Свадебный букет в мусорном бачке смотрелся лучше, чем в руках. Я не могла отделаться от этого образа. За все мои почти тридцать лет жизни я могла подумать и предположить многое, но никак не то, что в день моей свадьбы будущий муж просто не явится на регистрацию брака.

Ситуация, достойная плохого фильма, привела меня в The Three Clubs Cocktail Lounge — бар, на вечеринки в котором попасть можно, только найдя свое имя в списке, и имени девицы в кремовом нарядном сарафанчике и заплаканными глазами там явно не было.

Я могла запросто пройти по улице и дальше, упереться в пресловутый бульвар Сансет и найти местечко, где всем будет плевать на меня и мой внешний вид, а до меня секьюрити развернул восвояси девушку, облаченную в шорты. А вовсе не стоять в очереди перед Three Clubs, рискуя быть погнанной прочь. Но мне хотелось выпить.

Напиться и забыть, что сегодня меня бросили, а я даже не знаю, почему. Телефон Патрика молчал, и только бесстрастный голос вещал мне в ухо, что «абонент находится вне зоны действия сети». Сообщение, которое поступило от него в WhatsApp ничего не объяснило.

«Извини»

Мне бы хотелось плюнуть ему в лицо за это «извини», и вовсе не из-за стыда перед родными, не из-за жалостливых взглядов родственников и матери (что уж там, и некоторых подруг тоже). Я не понимала, почему я не заслуживала простого и честного разговора, и зачем нужно было врать мне в лицо. Почему нельзя было просто разрешить ситуацию до того, как она превратилась в этот пиздец.

Да, это слово подходило как нельзя лучше.

В горле снова начало саднить, и я зажмурилась на мгновение. Только не плакать. Я уже достаточно сегодня ревела, спасибо.

— Вы в списках? — голос охранника отвлек меня от невеселых мыслей. Кажется, подошла моя очередь.

— Нет, — я покачала головой, ожидая, что мне сейчас предложат прогуляться куда-нибудь ещё. — А что здесь сегодня?

— Праздничная вечеринка, — бросил секьюрити. — Я не могу пропустить вас. Это закрытое мероприятие, только для тех, кого внесли в списки.

— И поэтому вы развернете всех этих людей?

Моё настроение сыграло со мной злую шутку. Я подняла голову, глядя на почти двухметрового детину, заслонившего собой вход в клуб. Я всё еще могла развернуться и уйти, не затевать свару, но я выплакала все слезы, пока бродила по пляжу, загребая босыми ногами песок и ловя удивленные взгляды греющихся в солнечных лучах жителей города. Я больше не хотела плакать, а вот устроить скандал — очень даже. Выместить злость, непонимание и боль на ком-то еще.

Моя мать сказала бы, что я виновата во всем сама, и поэтому я в итоге отключила телефон — когда игнорировать её звонки стало невозможно. Сейчас её голос белым шумом зудел в мозгу, и все прочие мысли отступали на второй план. Хотелось закричать, зажать уши, замотать головой. Или разругаться с кем-нибудь так, что стыд за собственное поведение заглушил бы её слова.

«Ты виновата сама, мужчина не уходит просто так, ты виновата сама, ты виновата сама, сама, сама, сама…».

Что бы я ни сделала, виновата я сама.

— Вы можете ругаться сколько угодно, я не пропущу вас, мисс, — охранник шагнул вбок, заполняя собой все свободное пространство перед входом в Three Clubs. — Вас по-прежнему нет в списках.

Толпа девушек и молодых людей позади меня волновалась, кто-то возмутился, что я мешаю им пройти. Наверняка у большинства из них не было специальной вписки от выступающих музыкантов, но большинство надеялось понравиться секьюрити, да.

Ходили об этом клубе такие россказни.

Я вот охране определенно не нравилась.

— Эйвери! Эйвери Клементс! Это что, правда, ты?

Я удивленно завертела головой, услышав собственное имя. И увидела Эмму Дойл, арт-директора Three Clubs, у которой пару лет назад брала интервью. Мы виделись несколько раз, и еще переписывались по электронной почте, когда она читала текст статьи полностью. Иногда она поздравляла меня с праздниками, но в целом о её жизни я мало что знала с тех пор.

— Эмма?

— Сколько лет, сколько зим! Пропусти девушку, Марк, чего ты ждешь? — Эмма схватила меня за руку, протащила мимо офигевшего секьюрити и звонко расцеловала в обе щеки. Моё ошарашенное лицо можно было фотографировать и переделывать на стикеры в Фейсбуке. — Ты не видишь, что ей нужно выпить и провести вечер в хорошей компании?

— Миссис Дойл? — охранник прокашлялся. — Почему вы не предупредили, что будут ваши гости? Извините, мисс… Эйвери, я не знал, что вы от миссис Дойл, а вы не сказали.

Я и сама не знала, но Эмма уже тащила меня внутрь, через обитые изнутри кожей двери, вниз по лестнице, в отдельное помещение клуба, где тут и там стояли девушки в красивых платьях и мужчины в рубашках и джинсах, стоивших больше, чем все мои приготовления к свадьбе. Я представляла, как чудно выгляжу среди них, напавлиненных и напомаженных: просто молодая женщина в кремовом сарафане и в светлых балетках, а вовсе не «светская львица». Просто девушка, изгнанная из чужой жизни, будто клоун с манежа.

Я никогда не любила Патрика так, чтобы дрожали пальцы, а коленки подгибались от его взгляда. Я не помнила, когда испытывала такие чувства — наверное, еще в старшей школе, когда мне было шестнадцать, и мы всё влюблялись, как в последний раз. Я, в общем-то, и в любовь больше не верила. Я верила в уважение, спокойствие и безопасность. В привязанность и теплые чувства. Я верила, что смогу жить с человеком, который мне близок, и не буду искать бурь вместо тепла и понимания. Патрик был стеной, укрывавшей меня от мира, и теперь я чувствовала себя растерянной, будто Винсент из «Криминального чтива».

Потерянной.

Жаль, на самом деле это не так забавно, как в кино.

— Алекс, — Эмма, ловко лавируя между гостями, протащила меня за собой к барной стойке. — Эйвери нужно выпить! — она кивнула головой в мою сторону. — Ты сама знаешь, что налить!

Бартендер, девушка с пирсингом в нижней губе и длинными, выкрашенными в розовый цвет волосами, кивнула и принялась смешивать какой-то коктейль. Я чувствовала себя странно: хотелось курить, хотя я давно бросила.

Хотелось напиться и облить кого-нибудь водкой. Хотелось очутиться дома и уснуть лицом в подушку. Мой мир вовсе не рухнул, как мог бы, если бы я любила Патрика, но, определенно, он покачнулся. Покачнулось всё то, что я считала правильным для себя.

Своим уходом Патрик подорвал мою веру, что для жизни вдвоем достаточно доверия, привязанности и неплохого секса. И мысль эта не давала мне покоя. А, может быть, вера эта была не настолько крепка. Я всю жизнь искала человека, рядом с которым буду просто чувствовать себя защищенной, но что, если я была не права? Возможно, Патрику было нужно больше, чем я могла ему дать, и он это понял? Может быть, во всем действительно виновата я сама?

Мысль эта разъедала, будто ржавчина.

Бартендер поставила передо мной стакан с каким-то коктейлем.

— Сколько? — Я полезла в клатч за кредиткой. Целый день я таскала этот клатч с собой, и он мне порядком надоел.

Можно было зайти домой и переодеться, но я подозревала, что мать и отец уже возвратились туда и ждут, когда я поверну ключ в замке. Разумеется, чтобы рассказать, что я во всем виновата сама.

К черту. Всё — к черту, лучше выпить и заставить этот «белый шум» в голове замолчать.

— Эмма сказала, за её счет.

Сама Эмма уже куда-то исчезла, а у меня не было желания спорить. Я сделала первый глоток чего-то алкогольного и мятного. В баре из колонок звучал старый рок-н-ролл, даже не из восьмидесятых, а из семидесятых минимум. Я оглядела толпу: от каждого из гостей разило Голливудом и светской тусовкой за несколько миль. Краем глаза я увидела даже Беллу Хадид — что она-то забыла здесь?

Нет, не так. Что я забыла здесь? И положено ли мне тут быть?

Как моя размеренная, подчиненная работе жизнь, сделала такой бешеный вираж и привела меня сюда, в место, где я смотрюсь так же уместно, как шут на похоронах? Впрочем, если я могу шутить, всё не так плохо, как я думала. Только все равно тошнотворно и неприятно от собственной глупости и чувства вины, захлестнувшего меня целиком. И от мысли, что всего этого дерьма можно было бы избежать, если бы я была чуть умнее, а Патрик…