Гарри приподнимает брови.

— Что-то случилось?

Эйвери смотрит на него изучающее, разглядывает его лицо так внимательно, будто пытается запомнить или что-то на нем прочесть, и Гарри давит в себе порыв как-то ехидно пошутить. Хватит, они должны преодолеть этот рубеж. И ему кажется, что англичанка думает о том же.

— Почему вы так добры ко мне и к Пауле? — вопрос летит ему прямо в лоб, и Гарри кажется, что ему хорошенько врезали прямо по носу. Он трясет головой.

— Простите, что?

— Мы ведь предмет выкупа, груз, вещь, — Эйвери сглатывает, и заметно, что ей неприятно и больно говорить об этом, но она, похоже, много думала и теперь жаждет что-то понять для себя. — Почему вы просто не бросили нас в трюм?

Эйвери ставит его в тупик окончательно. Гарри растерянно трет переносицу.

— А вы этого ожидали? — спрашивает он. — Мисс… — он поднимается, обходит свой видавший виды стол и, подойдя к Эйвери, присаживается на край столешницы прямо напротив неё. — Я — пират, порой — убийца, но не мучитель. И я не умею обращаться с людьми, как с вещами или грязью, если они того не заслуживают. Возможно, это делает меня… — слово «слабый» не соскальзывает с его губ, потому что Гарри не чувствует себя слабым. Но он хочет до конца быть откровенным с англичанкой, потому что она заслужила хотя бы раз в жизни не чувствовать себя вещью, товаром, грузом, называйте, как угодно. — …Другим, — тихо заканчивает он. — Возможно, нет. Я об этом не думаю.

Кажется, он подошел к ней слишком близко. Эйвери отступает назад на шаг, освобождая личное пространство; она как зверек, не доверяющий людям или одному конкретному человеку. Гарри смущенно потирает шею ладонью.

Они впервые разговаривают так, будто и не было всех этих перепалок и попыток нащупать друг у друга больное место и посильнее на него надавить. Эйвери о его словах раздумывает, кусая губы, и Гарри хочется сказать ей, что она может не бояться, он не собирается обижать её, оттачивать на ней остроумие или издеваться. Гарри хочется поцеловать её, но он понимает: не время и не место. И снова он не может сделать то, что ему хочется, и эта мысль царапает ему сознание.

— Но как, по-вашему, я должна ощущать себя, если за меня и Паулу вы требуете у губернатора двадцать тысяч золотом? — спрашивает Эйвери, и Гарри видит, что этот вопрос мучил её долгое время. — Вы сами предложили нам выбор, когда захватили «Северную звезду». То, что вы говорите, и то, что вы делаете — несовместимо.

Он открывает рот, чтобы сказать, что выкуп за богатых дам — это обычная у пиратов практика, что каждый зарабатывает, как может, и тратит заработанное, на что пожелает, но понимает, что за словами английской аристократки скрывается больший смысл, чем ему поначалу кажется. Пираты считают себя свободными от условностей, но в ситуации, в которой он оказался, обнаружив на захваченном корабле четырех знатных женщин, путей решения было всего два. Они могли отправиться к команде, а потом — за борт, и за них можно было попробовать выручить денег. Поступи он как-то иначе — его бы не поняли.

Понимание, что он так же живет по условностям, от которых всю жизнь бежал, шарахает Гарри по голове, и он растерянно моргает. Эйвери касается ладонью медальона, притаившегося чуть ниже ключиц, теребит пальцами цепочку.

Гарри качает головой, сдаваясь. Она обыграла его, поставила в тупик второй раз за этот разговор, и попытки найти ответ — это попытки проплыть между Сциллой и Харибдой. Умная женщина — это беда для мужчины, особенно если эта женщина осознает свой ум. Он задумчиво хмурится.

— Я чувствую себя вещью дважды, — продолжает Эйвери, и Гарри кажется, что ещё никогда и ни с кем она не была так откровенна. Его это не радует, по многим причинам, потому что неясная неприязнь к людям, которые решали её судьбу, и к самому себе в том числе, ворочается за ребрами. Ему не нравится так чувствовать себя, это неправильно и странно, и такого никогда не было, и не должно было быть. — Сначала мать устраивает мой брак за человеком, которого я никогда не видела и не знала, а потом меня похищают местные пираты. Приданое за невесту, двадцать тысяч золотом за мою жизнь, — её голос вдруг срывается, и Гарри неосознанно подается вперед. Маленькая ладонь упирается ему в грудь. — Я в порядке, капитан, — Эйвери поднимает на него взгляд. — Я просто пытаюсь быть с вами честной.

Маленькая английская мисс очень хреново врет. Так же хреново, как тогда, после того, как он поцеловал её. Гарри уверен, что она далеко не в порядке, и не в порядке всё время, что находится на его корабле, но отпустить и её, и Паулу просто так он не может, а даже если и может, это ничего не исправит. Он смотрит на её хрупкую фигуру, которая должна достаться Анвару Мендесу, и отчаянно этого не хочет. Не хочет, чтобы она оказалась в золотой клетке губернаторского дома. Анвар сломает её, в землю втопчет, уничтожит, как уничтожил Джемму. Гарри знает, что не может позволить этого, но ещё не знает, как.

Эйвери, кажется, много думала над этим разговором, но всё ещё не может понять, как относиться к ситуации, которая становится всё более неоднозначной. Гарри тоже не понимает, как относиться к этому всему, и ему, определенно, нужен был бы совет Луи, и он бы даже попросил его, если бы не ощущал себя таким идиотом. И сейчас, и вообще.

— Честность за честность, мисс, — он всё же шагает к ней, смотрит сверху вниз, на её светлые, растерянные глаза, на розовые искусанные губы. В горле встает горький и тяжелый комок. Дьяволы морские, что с ним вообще происходит?! — Прямо сейчас мне кажется, что мы с вами оба не сильно-то были свободны в собственном выборе. Но мой выбор хотя бы смог сохранить вам жизнь.

— Кто бы ещё спросил, хочу ли я жить… — бормочет она тихо, но Гарри слышит её.

Ему хочется встряхнуть её со всей силы, крикнуть, что жизнь, пусть и трудна, но вовсе не так уж и плоха, что Джемма была бы счастлива жить, даже если это значило бы, что замуж она выйдет по выбору семьи. Гарри знает, что Эйвери не поймет его, она жила совсем иначе.

Он отвечает:

— Иногда выбор, сделанный по принуждению, дает некоторые пространства для маневра.

Кажется, Эйвери понимает его. Она задумчиво кивает, бросает взгляд на карты, разложенные у него на столе, вновь дотрагивается рукой до золотой восьмиконечной звезды у себя на шее.

— Может быть, капитан, вы правы, — произносит она. — Увидимся за ужином.

Почему-то Гарри думает, что этот ужин в кают-компании пройдет спокойно для них обоих. А еще он думает, что совета Луи не избежать.

========== Офицер британской армии. Зейн ==========

Комментарий к Офицер британской армии. Зейн

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c845124/v845124651/178568/694J3XbvnQE.jpg

Зейн Малик не уверен, что вернется из этого плавания живым. Губернатор, кажется, специально заставил командора Моргана взять с собой именно Зейна из всего офицерского состава — его не устраивает брак его племянницы с капером, пусть и получившим дворянство. Зейн рад, что милая Джи не знает о его вражде с капитаном Стайлсом, иначе она вцепилась бы в него и не отпустила. И, возможно, была бы права.

Зейн понимает, что Гарри никогда его не простит, и что-то болит у него за грудиной, камнем ложится на сердце. Для всех он поступил правильно когда-то — сдал властям пирата, который грабил корабли Испании и Англии, не особенно разбираясь, где чей груз, лишь бы продать подороже да пропить побольше. Для себя Зейн поступил так, как был должен, но соленый морской воздух каждый раз напоминает ему о свободе, которая у него была, и которую он потерял. О свободе и о друзьях, ближе которых не будет.

На Ямайке на него смотрят косо, и пусть лощеные аристократы не выказывают своего презрения, он чувствует его, как запах дерьма. Даже брат и сестра Джи одинаково морщат изящные носы, завидев его. Зейну наплевать, лишь бы Джи его любила. Но друзей среди этих напыщенных павлинов у Зейна не будет никогда, они ему и не нужны. Он понимает, как никто, что именно лучший друг чаще всего и всаживает нож в спину. Рана зарастает, но боль остается навсегда.