Я убрала волосы в хвост, нацепила джинсы и футболку с надписью «Sarcasm is an art», и теперь разглядывала свои ноги в балетках. Калифорнийской солнце обжигало мне щеки. Я сделала всё, чтобы ничем не напоминать ни его бывших пассий (как будто хоть когда-то напоминала, смешно), ни саму себя в тот вечер. Я почти была уверена, что Стайлс не помнил меня, но я хотела подстраховаться. Хотела, чтобы он совершенно точно меня не узнал.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Джеффри Азофф. Его я помнила ещё по тому вечеру в Three Clubs, перевернувшему мою жизнь, но на всякий случай, погуглила его сегодня с утра.

— Мисс Клементс? — он оглядел меня с головы до ног, чуть приподняв брови. Уж не знаю, что он хотел увидеть, но явно не меня такую, как есть: невысокую, худощавую, явно похожую больше на студентку, чем на зама редактора хоть какого-либо журнала.

Ну, извините. Была бы я модельной внешности девицей, перед вами я бы сейчас не стояла.

— Доброго дня, мистер Азофф, — я протянула ему ладонь. — Да, это я.

— Проходите.

Джеффри вел меня коридорами студии, а я боролась с паникой, подступающей к самому горлу. За ночь я не сомкнула глаз, ворочаясь на кровати и сбивая простыни. Я думала, думала, думала, и эти мысли пожирали мой разум. Я думала, что сбежала от Гарри Стайлса, но Вселенная в очередной раз посмеялась надо мной. Я могла слышать, как она ржет в голос. И эта паника теперь охватила меня целиком. Она холодными пальцами хватала меня за горло, мешая дышать.

Я не хотела видеть мать его мистера Стайлса. Я была готова сбежать, но Джеффри толкнул дверь в какое-то помещение, впустил меня внутрь первой, и я сразу же увидела Гарри.

Блин. Блин блинский.

Гарри сидел на диване, подобрав под себя одну ногу, обтянутую плотной темно-синей джинсой, и копался в телефоне. Черная рубашка из какой-то гладкой ткани была расстегнута почти до самого живота, и я видела черно-белые (и до зуда на кончиках пальцев знакомые) контуры его дурацких татуировок. Ей-богу, Гарри Стайлс — это просто человек-тупая-татуировка.

Он кусал нижнюю губу, пока писал кому-то сообщение, а я таращилась на линию его скулы, на его подбородок, чуть поросший темной щетиной, на темно-розовые губы и длинные ресницы, прячущие желто-зеленые, кошачьи глаза. На темные вьющиеся волосы, еще больше отросшие за этот месяц.

Гарри Стайлс был потрясающе красив, и я понимала, что проигрываю эту партию, причем проигрываю самой себе. Я могла сколько угодно врать Клер, что плевать я на Гарри хотела, но моя жизнь, кажется, представляла собой поле с граблями, и я неслась по нему, радостно наступая на все садовые инструменты, что попадались мне на пути.

Мне не было наплевать на Гарри. Однозначно.

Я помнила, как целовала его лицо, и провались я сейчас к самому центру Земли, если мне не хотелось повторить это снова. Не хотелось касаться его скул и губ, водить ладонью по его татуировкам. Не хотелось вновь замирать под тяжестью его тела. Кажется, для этого интервью я — самая неподходящая кандидатура, потому что сейчас я разглядывала (пялилась на него, будем честны) Гарри, будто не видела его вечность, а вопросы, придуманные мною за последние несколько дней, вылетели у меня из головы со свистом.

Я сжала пальцы в кулак, пытаясь привести себя в чувство. Эйвери Клементс, ты — дура непроходимая, это мы уже выяснили. Хотя бы постарайся не казаться такой перед другими, ладно?

— Гарри, — позвал его Джефф. — Вылези из своего телефона, к тебе пришли.

Я ощутила, как мое сердце взлетело к самому горлу и пропустило удар. Гарри вскинул голову и посмотрел мне прямо в глаза.

— О, — он расплылся в улыбке, обнажая чуть кривоватые зубы. — Привет! Меня зовут Гарри Стайлс.

Я сглотнула.

Давай, Эйвери. Всего пятнадцать минут. Видишь же, он тебя не помнит. Давай, сделай эти три шага, отделяющие тебя от него. Гарри Стайлс тебя не помнит. Эта мысль была отравляющей, будто горькое лекарство на языке, но и отрезвляющей заодно. Не помнит — и хорошо, наверное (обидно, до слез обидно, но зато безопасно).

Всего пятнадцать минут и три шага. Самые сложные в твоей жизни, потому что тебе снова будто пятнадцать.

Чтобы пожать мне руку, Гарри поднялся на ноги — высокий настолько, что мои глаза опять были на уровне его идеального подбородка, линию которого хотелось повторять прикосновениями и поцелуями.

— Привет, — я протянула ему ладонь. — Эйвери Клементс.

— Красивое имя. Приятно познакомиться… Эйвери. Зови меня просто Гарри, окей?

Он и не думал отпускать мою руку. Поднеся мою ладонь к губам, он поцеловал костяшки моих пальцев, и я возненавидела его в ту минуту. Потому что жар, волной прокатившийся по моему телу, вышиб из меня не только остатки здравого смысла, но и всё, что я хотела спросить у Стайлса. Потому, что я и без того вспоминала, как он целовал меня, а память тела сработала с новой силой.

Ой, идиотка…

Забыла о нем, называется.

Закончилось всё, говоришь?

Браво, Эйвери. Ты и самой себе врешь мастерски.

Впрочем, какая разница? Он же меня не помнит. А, значит, все мои страдания не имеют никакого значения.

— Хорошо, просто Гарри, — я все-таки высвободила руку из его цепкой хватки. — Мне тоже очень приятно познакомиться. Сколько у нас есть времени, мистер Азофф?

Джеффри взглянул на наручные часы.

— Около получаса, мисс Клементс. Вы справитесь?

Я улыбнулась.

— Разумеется.

Джеффри указал мне на противоположный конец дивана. Я присела, вытащила телефон и молескин из рюкзачка, изо всех сил стараясь, чтобы мои пальцы не дрожали. Гарри наблюдал за мной, чуть склонив голову.

— Джефф, я думаю, мы справимся сами, — заметил он мягко.

— Гарри, я не могу оставить тебя одного, — возразил Джеффри. — Ты сам знаешь, что у лейбла есть на этот счет очень четкие указания. Коламбия Рекордз настаивают, чтобы на каждом твоем интервью кто-то находился рядом с тобой.

— Джефф, — Гарри закатил глаза. — Будь твоя воля, я бы и поссать ходил с охраной. Обещаю, что если меня попытаются изнасиловать, я буду верещать, как девственница на выезде. Голос у меня громкий, вся студия за две секунды сбежится.

— Гарри.

— Джефф, — в голосе Стайлса проступили стальные нотки. — Ты — мой друг, но я тебе и плачу. Сделай, как я прошу, Джеффри. Я не хочу, чтобы кто-либо испытывал дискомфорт, общаясь со мной.

Да конечно…

Я была готова умолять Джеффри Азоффа остаться здесь и следить за мной и Гарри в оба глаза, а лучше — позвать кого-нибудь еще, для верности. Я была готова упасть перед ним на колени, но приходилось просто сидеть на диванчике, мило улыбаться, ощущая себя последней дурой, и смотреть, как за Азоффом закрывается дверь. Когда она громко хлопнула, мне почудилось, будто меня запирают в клетке.

Господи, я могла влипнуть в ещё большее дерьмо?

Полчаса наедине с Гарри Стайлсом либо убьют меня, либо сделают сильнее.

— Кажется, кому-то здорово прилетело кармической лопатой по затылку? — от звуков хриплого, негромкого голоса Гарри мне захотелось вжаться в диван. Или растечься по нему от желания, которое никуда, никуда за этот месяц не исчезло. — Мне пришлось украсть немного твоей магии, Эйвери Клементс, но оно того стоило. Твое лицо сейчас того стоило.

Я мысленно отвесила себе знатную оплеуху.

— О чем вы говорите, мистер Стайлс? — я вскинула брови, отчетливо понимая, что выгляжу жалко, но не собираясь сдаваться так просто. В эту игру могут играть двое. — Вы ни с кем меня не путаете?

Его желто-зеленые глаза чуть сощурились, скрывая лукавый взгляд за длинными и прямыми темными ресницами.

— Сомневаюсь, мисс Клементс. Впрочем, есть чудный способ проверить…

Я не успела увернуться и вскочить на ноги: Гарри оказался рядом, прихватил меня за подбородок, рассматривая мое лицо. Его взгляд блуждал от моих глаз к губам и обратно, и я могла поклясться, что на самом деле ему вовсе не нужно вызывать джинна своей памяти, чтобы узнать меня.