— Да-да, — вздохнул он, снова усаживаясь на пол и опираясь подбородком о мое колено. — Я вас внимательно, мисс Клементс.

Мне хотелось о многом спросить его: зачем он добивался меня так долго, например? Что во мне такого, чего нет в моделях и певицах, с которыми он встречался, спал, тусовался? Но я просто запустила пальцы в его волосы и произнесла:

— Лучше расскажи мне, как прошел тур. Обещаю — не для печати.

Черт. Почему я вообще спрашиваю его об этом? Почему мы ведем себя так, будто вместе уже тысячу лет?

— Хочешь знать правду? — Гарри смотрел мне в глаза снизу вверх, внимательно, будто пытался прочесть мои мысли. — За последние пару месяцев я впервые задумался, что многим из тех, кто ходит на мои концерты, не нужна моя музыка. Они хотят видеть мою задницу, обтянутую брюками. Хотят кончать от моего голоса. Им плевать, что я вкладываю в песни. Мне больно осознавать это, детка, ведь для меня они — самые лучшие фанаты на свете. Они сделали меня тем, кто я есть. Я не сидел бы здесь, не будь их у меня. Я был бы мальчиком-пекарем из Холмс-Чапела, быть может, стал бы адвокатом, женился, имел свою практику. Или продолжил бы быть пекарем и радовал бы песнями разве что маму и Джемму. Вчера, в Форуме, я смотрел в глаза первому ряду, и только ты из них всех действительно слушала музыку. Я не хочу в это верить, и я не хочу об этом говорить. Я хотел бы думать, что музыка для моих фанатов важнее всего. Но я не могу не сказать тебе, что ты — потрясающая не только потому, что мне с тобой хорошо. Ты просто чувствуешь музыку. Возможно, на тебя не так сильно повлияет сообщение о стрельбе в школе, как песня о тех же событиях, вовремя подвернувшаяся в плеере. И пусть я не всегда могу это понять, я знаю, что ты воспринимаешь мир через чьи-то песни, а я ценю это умение в людях больше всего на свете. Весь мир — это музыка, детка, и каждый человек — мелодия. Её просто нужно уметь услышать.

Я не знала, что сказать. Гарри Стайлс открывался мне со стороны, о которой я не могла и подумать: человек, испытывающий боль, потому что фанаты не воспринимали его, как ему хотелось бы. Я и сама видела, что многие девочки рассматривали его, как сексуальный объект, отводя музыке едва ли не последнее место. Но чем я была лучше их, если так безумно его хотела всё это время?

— Ты слишком хорошо думаешь обо мне, — произнесла я, наконец. — Гарри…

— Ш-ш-ш, детка, — он качнул головой. — Я думаю о тебе ровно так, как ты заслуживаешь. Думаешь, я не знал все это время, что ты хочешь меня так же сильно, как я хочу тебя? Ни на минуту я не сомневался, что ты вспоминала обо мне. Но я верю собственным глазам, Эйвери Клементс, и я видел, как музыка — неважно, моя или чужая, — расстилает перед тобой путь, ведущий в сказочную страну, где нет места никому, даже мне. Там лишь ты и твои собственные эмоции, твои открытия и твои уроки. И я не хочу о них спрашивать, — Гарри поднялся на ноги, на миг заслоняя мне кухонное окно и свет чужих квартир из дома напротив. — Твои уроки, детка, они только твои и ничьи больше. Мне достаточно, что я видел.

— И что же ты видел?

— Что ты, как и я, знаешь только одну религию — музыку, и её слугу — любовь, — Гарри взял меня за плечи, поднял на ноги и мягко поцеловал (в который там раз уже за вечер?). А затем он потянул меня на диванчик, к себе на колени, и, уткнувшись лбом ему в плечо, я слушала, как он мурлычет: — Her beauty and the moonlight overthrew you… She tied you to a kitchen chair, she broke your throne, she cut your hair and from your lips she drew the Hallelujah…

И в моей жизни ничего больше не имело значения.

— Быть может, однажды я приду к тому, что в мире есть что-то больше, чем любовь и музыка, и иногда, ты знаешь, одной любви недостаточно, что бы ни говорил когда-то Леннон, — Гарри коснулся губами моего уха. — Но разве бог, о котором так много говорят в мире, не есть просто любовь? И если суть человека раскрывается в таких разговорах, то теперь ты знаешь меня, Эйвери Клементс. Как ты считаешь?

— Может быть, самую малость, — согласилась я. — Но не совсем.

— Спрашивай, — он рассмеялся мне в ухо. — Сейчас я отвечу, на что угодно.

— Почему… — я сглотнула, понимая, что не могла придумать вопроса глупее, но мне был нужен, мать твою, так нужен ответ. — Почему ты вообще здесь, Гарри Стайлс? Почему ты хочешь меня? Почему я?

После всего, что он наговорил, этот вопрос был и вовсе не нужен, но я хотела знать. Гарри помолчал несколько секунд, а потом расхохотался. Он, мать твою, расхохотался! Я ткнула его локтем под ребра.

— Что смешного?

— Что смешного? — повторил он. Его ладонь скользнула под тонкую ткань моего топика, лаская живот. — Что смешного? — Гарри уткнулся носом в мою шею, чуть прикусывая кожу на моем плече. — Как у желания могут быть причины, Клементс? Это что, рационализм, к черту? — он провел второй рукой по внутренней стороне моего бедра, и прикосновения обжигали даже сквозь ткань джинсов. — У меня крышу гнет, сносит к хренам в закат от тебя, ёжик… — шепот опалял кожу. — И это всё, что тебе нужно знать. И не задавать тупых вопросов.

Гарри прижал меня спиной к себе, и я сдавленно всхлипнула, ощущая, как соприкасается наша разгоряченная кожа. Я мысленно считала до десяти.

Не останавливайся.

Десять.

Просто продолжай целовать меня так. Девять.

Восемь — и мой топик снова полетел на пол, а я развернулась на коленях Гарри, наконец встретившись с ним взглядом. Смотрела прямо в его темные от желания глаза.

Семь. В висках что-то отчаянно стучало, когда я стаскивала рубашку с его плеч, лаская языком его татуировки. Сейчас мне казалось — я ничего не знаю о сексе, и заново учусь быть с мужчиной, ведь происходящее обнуляло мой опыт к чертям.

Шесть. Гарри подхватил меня, заставляя обвить его ногами за талию.

— Я хочу тебя, — хрипло шепнул он, провел кончиком носа по моей щеке, к виску. — Хочешь знать, как я тебя хочу?

Пять. О, я знала. Я чувствовала. И это сносило мне шифер так же, как и ему, я не сомневалась. Мы оба сходили с ума.

— Просто не урони меня, — я запустила пальцы в его волосы.

— Ни за что.

Чуть позже, когда его рука скользила по моему запястью к ладони, когда наши пальцы сплетались, а Гарри медленно двигался во мне, заново обучая меня дышать и любить, я подумала, что, возможно, Бог действительно есть любовь, а значит, здесь и сейчас мы были ближе к нему, чем когда-либо.

А, значит…

Значит…

Аллилуйя?

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

Aesthetics:

https://pp.userapi.com/c623900/v623900162/1925e0/B5ujbHuPQh0.jpg

https://pp.userapi.com/c623900/v623900162/1925fb/HkoEhhjWUAk.jpg

https://pp.userapi.com/c623900/v623900162/192616/ySBaj8Y7W-8.jpg

Sweet creature

Had another talk about where it’s going wrong

But we’re still young

We don’t know where we’re going but we know where we belong

© Harry Styles — «Sweet Creature»

Глядя на спящего Стайлса, я думала, что до сих пор не понимаю, что свело нас вместе. Не понимаю, почему он до сих пор здесь, почему так упорно искал меня и так хочет радовать, хотя я вовсе этого не прошу и не заслуживаю. Я вообще не очень понимаю, чего заслуживаю, и почему вытянула такой странный джек-пот в лице бывшего вокалиста One Direction, которому бы сейчас могла греть постель какая-нибудь модель Виктория Сикрет, а он почему-то здесь, со мной.

Гарри спал, его темные волосы рассыпались по подушке — он снова отращивает их, видимо, как раньше. Я уткнулась носом в его плечо, порисованное черными контурами татуировок, и прикусила изнутри щеку — нет, не сплю, и боль тому чудное подтверждение.

Лос-Анджелес за моим окном бушевал ночной жизнью, но в моем районе было достаточно спокойно, и люди здесь жили не из тех, что кидаются на сенсации — возможно, поэтому нас с Гарри ещё не выследили папарацци. Просто некому было донести им, что мистер Стайлс нашел себе новую девушку.