Вот и сейчас итог его последнего дня и полубезумной ночи явственно читался в том беспорядке, который царил на компьютерном столе, где компакт-диск "История науки. Часть 2" служил блюдом для недоеденного бутерброда, а чашка, стенки которой были черны от кофе, удерживала страницы раскрытой книги. И это не считая кучи разных бумаг и бумажек, пары ручек, провода от наушников, которые почему-то мирно лежали на полу.

Али медленно встал, подошел к столу и положил руку на системный блок. Он был ещё теплым. Сунув в рот бутерброд, Али взял чашку, заложил страницу оберткой от шоколада и отправился на кухню. Там было не намного лучше, нежели в комнате. Отправив чашку в раковину в компанию к тарелке и двум вилкам, ждавшим второй день благословенной помывки, Али произвел ревизию холодильника и остался ей недоволен. Собственно, ревизия показала, что пора выбраться в магазин, так как на завтрак можно было извлечь или банку консервированных бобов или непонятно как оказавшуюся в холодильнике сахарницу.

После душа, прогнавшего сон и освежившего его, Али подавил желание усесться за компьютер, быстро оделся, сунул в карман свою аспирантскую карточку, несколько купюр и, захлопнув дверь, отправился в магазин, расположенный на территории университета.

Стояла типичная для Мешеха зимняя погода. Легкий ветер с гор дарил утреннюю свежесть. Университетский городок утопал в зелени. Дорожки были пусты — большинство студентов разъехались на зимние каникулы, а оставшиеся в городке отсыпались после тяжелой сессии.

В магазине было пусто. Али набрал продуктов, взял банку дешевого кофе "Халиф", пару шоколадок, предъявил кассиру свою аспирантскую карточку и расплатился, после чего поспешил обратно.

По пути он обдумывал решение, которое пришло ему в голову незадолго до окончания ночного бдения. Оно возникло внезапно, когда он уже начал клевать носом у клавиатуры, пытаясь продраться сквозь термины и особенности перевода очередной статьи из сборника Пражского университета. Слава Аллаху, он смог записать идею и решение задачи, но теперь предстояло облечь их в сухие строки теории и затейливую вязь формул.

То, что профессор Бахтияров, у которого Али был аспирантом, оценит его решение, он не сомневался, однако к профессору следовало идти хорошо подготовившись. Возможно, его идея позволит ему получить степень гораздо быстрее.

У входа в общагу Али докурил сигарету, проводил взглядом стайку воробьев, с шумом сорвавшихся с куста и полетевших по своим птичьим делам, и отправился к себе.

Два дня спустя Али сидел в кабинете Бахтиярова и с напряженным вниманием наблюдал за профессором, который уже второй раз читал несколько листков с изложением решения задачи. То, что профессор действительно увлечен, было видно по его ручке, конец которой он держал во рту, периодически покусывая.

Профессор был примечательной личностью. Тридцать шесть лет назад Дамир Бахтияров закончил электротехнический факультет Казанского университета с отличием и получил приглашение на годичную стажировку при Нижегородском институте радиотехники и радиосвязи. Через полгода молодой сотрудник побывал на научном симпозиуме в Будапеште, где познакомился с Иоганном фон Шельбергом, академиком Берлинской и Венской академий наук, светилом мировой величины в области радиотехники и электроники. Того заинтересовал молодой "русский татарин", а Бахтияров проявил все свои способности к тому, чтобы эта встреча не стала проходным этапом в его научной карьере.

В общем, следующие четыре года Бахтияров был ассистентом фон Шельберга в Аугсбургском университете, защитил работу на ученую степень, опубликовал около дюжины работ, причем половину — в соавторстве с академиком, получил определенное имя в научной среде.

Казалось бы, у молодого ученого были замечательные перспективы, тем более, что при их непосредственном участии был достигнут прорыв в микроэлектронике, что позволило создавать микросхемы новой архитектуры и окончательно отказаться от громоздких вычислительных центров. Однако было в жизни Дамира одно обстоятельство, которое изменило его жизнь.

Это была вера его предков. Дамир был мусульманином, однако ни в православной России, ни в протестантской Германии он не чувствовал себя комфортно. С одной стороны, можно было ходить в мечеть, совершать намаз и даже выбраться в Мекку для хаджа, но, с другой стороны, в этих христианских державах все праздники были привязаны к житию пророка Исы и его последователей, а его коллеги по работе, люди, несомненно, широких взглядов, считали поклонение Всемогущему ещё большим архаизмом, нежели официальное, поддерживаемое государством, христианство.

Поэтому, когда ему предложили прочесть курс лекций в одном из университетов Мешеха, он согласился именно потому, что появилась возможность оказаться среди ученых и студентов, чьи жизненные устои формировались на схожих с ним религиозных убеждениях.

Несмотря на трудности с языком, через год неожиданно для европейских коллег Дамир заключил трехлетний контракт с университетом Аль-Масуд аль Мусса, а через восемь лет принял подданство Мешеха, женился на местной женщине и переманил из далекой России младшую сестру с семьей. Уже двенадцать лет он, будучи почетным членом ряда академий, был деканом факультета электроники и возглавлял несколько научно-исследовательских проектов.

И сейчас этот неординарный человек задумчиво изучал труд своего не самого талантливого аспиранта.

Наконец он поднял взгляд, отложил последний лист в сторону и секунд 20 задумчиво смотрел на собеседника.

— Хммм, все это очень интересно. Очень интересно. По крайней мере, я пока не вижу какой-то ошибки в твоих рассуждениях.

Единственное, на что хочу обратить внимание, непонятно, почему входной контур должен иметь два магнита, основанные на эффекте сверхпроводимости?

— По моим расчетам здесь потребуются мощные магниты. Постоянных магнитов такой мощности у нас нет, а для обычных электромагнитов потребуется много электричества и я боюсь, что мощностей университета просто не хватит, — сказал Али. — А так на стадии экспериментов мы сможем обойтись своими мощностями.

— Есть ещё один момент: если твоя идея верна и установка окажется работоспособна, то, насколько я понимаю, мы сможем наблюдать прошлое в каких-то точках, но не сможем ничего туда отправить. А ведь мы исследуем возможность путешествия во времени, а не просто наблюдения событий минувшего со стороны.

— Уважаемый профессор! Если мы на практике сможем показать, что подобное наблюдение возможно, если мы представим зримые доказательства, тогда, Аллах милосердный, наша работа получит зеленый свет у руководства. Вы только представьте, — Али, находясь в возбужденном состоянии подался вперед и, отгибая пальцы на руке, начал перечислять, — во-первых, мы получим первые практические результаты. Во-вторых, мы окажемся первопроходцами в науке, создадим новое направление, то, чего никто в мире не имеет. В-третьих, — Али отогнул ещё один палец, — никто из дворцового департамента благочестия (при этих словах Бахтияров чуть-чуть поморщился) не сможет обвинить нас в нарушении воли Аллаха. Аллах сотворил и мы не вмешиваемся, не нарушаем его волю, а наблюдаем за её свершением. И только. В-четвертых…

— Погоди, — профессор прервал не в меру разошедшегося аспиранта, — то, что ты упомянул этих, из департамента, действительно важно. Они ал-Коран знают наизусть, и объяснить им научную ценность практически невозможно. Ты ещё молодой, наверное, не помнишь, как они проклинали германских ученых, когда они запустили в космос первую ракету. Мол, лезут неверные в небесные сферы, нарушают порядок, данный Творцом. Весь мир аплодировал, а наши ученые даже за нейтральное высказывание получили неприятности. Хотя это и было при старом Мансе, и сейчас они такой силы не имеют, но нагадить могут. Тут нужно упирать не на научную ценность, а на практические результаты.

— Можно, например, раскрыть старые преступления, которые списаны в архив. Например, посмотрел со стороны, кто пять лет назад ограбил банк в Майяпане и куда потом спрятал деньги — и готово, можно арестовать разбойников. Наши историки в очередь будут записываться, чтобы хоть взглянуть на эпоху, которую изучают. Это в-четвертых, — Али отогнул ещё один палец.