— Нет, Катя. Я знаю. Я всё знаю. Что бы ты ни сказала, это не оправдает твой гадкий поступок.

Девушка прижала ладонь к груди, пытаясь унять рвущееся наружу сердце. Сейчас оно было как никогда обнажено и нуждалось в поддержке. Той самой, которой она лишилась по собственной глупости.

Марк поджал губы и, сунув руки в карманы брюк, скорбно покачал головой.

 — Ты, — натянуто произнёс он, — ты и твоя подружка. Это была какая-то хорошо спланированная операция? Она наносит основной удар, а ты добиваешь окончательно?

 — Нет, Марк…

 — А что тогда?! — он сорвался на крик. — Почему ты так поступила со мной, Катя?! Почему?! Я сделал что-то плохое тебе? Я даже Рому и пальцем не тронул, я никак ему не навредил. Так почему же ты воткнула мне нож в спину по самую рукоятку?

Катя молчала. Что она могла сказать? Что дура? Что по глупости влюбилась в него и сама не заметила, как? Что поэтому думала, что делает лучше? Но думать она, оказывается, не умеет.

 — Я ведь поверил тебе, — с горечью и надрывом проговорил Марк, — после такого мощного предательства Вари. Я и не надеялся подняться с колен. Но ты смотрела на меня так, что я верил в то, что небезразличен тебе. Что ты хоть немного желаешь того, чтобы я был рядом. И я опять ошибся! Слишком жестоко… Это слишком больно, Катя. Ты подобрала меня на обочине жизни, куда я оказался выброшен, выходила, дала надежду… И выбросила обратно.

 — Это не так, это не так! — Катя надрывалась, не зная, как доказать ему обратное.

Холодный пластик всё ещё впивался острыми углами в ладонь и её осенило. Девушка разжала ладонь и протянула дрожащую руку в сторону Марка. Но тот не впечатлился увиденным.

 — Вот, Марк, вот, — осторожно зашептала Катя, — он ничего не знает и не узнает. Завтра же я напишу заявление на увольнение.

 — Я больше не верю тебе.

 — Разве стала бы я делать это, не будь я влюблена в тебя?! Влюблена слишком сильно, так, что я сама не могу контролировать эту влюбленность!

Парень криво усмехнулся. Для него это звучало не серьезнее шутки. Он достал из кармана брюк ключи и направился к машине.

 — Нет! — Катя кинулась ему на спину и в отчаянии вцепилась в футболку. Она прижалась к ней щекой и ткань впитала в себя её слезы. — Я не отпущу тебя! Ты не можешь бросить меня!

 — Ты бросила меня первая, — он освободился от Катиной хватки. — Знаешь… Чем больше я узнаю девушек, тем сильнее уверяюсь в том, что скоро мне начнут нравиться мужики! Даже с этим, — Марк ткнул в сторону дома, — быть лучше, чем с тобой. Он хотя бы не скрывает своих намерений, у него всё на роже написано.

Парень сел в автомобиль. А через три минуты не было ничего, говорящего о присутствии Марка и стих даже рев мотора.

Катя не дошла до двери какие-то жалкие сантиметры. Она упала на крыльце, но не думала подниматься, а лишь приняла сидячее положение. И, не сдержав страдания души, зарыдала в голос.

Она устала. Устала балансировать на волнах этой жизни. Из этого не выходило ничего хорошего. Воды её жизни становились темнее день ото дня, шторм надвигался всё стремительнее. Хотелось скорее попасть под цунами и никогда больше не всплывать на поверхность. Залечь на дно, где тихо и можно наконец обрести покой. Застрять в этом темно-синем мире.

Она плакала на протяжении десяти минут, пока к ней не вышла заспанная Варя. На плечах у неё была накинута теплая шаль, которую она, увидев Катю без верхней одежды, тут же отдала подруге.

 — Ты замерзнешь, — попыталась отказаться она и вдруг почувствовала, как покалывает покрасневшие на морозе руки.

 — У меня теплая кофта с длинным рукавом, — Варя что-то подстелила на ступени и села рядом. Затем она взяла ладони подруги и стала растирать их меж своих, одновременно дуя на замерзшие конечности. — Судя по всему, домой ты сейчас заходить не хочешь, но согреваться надо. Что случилось? Где машина Марка? Он обидел тебя, вы опять поцапались? Ещё вчера всё хорошо было!

 — Я обидела его, Варя, — Катя закрыла глаза и из-под опущенных век ручейками потекли слезы. — Я совершила что-то поистине мерзкое.

 — Ты не могла. Ты же никогда и никому не желала ничего плохого.

 — Могла.

Девушка повернула голову, посмотрела на обеспокоенную подругу и поняла, что не может сказать ей правду. Она не вынесет осуждения Вари, самого близкого ей человека после отца.

 — Я переспала с твоим мужем, — полушепот-полукрик. Крик сердца. И ведь даже не ложь. Просто недоговоренная правда.

 — Дура, — Варя прижала подругу к себе и погладила её по волосам. — Какая же ты дура. Это не то, из-за чего стоит убиваться. Марк заслужил быть счастливым и… И это нормально, что он нашёл другую девушку. Наш брак — чистая формальность.

Варя положила руку на живот, как бы намекая на то, что поспособствовало этому.

Катя заплакала ещё сильнее.

 — Вы что, поссорились с ним?

 — Да.

 — Мне не лезть с вопросами «почему»?

 — Да нет, просто… Всё не так гладко, как хотелось бы.

 — Ты… Ты про сексуальную составляющую? Тебе было неприятно? Марк, конечно, бывает напорист, но я не думала, что…

Девушка протяжно вздохнула. Уж лучше так. Пусть думает, что Катя осталась неудовлетворена сексом.

 — Ты хотя бы додумалась не говорить ему об этом?

 — А нельзя?

 — Нет, Катя! Нельзя говорить мужчине, что он импотент, даже если это в переносном значении. Это убивает его самолюбие. Но зато вы быстро помиритесь, Марк всячески будет доказывать тебе обратное.

Нет. Не помирятся. Катя прекрасно понимала это и едва не зарыдала опять. Сдержало её то, что Варя, прижав ладонь к животу, болезненно поморщилась. Девушка протянула к подруге руки, вспомнив, что та беременная и её сейчас нужно оберегать от любого сквозняка.

 — Пошли, пошли в дом!

 — Да ладно, я в норме. Побудем ещё пять минут, приведи голову в порядок.

 — А твоё лицо говорит обратное! Где болит? Давай поднимем Влада!

 — Не нужно. Всё в порядке. Она просто играется.

 — Играется? — Катя удивлённо приподняла бровь. Ну ничего себе игры! Но, учитывая хрупкое телосложение Вари и её тонкую кожу, то и несильный пиночек маленькой пяткой мог стать для неё весьма ощутимым.

 — Ну ладно, разбойничает, — Варя улыбнулась и с нескрываемой любовью погладила себя по животу, задержавшись там, где её снова пнула дочка. — Просто… Она волнуется со вчерашнего вечера, я чувствую, как ей неспокойно. А успокоить я её не могу, переживает, маленькая.

 — Я бы тоже переживала, будь мой папаша деградантом, — пробубнила себе под нос Катя. Не нужно быть врачом, чтобы понять, что после вчерашнего представления пьяного Баса Варя жутко разнервничалась и не могла спокойно дышать, пока он в доме. Но и выгнать его не позволяла совесть. По крайней мере, пока не проснётся Влад — единственный вменяемый человек в этом доме — а не отвезёт его домой. Будить же друга, который просидел с ней полночи, следя за тем, чтобы давление не подскочило снова, Варя не хотела.

 — Пошли в дом, — повторила Катя и подняла её за локоть, — если уж я замерзаю, то ты и подавно. Не морозь ребёнка.

 — А я и не морожу. Ей там хорошо и тепло, она в моём животе как в танке.

В доме по первому этажу бродил только Бас, явно поджидая и Катю, и Варю. Но Катя гордо прошла мимо него, всем своим видом демонстрируя, что не желает даже видеть его. А вот Варя задержалась, прибавляя мощности включенному отоплению.

 — Как ты себя чувствуешь? — Рома подкрался незаметно. — Слышал, вчера тебе было нехорошо.

 — Сносно, — кратко ответила она и присела на разобранный диван, чтобы переждать нетерпеливые пинки под рёбра. Дочка словно что-то требовала и кипела энергией как никогда раньше.

 — Прости… Из-за меня ты вчера перенервничала. На пьяную голову я вообще неадекватный становлюсь.

 — Да ты и трезвый далек от адеквата, — фыркнула Варя.

Бас бесшумно побарабанил по коленке, собираясь с силами. «Мне важно знать, что меня любят, — эхом прозвучали в ушах слова из сна, — людям важно разговаривать, друг с другом, Бас».