На поэта обрушился гром аплодисментов, а немного смущенный Буйкевич продемонстрировал всем небольшую книжку с ярко-малиновой обложкой:

– Друзья, вы не поверите, в издательстве «Трость» у меня неделю назад вышел сборник стихов «Капризы погоды, капризы любви». Все желающие могут приобрести его с автографом автора, подходите, не стесняйтесь. Стихи посвящены медицине, дежурствам, нашим будням. Профессии, короче…

Народ кинулся приобретать книги, а до ушей Петра донеслась едкая фраза:

– Тоже мне, автограф-сессию устроил. Капризуля, блин. Хотя, может, оно и к лучшему. Авось, не заметит отсутствия своей благоверной.

Петр не сразу понял, что голос принадлежал его бывшей жене. Ну, Эллочка… Ничего от нее не ускользает!

Он смотрел на то, как Стас подписывает свои книги, и не мог понять: тот ли это Ковбой, что каких-то пять минут назад разговаривал непонятно о чем с Лунеговым на втором этаже турбазы. Одно с другим никак не стыковалось: там – цинизм, открытое пренебрежение; здесь – высокая поэзия. Неужели перед ним один и тот же человек, не показалось ли ему там, сквозь щелку? Мог запросто ошибиться.

Что-то в этой поэтической идиллии было не так, что-то никак не клеилось с остальным, выпирало, а Петр не мог понять – что. Ковбой тем временем был поглощен раздачей автографов.

– Удивлен? – раздалось совсем рядом.

Петр вздрогнул, повернулся и увидел черные кудри Лунегова. Оказывается, лишь они вдвоем с патологоанатомом не стремились заполучить автограф поэта. Все остальные – даже скептически настроенная Элла – выстроились в очередь.

Макс держал в руке две наполненные стопки:

– Он такой у нас во время операций бывает, матом хирургов кроет, а потом – рифма за рифмой, глядишь, на книжку и насочинял. Выпьем, Петро…

– Ну, раз ты настаиваешь, – Фролов взял предложенную стопку. – Хотя еще час назад мы не были знакомы.

– Я тебя знаю, Элла много рассказывала. Я – Макс, приехал самый последний, если ты помнишь.

«И жену мою подвез заодно», – хотел добавить Петр, но вспомнил только что увиденное на втором этаже и произнес:

– Что она еще про меня… тебе? – он застыл со стопкой, которую хотел уже опрокинуть в рот. – Мне очень интересно.

– Расслабься, – Лунегов выпил, как бы показывая пример, смачно крякнул, схватил со стола ломтик черного хлеба, зажевал. – Ничего такого у нас нет. Мы – просто коллеги.

«Конечно, коллеги… – подумал про себя Петр, так и не решаясь выпить зажатую в пальцах стопку. – И со Стасом Буйкевичем ты просто коллега. Однако только что подслушанный разговор приподнял завесу над такими отношениями, где вы коллегами отнюдь не являетесь. Там, скорее, волчья стая, причем Буйкевич – вожак, а ты так, на подхвате. И год назад вы что-то натворили такое, за что ты ненавидишь вожака, но сделать ничего не можешь. Лишь скрипишь зубами да тявкаешь негромко».

Макс тем временем продолжал:

– Я допускаю, что у тебя могло сложиться такое мнение. Мы весь праздник шушукаемся. Но не более того, поверь…

Петр почему-то вспомнил запутанные слова Пресницкой о том, что они с ней – друзья по несчастью, но ему пока ничего не угрожает. Пока… гром не грянул. Если он правильно понял ее абракадабру, то если гром грянет, тогда у Эллы с Лунеговым все срастется. И что это за гром, черт возьми?!

Он нашел глазами Олесю: женщина в толпе других поклонниц творчества Буйкевича ждала своей очереди за поэтическим сборником, в сторону Фролова не смотрела.

Петр перевел глаза на стопку в своей руке. Все-таки интересно: что может быть общего между терапевтом, заведующим отделением, и патологоанатомом, заведующим моргом? Кроме либо совпадения, либо расхождения клинических и патологоанатомических диагнозов, естественно. Что? По идее, они должны встречаться лишь раз в неделю, по вторникам, на общебольничных линейках.

Элла на заведовании работала недавно. О том, что собирается занять кресло главврача, ему ни слова не говорила. В конце концов, это – ее личное дело, он ей не муж…

Неожиданно ему на глаза попался Цитрусов. Он кому-то очень активно жестикулировал. Петру стало интересно, и он начал искать, с кем у Валери мог состояться этот воздушный диалог. И вскоре нашел. В проеме дверей стояла Анжела и не менее эмоционально жестикулировала в ответ.

Это уж ни в какие ворота!

Что может быть общего между фельдшером «Скорой», по совместительству – байкером с нетрадиционной ориентацией, и очаровательной медсестрой хирургического отделения, крутящей роман с травматологом, пишущим стихи и выпускающим поэтические сборники?

Чтобы окончательно не свихнуться, он в один глоток опростал стопку, уселся на свое место и принялся за уже остывшее горячее.

– Ну что, нагулялся? – услышал он вскоре голос бывшей супруги. – Я видела, даже успел с Максом о чем-то переброситься парой слов.

Повернувшись в ее сторону, Петр увидел, как Элла листает малиновую книжку Буйкевича. Странно, раньше он не замечал за ней любви к поэзии. Впрочем, они уже больше года в разводе, за это время данный интерес мог в ней пробудиться.

– Увидел, перебросился… Но ничего интересного твой Макс мне не сообщил.

– Во-первых, он такой же мой, как твоя – Инга Ревенчук, – констатировала Элла, оторвавшись от поэтических строк. – Во-вторых, странно, что он тебе не рассказал ничего интересного про нее. У них не так давно был сногсшибательный роман. Год назад тебя не было на празднике, у тебя дежурство приключилось, и ты не захотел меняться.

– И что интересного случилось на прошлогоднем празднике?

Петр вспомнил, как год назад, будучи еще мужем и женой, они повздорили из-за того, на чей День медицинского работника идти: медиков медсанчасти или докторов и фельдшеров «Скорой». Петр согласился тогда подмениться только при условии, что она пойдет с ним в ресторан, где праздновали его коллеги. Она наотрез отказалась. В результате он вышел на смену, а она поехала на эту же турбазу.

– Интересного много, – заметила Элла, продолжая листать сборник Буйкевича. – Например, как она буквально вешалась на шею Максу, а он к тому времени уже начал охладевать, терять, так сказать, интерес. Переключился на другую.

Его немножко всколыхнуло услышанное, но вскоре он забыл об этом. Его больше интересовало настоящее. Приблизившись к Элле, он вполголоса проговорил:

– Скажи, ты по-прежнему не замечаешь ничего подозрительного?

Она захлопнула книжку, отложила ее в сторону и покачала головой:

– Я совсем забыла, что кликуха моего бывшего мужа – Эркюль Пуаро! – начала она ему выговаривать. Сначала тихо, но с каждым словом все отчетливей и громче. – Что он не врач, работающий на «Скорой», вернее, врач только наполовину, а на вторую половину он – следак. Диссоциативное расстройство личности, кажется, так это называется. Один другого периодически вытесняет и начинает воду мутить. Сейчас, похоже, от выпитой водки он на всю голову стал этим, вторым. Тут без экстренного вмешательства психиатрии не обойтись.

К счастью для Петра, неожиданно грянула музыка, и гости пошли танцевать. Он крепко взял Эллу за локоть, буквально перебив на полуслове:

– Я приглашаю вас на танец, сударыня!

Двинув ему легонько локтем по ребрам, она повиновалась. Весь танец оба напряженно молчали. Когда снова оказались за столом, Петр заметил:

– По-моему, мы неплохо смотрелись среди танцующих. Мы подходим друг другу. Как танцевальная пара, я имею в виду.

– Ну, разве что как пара, – с напускным сожалением ответила Элла.

Петр взглянул на часы и присвистнул: стрелки показывали половину одиннадцатого. У него было ощущение, что праздник только начался, а на самом деле… Не зря его так клонило в сон.

Выпито и съедено достаточно, пора и честь знать. Он встряхнул головой и едва не рухнул посреди танцпола: в его объятиях была Инга. А Элла косилась на них, обнявшись в танце с Лунеговым. Выходит, он настолько напился, что в его мозгах абсолютно не отложился промежуток между танцами.