Петр слушал Пресницкую и не мог понять: куда испарился весь ее хмель? Еще пять минут назад она, что называется, «лыка не вязала», а сейчас абсолютно трезво строчит фактами – только успевай записывать. И ей аплодирует аудитория, и все действительно пьют! И он тоже выпил и закусил. Что происходит?

– Коллеги, у меня тоже родился тост! – с наполненной рюмкой поднялся Стас Буйкевич. – Давайте выпьем за тех, кого уже нет с нами. Кто отдал медицине жизнь, кто сгорел на работе, можно сказать, не жалея себя… Пусть земля им будет пухом…

Петру не понравился тост анестезиолога. Он демонстративно отодвинул рюмку и тотчас наткнулся на удивленный взгляд Пресницкой:

– Вы что, не хотите выпить за учителей?

– Я не хочу пить за покойников. Мне кажется немного неуместным этот тост здесь и сейчас.

Все вокруг одобрительно закивали, поднялись и выпили. Петр заметил, как красавица Монро, воспользовавшись тем, что ее кавалер произносил тост, выскользнула из-под его руки и поспешила покинуть кают-компанию.

Она хотела сделать это незаметно, но Сбитнев невозмутимо повернул камеру в ее сторону. Пресницкая хотела возразить Петру, но он извинился, резко встал и направился следом за Гридиной.

Если бы его спросили в тот момент, зачем он это делает, он бы не нашелся, что ответить. Просто захотелось пройтись, затекли ноги.

По пути к выходу он твердил себе: «Ничего удивительного в поведении оператора нет. Будь у меня камера, я бы тоже поспешил снять походку такой красавицы. Может, даже с большим рвением. Это нормально!»

В том, что Анжела Гридина – самая симпатичная и сексапильная из всех представительниц прекрасного пола на этом празднике, сомневаться не приходилось. Петр мысленно извинился за эту констатацию перед Эллой.

Насколько он помнил «досье», девушка работала в хирургическом отделении всего несколько месяцев. У мужчин при появлении на горизонте такой куколки возникает рефлекторное желание втянуть живот, дабы казаться стройнее, то есть – моложе. А в хирургии большинство пациентов – прооперированные, им втягивать живот не рекомендуется. Да и непросто это в раннем послеоперационном периоде.

«Собственно, ты, Фролов, сейчас нисколько не отличаешься от этих самых среднестатистических мужиков, – сказал он мысленно себе, покидая кают-компанию. – Ты, подобно кобелю, семенишь за симпатичной сучкой, пытаясь любыми путями найти оправдание своему гнусному поступку. А его нет, этого оправдания! Нет и быть не может!»

Насколько он знал из рассказов Эллы, работая в отделении несколько месяцев, Анжела столкнулась с открытой неприязнью женской части коллектива отделения. Еще бы! Опытные интриганки сразу распознали в ней серьезную соперницу. А хирурги – в основном мужчины и отнюдь не пенсионного возраста. Что ж тут непонятного?

Оказавшись в коридоре, Петр оглянулся и никого не увидел. Потом прислушался, насколько позволял гул голосов, доносившийся из кают-компании, и – снова ничего. Поднялся на второй этаж, прошел из конца в конец. Через пару минут услышал мужские голоса и топот на лестнице, понял, что добежать до туалета не успеет, толкнул ближайшую дверь – она оказалась открыта. В комнате горел свет, у окна стояла сбежавшая красавица Анжела и жадно пила воду из бутылки.

При появлении Петра она поперхнулась, нечаянно плеснув содержимое бутылки себе на платье. На то самое, бордовое, которым Петр еще на стоянке залюбовался.

– Вы что здесь делаете?! – испуганно вскрикнула она.

Петр приложил палец к губам, притворил за собой дверь, оставив узкую щелку, и принялся наблюдать за происходящим в коридоре. Вскоре на этаже появился Стас Буйкевич, за ним следовал патологоанатом Лунегов.

Подбежавшая к Петру Монро тоже увидела обоих и горячо зашептала ему в ухо:

– Если меня Стасик увидит вместе с вами здесь, будет скандал.

– Поэтому сиди тихо и не высовывайся! – приказал Петр, отодвигая девушку от двери. – Главное, не мешай. Тут затевается нечто… непонятное.

– Праздник как праздник, – недоверчиво хмыкнула она, неохотно отходя от двери. – Я из-за вас могу влипнуть. Мне скандалы не нужны!

В памяти Петра невольно всплыла фраза, брошенная совсем недавно Ингой. Той не нужны были сплетни, этой – скандалы. Какие рациональные женщины в медицине работают, однако!

– Они никому не нужны, – пожал он плечами. – Но иногда случаются, без них скучновато, вы не находите?

– Хватит философствовать! Выпустите меня, слышите…

Ответить Петр не успел, так как в коридоре Лунегов догнал Буйкевича, развернул его к себе и жестко сказал:

– Зря ты в прошлый раз это сделал. Думаю, пожалеешь еще не раз и не два… Ты раскрыт, по-моему.

В эти минуты Макс особенно напоминал Петру известного барда. Горячий, азартный, бескомпромиссный, казалось, дай ему сейчас в руки гитару – и все услышат: «Надежды маленький оркестрик под управлением любви…»

Стас, оказавшись лицом к лицу с Лунеговым, удивленно вскинул брови и развел руками:

– Ни хрена себе! Максимка? Тебе, вообще, что здесь надо? Не тебе решать, что я должен делать и как… Или забыл свои долги? А это… – Петр видел, как Буйкевич мечтательно поднял глаза в потолок, улыбнулся. – Это было давно – целый год прошел. Кто старое помянет… Сам знаешь… По-моему, все получилось достаточно эффектно, стильно, и никто ничего не заметил. Мне приятно вспоминать такое. Тебе – нет, я понимаю…

– Если я заметил, то и другие могли заметить, тем более – она.

Стас резко оттолкнул Лунегова, тот едва удержался на ногах.

– Заткнись, тебе не ясно? Не пори горячку! Ты будешь молчать – все будет о’кей, а проболтаешься – сам знаешь…

В этот миг Петр почувствовал, что его кто-то треплет по плечу. Оказывается, уже какое-то время Анжела пыталась оттолкнуть его от двери.

– Пора спускаться, пауза затянулась! Вам не кажется?

– Сейчас, – отмахнувшись, как от назойливой мухи, он бросил на Анжелу короткий взгляд. – Путь освободится, и мы спустимся.

Когда он снова прильнул к щелке, то коридор уже был пустым. Куда делись двое участников недавней перепалки, он не заметил. Однако сообщать об этом Монро он не стал:

– Ты пришла сюда водички попить? – повернувшись к ней, придирчиво поинтересовался Фролов. – Только за этим?

– Ага, жажда замучила, – кивнула она, пытаясь отодвинуть его от двери. – Давайте освободим комнату, а то мы оба рискуем, и достаточно серьезно. Неужели непонятно?!

– Но ведь на столах полно минералки, морс из клюквы, наконец. У тебя здесь какая-то особая вода?

Вздохнув, она встала перед ним, уперев руки в бока, – возмущенная, агрессивная. Он невольно залюбовался ею. От того испуга, что вспыхнул в ее глазах несколько минут назад, когда он столь бесцеремонно вломился к ней, не осталось и следа.

«М-да, настоящая куколка, – прозвучало отчетливо в мозгу. – Золотистые волосы, крохотный вздернутый носик, губки – вишневым бутончиком, а уж глаза… Кажется, такой цвет называется бирюзовым. Чувствует девица, что ей многое прощается, и беззастенчиво пользуется этим. Еще вчера – маменькина дочь, а сегодня – капризнейшее создание, проклятие мужиков. Хозяйка из нее, скорее всего, никакая. Ей бы за конспектами сидеть, сессии сдавать… В вузах, где профессура – в основном мужики. За десять лет докторскую бы защитила. Барби, одно слово… Кажется, сейчас зайдет за ширму, снимет халатик, начнет примерять одно, другое, третье…»

– Хватит на меня пялиться! – истерично крикнула Монро. Потом, испугавшись собственного крика, продолжила мягче: – Это в кайф, я понимаю, но…

Петр махнул рукой, дескать, так и быть. Повернулся, осторожно приоткрыл дверь, выглянул в коридор, осмотрелся и тихо прошептал:

– Путь свободен.

Когда они с Монро с разницей в одну минуту вернулись в кают-компанию, то застали там странную картину. Стас Буйкевич читал стихи, как понял Петр, собственного сочинения: