— Не важно, — ответил я, следуя за ней. Я уже любил её смех и привычку убирать локон за ухо.

— Ты живёшь где-то тут? — спросила она. — Тебя как будто знают все в этом баре.

— Только потому, что я рядом живу, — ответил я, — пойдём, посадим тебя в машину.

Мы успели добежать до навеса моего дома до того, как полило сильнее. Немного расслабившись, пока пережидали дождь, Эддисон взглянула на меня.

— Знаешь, а ведь я никогда не делала так раньше.

— Не делала что?

— Не заходила в бар, не брала напиток и не пела при всех.

Я усмехнулся.

— Это твой первый раз во всем, Эддисон.

— Можешь звать меня Эдди, — проворковала она. — А знаешь, чего я ещё никогда не делала?

Я покачал головой:

— И что же?

— Я никогда раньше не пробовала закадрить парня, — прошептала она, вставая на цыпочки. Её губы коснулись моего подбородка.

— Это то, что ты делаешь сейчас?

Она кивнула:

— Думаю, да, хотя прямо сейчас я ужасно нервничаю. Не думаю, что дойду до конца.

— Почему нет?

— Потому что ты можешь сказать нет, — ответила Эдди, отводя взгляд. — Не бери в голову. Забудь, что я сказала.

Выглядело так, как будто происходило что-то, чего она не ожидала, и я, обняв её подбородок пальцами, повернул его к себе.

— Ты пьяна, Эдди? — спросил я, изучая её карие глаза. Она выпила только один коктейль и едва пригубила второй. Тем не менее, она могла захмелеть.

— Хмельная, но не пьяная, — ответила она, нахмурившись. — Почему ты спрашиваешь?

— Потому что я собираюсь поцеловать тебя и хочу, чтобы ты понимала происходящее.

Она улыбнулась:

— Интересно.

— Почему?

— Потому что я тоже собираюсь тебя поцеловать. Я хочу сделать с тобой ещё много разных вещей, но только этой ночью.

— Серьёзно? — спросил я. — Почему?

— Потому что хорошие девочки, такие как я, не должны это делать.

— Конкретнее, не делать чего?

— Этого, — прошептала она, целуя меня, и это было всем, чего я желал. Я чувствовал её руки на своей шее, женские пальчики игрались с моими волосами. Она ощущалась как мёд, мягкие губы Эдди приоткрылись, когда мой язык скользнул между ними. Она была такой маленькой в моих руках и так прекрасна. Я должен был позвонить в такси и отправить её домой. И она должна была поступить также.

Но мы оба не стали этого делать.

Вместо этого мы поднялись в мою квартиру на десятом этаже и ввалились туда. Она хотела исследовать меня всего и играть. Она жаждала испытать всё, чего у неё не было раньше. Она хотела побыть плохой девочкой.

— Только на одну ночь, покажи мне, — шептала она, — и мы разойдёмся разными путями.

Я планировал прожить за границей год, такое предложение от нее мне подходило. Она сказала, что работала врачом. Нефрологом. «Не уролог», — смущаясь, пояснила она. Она упорно работала, чтобы достичь того, что у неё было теперь, и эта женщина не готова к серьёзным отношениям. Эдди боялась связаться с неправильным мужчиной.

— У тебя кто-то есть? — задал я вопрос, на что Эддисон покачала головой.

— Уже нет, а у тебя?

— Не сейчас, — ответил я, и это было правдой. Рейчел и я разорвали отношения. Это решение привело меня в благотворительную организацию «РеБилт ту Хил», которая занималась постройкой школ в отдалённых деревнях юго-восточной Азии. Если на другом конце мира я все ещё буду думать о Рейчел, почувствую, что не могу без неё, тогда мы будем вместе, и я сделаю ей предложение, когда вернусь. По крайней мере, таков был мой план.

Но не о Рейчел я не мог перестать думать, когда попал в Манилу. Не Рейчел хотел видеть я рядом, когда в местном баре группа исполняла их народные мелодии, или когда мы были на экскурсии в заброшенном кусочке рая, а женщины пытались подобраться ко мне ближе.

Все мысли были про Эддисон.

***

Телефон вибрирует в руках, сигнализируя о получении нового сообщения, но я игнорирую и его. Я открываю браузер и ищу в Интернете информацию об эффективности презервативов. Не то, чтобы я не сделал это в тот день, когда Эддисон сообщила мне, что я отец Пайпер, но это заставляло, по крайней мере, хоть чем-то заняться, а не пялиться в небо.

Мне не нужно смотреть на экран, чтобы знать, что презервативы предотвращают беременность с эффективностью 86%.

Получается, Пайпер попадает в 14-процентное исключение эффективности защиты.

Текстовое сообщение всплывает поверх информации, до того как я выключаю телефон. Единственное сообщение, которое я не против получить.

— Ты еще в городе?

Мой лучший друг Кэмпбелл Мерфи. Он работает в сфере финансов, и он является одной из немногих причин, по которым я каждый раз возвращаюсь в город, чтобы пообщаться. Его семья жила по соседству, и мы все делали вместе. Но в отличие от всех остальных, кого мы знали, включая меня, кто выбрал жизнь в Квинсе, Кэмпбелл переехал на Манхеттэн, как только ему выпала такая возможность. Он финансовый аналитик для небольшой инвестиционной фирмы и живёт в квартире в Мидтауне, которую делит с соседом, который работает на Мэдисон-Сквер-Гарден. Оттуда отличный вид на Эмпайр-стейт-билдинг.

Джордан: Да

Кэмпбелл: Давай встретимся за ланчем. Надо поговорить.

Мы встречаемся в оживлённом ресторане, неподалёку от его офиса. Он заполнен мужчинами и женщинами в деловых костюмах, обсуждающих рынок акций и портфели инвестиций. Я знаю, что выгляжу неуместно тут в своей футболке и джинсах, но это Финансовый Район. А я просто синий воротничок, находящийся тут, возможно, для благоустройства какого-то дома.

Раньше Кэмпбелла знали как ботаника на нашей улице, с копной спутанных чёрных волос, брекетами и очками с толстенными стёклами, когда же он вырос, он сменил их сначала на контактные линзы, а затем воспользовался лазерной хирургией.

Люди думали, он всегда один, потому что талантлив в цифрах, фриковат, как все гении. Но, на самом деле, он был просто застенчив и беспокоился о том, чтобы некоторые неприятные эпизоды из детства не открылись вновь, хотя некоторые из них были спрятаны не столь глубоко. Он родился с волчьей пастью (прим. врожденная деформация, представляющая собой расщепление тканей твердого и мягкого неба, при котором имеется сообщение между ротовой и носовой полостью), и хотя всё было исправлено ещё когда он был ребёнком, а шрам, оставшийся над губой, только превратился в незаметную нить, мальчишки из школы, которым казалось, что он смешно говорит, оставили более глубокий след в его душе.

Кэмпбелл ушёл в себя, в мир видео игр и ТВ-шоу. Но это не продолжалось долго.

Довольно скоро мы снова играли вместе в мяч и катались на велосипедах по парку. Хоть он и утверждал, что не любит групповые виды спорта, я пригласил его играть вместе со мной и другими парнями в футбол и бейсбол, пока он знакомил меня с компьютерными играми, в которые он мог играть часами. Со времени все забыли о его шепелявости, и он влился в компанию. Он до сих пор робкий, особенно с женщинами, но это не помешало ему быть в городе с какой-то великолепной блондинкой, держащей его за руку.

Кэмпбелл одет с иголочки, как любой финансист в городе, отглаженный костюм и чисто выбритое лицо. Когда он замечает моё выражение лица, он фыркает.

— У меня клиенты, с которыми надо встречаться, мужик. По крайней мере, ты вернулся со своих годовых каникул. Везунчик.

— Ты отлично знаешь, что это были не каникулы, — замечаю я, делая глоток холодного пива, — хотя это было отпадно. Я бы ни на что это не променял.

Кэмпбелл усмехается.

— Твоё представление о веселье — это схватить молоток и гвозди. Я предпочитаю валяться на пляже и ничего не делать.

— Этим я тоже занимался.

— …и трахался, — когда я не отвечаю, Кэпмбелл добавляет. — Что привело тебя в город, мужик? Разве ты не должен сейчас отсыпаться?

— Просто мечтаю об этом, — бормочу я, — но есть кое-что получше.