул и показал Барни руку, обагренную сгустившейся кровью.
— Братва! — завопил он. — Сэма зарезали!
В эту секунду тяжелая портьера всколыхнулась и в залу ворвались Дюк Стаффорд и его цепные псы — Эл и Фрэнк.
— Что здесь происходит? — резко спросил Стаффорд.
— Этот выблядок зарезал Райана, — угрюмо буркнул Барни, снова приподнимая испанца над полом за шиворот.
Парень был перепуган насмерть.
— Это не быть я! — взвизгнул он. — Нет, это другим!
— Если и не он, — угрожающе произнес Барни, — то один из троих подонков, что были с ним. Они удрали…
— Одни неприятности от этих чертовых янки, — процедил Стаффорд. Брезгливо посмотрев на распростертое тело Сэма Райана, он добавил: — И уберите его отсюда — живо!
— Хрен вам в зад, мистер! — преспокойно отозвался Барни. — До прихода врача он остается на месте…
Стаффорд развернулся к Элу и Фрэнку.
— Уберите отсюда эту падаль, пока нам весь пол не изгадили…
Тут-то оно и началось. Бац! Правый кулак Барни пращой просвистел в воздухе и Стаффорд отлетел футов на десять, громко вопя и зажимая нос, из которого фонтаном хлестала кровь.
Эл тигром скакнул вперед, но тут же согнулся пополам — увесистый, как паровой молот, кулак Барни вонзился ему под дых. Фрэнк развернулся и влепил Барни могучую оплеуху по челюсти, но Барни — клянусь! — только радостно ухмыльнулся. Трах! Фрэнк взмыл в воздух и, пролетев несколько ярдов, плюхнулся прямо на сцену, проломив головой колонку усилителя.
Поднялся бедлам. Женщины, истошно визжа, кинулись врассыпную; они высматривали свои сумочки, потом хватали их и спешили к выходу. Обступившие стойку бара испанцы бросились на выручку своему собрату, все ещё висевшему в воздухе и беспомощно дрыгавшему ногами. Американцы же, казалось, только того и ждали. С радостным ревом они кидались в самую гущу сечи.
Я сграбастал Лайлу за руку, выволок её на сцену и увлек за огромный барабан (ударник уже счел за благо исчезнуть!), откуда, находясь в относительной безопасности, мы уже без помех наблюдали за грандиозной потасовкой, развернувшейся прямо на наших глазах.
Мне ещё никогда не приходилось участвовать в подобной массовке и, признаться, особого желания я до сих пор не испытываю. Жуткое зрелище. Хотя в той драке было даже нечто забавное. Хлобысь! Янки, которого огрели по башке обеденным столом, падает, как подрубленный дуб. Испустив победный вопль, испанец воздевает стол, готовясь оглушить следующую жертву, но в этот миг ножка стола ломается и тяжеленная махина бьет злопыхателя по затылку. Воспрявший американец с маху лягает незадачливого противника по причинному месту и — на поле брани становится одним боеспособным испанцем меньше.
Трах! Две головы сталкиваются с одуряющим треском кувалды, забивающей сваю. Бабах! Испанец врезается в цимбалы, едва не лишившись уха. Хлоп! Из расквашенного носа течет юшка. Бум! Протестующе хрустят ребра. А вот красавчик! Один из матросов, от души размахнувшись, промазал по физиономии испанца на добрый фут, со страшной силой заехав по уху одному из своих сопалубников.
На Барни было любо-дорого смотреть — настоящий библейский Голиаф, сеющий смерть и разрушение всему не-американски-матросскому, подворачивающемуся под руку. Блям! Даже не размахиваясь, он просто опустил здоровеннейший кулачище на ближайшее испанское темя. Голова несчастного погрузилась в плечи, а бесформенное туловище тяжело осело на пол, как куль с мукой. Следующий, пожалуйста — чья очередь? Вот, получай, сынок! Клац! Кость смачно треснулась о кость, словно два столкнувшихся бильярдных шара. Еще один испанец покатился по полу, выплевывая выбитые зубы.
Вдруг я заметил Джила, который, сняв очки, молотил, словно боксерскую грушу, парня раза в два крупнее, чем он сам. Впрочем, и сам Джил продержался недолго. Просвистевшая в воздухе бутылка обрушилась ему на затылок, отправив его в продолжительный нокаут. Впрочем, обидчику ликовать не пришлось — сперва ему заехали ногой под ложечку, после чего паровой молот Барни довершил уничтожение.
Шмяк! Барни вмазали по зубам ножкой стула. Тихоня Дейв тут же расцветил стулометателю глаз.
Я поискал взглядом Патрика и Аманду, но тщетно. Должно быть, Патрик, прожженный проныра и решительный стратег, уже давно оценил обстановку и отважно смылся через черный ход. Возможно, даже не забыл прихватить с собой Аманду. Или — затаился в дамском гальюне. Пардон — туалете. Опять же с Амандой.
Внезапно пронзительно задребезжали свистки и в дискотеку ворвались полицейские, размахивая литыми резиновыми дубинками. Хлоп, блип, керблям!
— Всем выстроиться к стене! Живее!
Вид у блюстителей порядка был недобрый, скажу я вам. У некоторых в руках блестели револьверы.
Меня немилосердно извлекли из-за барабана и, если бы не Лайла, не миновать мне удара увесистой полицейской дубинкой по затылку.
Ну и Содом! Мрак. Как будто дискотека подверглась массированной бомбардировке. Не сойти мне с этого места, если во всем зале уцелел хоть один стол или стул, а уж о бутылках, некогда гордо красовавшихся за стойкой бара, я и вовсе не говорю.
Забившись с Лайлой в дальний угол, я обнял её за талию и притянул к себе. Перепуганная насмерть девушка трепетала, как зверек.
— Не бойся, малышка, все будет в порядке.
Откуда-то вынырнули Патрик с Амандой, конвоируемые угрюмым стражем закона. Вид у Патрика был неважнецкий. Плащ разорван, губа предательски вздулась и побагровела. Однако, приблизившись к нам, отважный ирландец нашел в себе силы улыбнуться. Я невольно устыдился собственной трусости. Молодчина, Патрик — дожно быть, бился, как лев.
— Чем тебя так? — поинтересовался я. — Бутылкой или хуком справа?
Патрик застенчиво улыбнулся.
— Ни за что не угадаешь. Дверью! Я прятался за ней, а какой-то козел врезался в неё с такой силой, что я едва не лишился верхней челюсти.
Аманда казалась бледной как мел и потрясенной, но внешних признаков повреждений я не заметил. Все мы нуждались в хорошей дозе спиртного.
Я огляделся по сторонам. Барни зажимал носовым платком окровавленный рот. Джил сидел на полу, сокрушенно потирая затылок. Дейв выглядел как огурчик, хотя правая брючина была раскроена снизу доверху. Льюис растирал запястье и дул на ободранные костяшки пальцев. Несколько матросов валялись на полу: некоторые глухо постанывали и кряхтели, другие не подавали признаков жизни. Я пошарил глазами в поисках Сэма Райана, но не обнаружил его.
Испанцы, сгруппировавшиеся возле остатков бара, также имели довольно потрепанный вид. Трое безжизненно распростерлись на полу, а остальные сидели или пытались встать, держась за головы и потирая ушибленные места. Один из них рыдал в три ручья. Может, оттого, что драка закончилась, не знаю.
В залу вошел огромного роста детина в форме американского военного патруля. Приблизившись к нам, он угрожающе спросил:
— Вы туристы?
— Нет, мы здесь работаем, — ответил я. — В компании "Ардмонт Холидейз".
— О'кей, вами займется местная полиция.
Он зашагал прочь, высматривая, кого бы убить.
Наконец, один из суровых испанских полицейских удостоил нас внимания и спросил на ломаном английском:
— Вы туристы?