— Надеюсь, ты не будешь против… — пробормотала Варя и натянула на себя футболку. Бас был куда выше ростом и крепче телосложением, поэтому она доставала чуть ли не до колен.

 — На, — мать кинула ей тряпки, щетки и какие-то чистящие средства, — намывай коридор.

Варя сразу же раскусила план матери: она взяла себе кухню потому, что она была испачкана больше. Туда Денис притащил труп и Бог знает, что с ним делал. Но возмущаться не стала и послушно принялась натирать пол.

Кровь смешивалась с водой и становилась светлее, ещё пару раз потереть — и исчезала совсем. «Где же твоя, Бас?», — рассеянно подумалось девушке и она кинула взгляд в сторону его комнаты, где оставила платье. На нём. Боже, если он умрёт… Она же никогда не постирает эту вещь. Его кровь на ткани и несколько фотографий в телефоне — это всё, что останется.

Девушка выжала тряпку, от чего вода в тазу стала ещё грязнее. Закончив с полами, Варя принялась за остальное. Она обтерла все двери, все наличники и выключатели. Попыталась было справиться со светлыми обоями, но они моментально впитали в себя красноту.

 — Оставь, — махнула рукой Яна, выглянув из кухни, — когда всё поуляжется, я пришлю сюда Олега, чтобы он помог переклеить обои. Толку больше будет.

 — Давай я помогу тебе здесь, — предложила Варя.

 — Ты уже всё?

 — Да. Коридор отмыла, в гостиной были только небольшие разводы на полу, в комнате всё чисто, она была закрыта.

 — Тогда отдохни. Я почти закончила.

 — Но…

 — Не надо, — это было сказано таким тоном, что стало ясно: разговор окончен.

Варя села на стул и принялась наблюдать за матерью, усиленно отскребающей присохшую кровь. Она уже сломала два ногтя, но разве это важно? Пара коротких прядок выбились из хвоста на макушке выбились и теперь попадали на глаза, но женщина была так увлечена своим делом, что не отвлекалась на то, чтобы убрать их. Девушка вгляделась в черты лица матери и словно только сейчас заметила, что она ещё очень молодая. Варя задумалась: а смогла ли бы она родить ребёнка в восемнадцать лет и посвятить ему всё своё время, как это когда-то сделала мама? Ответ — вряд ли. А если бы это был ребёнок Баса? Боже… Тогда она билась бы за него до последнего в независимости от того, как пожелает Рома. Хочет он детей или нет — неважно.

 — Мам… А что ты почувствовала, когда папа «умер»? Ты же тогда ещё любила его?

Яна замерла с щеткой в руках.

 — Зачем ты спрашиваешь?

 — Хочу знать, к чему быть готовой.

 — Варя, он не…

 — Просто расскажи мне. Пожалуйста. Никто из нас не Господь Всевышний, мы не можем знать, что он «да», а что «нет».

Яна помедлила с ответом, а затем отложила все тряпки в сторону, сполоснула руки и села рядом, взяв ладони дочери в свои.

 — Я всегда любила твоего папу, Варя. С тех самых пор, как встретила в первый раз и до сих пор. Олега я люблю по-другому, его я люблю как мужчину. Артема же я люблю как близкого мне человека. Не надо думать, что твоё рождение было ошибкой. Пусть я и не планировала ребёнка… Но я очень желала тебя. Ты родилась в огромной любви. И поэтому когда пришёл Олег и сказал, что твоего отца больше нет… Мне будто с размаху всадили в сердце огромную иглу от укола, а вытащить забыли. А потом — пустота. Ничего внутри не осталось, смело всё. И три года я провела как под наркозом, выныривая из него только тогда, когда ты была рядом со мной. До шести лет ты была очень похожа на маленького Артема. Так вот, о чем я? А… Наркоз. А потом, — Яна замялась и принялась комкать край своей рубашки. Нужно ли рассказывать дочери про момент, когда мать влюбилась в другого мужчину?

 — Потом, — со вздохом продолжила женщина, — Олег спас меня из такого состояния. Не просто вытащил, а именно спас.

Яна отвернулась и снова принялась отмывать пол. Через полчаса с уборкой было покончено, она застирала тряпки и повесила их сушиться, а дочь всё так же сидела в прострации, глядя себе под ноги. О чём были её мысли?

 — Варя, — Яна позвала её, но девушка откликнулась только на третий раз. — Вот что, сходи-ка и собери документы Ромы и какие-нибудь вещи. Они пригодятся ему, когда он придёт в себя.

 — Если, — она с горечью выделила это слово, — если очнется.

 — Что ты сказала? — Яна ошарашенно повернулась к дочери. — Не смей говорить такое, пока он дышит. Не смей. Нет никаких «если», есть только твёрдое «когда».

 — А я буду говорить! — закричала Варя и её глаза наполнились слезами. — Мама, он не просто укололся ножом, ему этот самый нож всадили по самую рукоятку! Ещё неизвестно, дышит он ещё или уже нет. Когда его забирала скорая, сказали, что не довезут. Я не хочу порезаться о надежду, которая послужит слабым утешением на жалкие пять минут. Я не хочу строить воздушные замки!

 — А должна! — Яна закричала следом за дочерью. — Только твоя вера поможет ему выжить. Это всё, что у него сейчас есть.

Сознание медленно возвращалось к нему.

Живой?

Солнечное сплетение отозвалось такой невыносимой болью, что хотелось заорать во всю глотку, чтобы его услышали. Чтобы остановили эту боль.

Но Бас не смог даже открыть рта: тело отказывалось слушаться его. Он чувствовал, как слабо пульсирует в венах кровь, как гулко отстукивает сердце и едва ли не шевелятся волосы на затылке от ужаса, но его же тело отказывалось служить.

Рома силился приподнять веки, но тщетно.

Открой глаза, тряпка. Открой!

Боль привлекала на себя всё внимание, заставляя разум плыть, думать о чём-то другом было невозможно.

Мне больно. Мне больно. Сделайте что-нибудь!

Дышать тяжело и тоже больно: от каждого вдоха мышцы напрягались, рана отзывалась огнём и новыми приступами боли. Боль. Она повсюду. От неё не укрыться, не спрятаться. Во всём мире осталась только боль.

Тихо приоткрылась дверь и Бас уловил тихое постукивание — две пары ног. А, может, три.

 — Знали бы вы, с каким трудом нам удалось остановить кровотечение, буквально достали с того света.

Лучше бы не доставали. Я больше не могу это терпеть!

 — Но в сознание он до сих пор не приходит. И вряд ли придёт, если…

Я в сознании. Я слышу вас. Сделайте что-нибудь с этим безумием!

 — Если что? — тихий женский голосок.

Варя? Варя, Боже, не оставляй меня.

 — Если мы не найдём донора. Он потерял много крови. Группа у него не самая редкая, но всё же встречается не так часто, как хотелось бы. Мы истратили все запасы третьей положительной. Организм слаб, баланс крови не восстановлен. И без неё он протянет максимум пару дней.

Что ты там говоришь, Варя? Черт, почему я не слышу тебя? Почему так загудело в ушах? Что… Что за черт? Почему я не могу вздохнуть?

Тело Баса непроизвольно дернулось, и изо рта тонкой струйкой пошла чертова кровь, из-за которой возникло столько проблем. Боль усилилась.

 — Что с ним?! — голос Вари едва не срывался на визг.

Рома ощутил, как под кожу входит тонкая игла и какое-то лекарство прохладой разносится по сосудам.

 — Опять оно… Кровотечение. Но не настолько сильное, как когда он только прибыл к нам.

 — Что вы вкололи ему?

 — Кровоостанавливающий препарат. Позволит затромбоваться мелким повредившимся сосудам, которые проглядели хирурги. Для крупного кровотечения нет причин.

Варя… Варя, я опять не слышу тебя. Говори громче. Твой голос позволяет мне чувствовать эту боль не так остро. Черт, Варя, ну же. Ты должна почувствовать меня, должна почувствовать, что я в сознании! Должна сказать им, чтобы остановили эти мучения. Услышь мои мольбы, которые я не могу произнести из-за того, что дурацкое тело не слушает меня!

Нет… Не работает. Ты не слышишь её, Бас, и не видишь. Тебе хана. Представь её себе. Окунись в один из дней. Спрячься там от этого безумия.

Никто не видел, что происходит с Ромой. Никто и подумать не мог, что он всё чувствует и мучается от чудовищных болей, мечтая провалиться в небытие. Внешне у него не дергался ни один мускул, а внутренне он не переставая безмолвно орал, моля о спасении. Хотя о каком спасении могла идти речь, если за плечами целый ворох грехов?