Возможно, ей не стоит избегать брака с Антуаном Ле Вассёром. Он красив и трогательно-нежен, он может быть заботливым мужем, а его явная симпатия к Анвару может сыграть на руку. Изабелла не уверена, что может поговорить об этом с братом, замечая его явную неприязнь к Ле Вассёру, и поэтому выжидает. Но позволяет Антуану поцеловать себя в оранжерее, и отмечает, что он целуется совсем не так, как Анвар, и это её… будоражит? Собственная реакция её не удивляет нисколько; Белла привыкла принимать себя такой, какая она есть, и если ей нравится её будущий муж, хотя она любит Анвара, то почему бы этому просто не происходить? Такова её натура, и Белла никогда не обманывалась в себе. Не быть ей верной женой и скромницей, даже если она упорно пытается казаться другим такой.

Возможно, ей стоит просто признать ситуацию такой, какой она есть.

Интересно, что сказала бы Джи, если бы узнала, что сестра вознамерилась разделить постель с двумя мужчинами? Бедная Джелена, она бы, наверное, свалилась в обморок! Впрочем, как и мама. Белла улыбается, и даже миссис Клементс, отчаянно пытающаяся показать горе, постигшее её из-за смерти дочери, её снова не раздражает. Эйвери Клементс сделала лучшее, что могла, в своей жизни — захлебнулась солёной океанской водой и оставила Анвара свободным.

Анвар присоединяется к обычной прогулке Беллы в саду. Гресия семенит за ними следом чуть поодаль, опустив глаза в землю. Кажется, кто-то уже донёс ей, что предыдущая служанка выпала из окна, и, видимо, девчонка не совсем глупа, если сумела сделать какие-то выводы. Солнце палит нещадно, однако скоро начнется сезон штормов и дождей, и поэтому Изабелла старается насладиться последними его лучами.

— Негодяев повесят в понедельник, — Анвар, как благовоспитанный человек, предлагает Белле руку, стоит им спуститься с крыльца, и она кладет пальцы на сгиб его локтя. Думает, что находиться рядом с ним и не иметь возможности прикоснуться так, как ей хочется, просто невыносимо. — Виселицы почти готовы, но в воскресенье дядя не хочет проводить казни.

— Это было бы… интересно, — усмехается Белла. — Утром — проповедь, днем — дергающиеся в петле пираты.

— Если бы матушка услышала, как спокойно ты рассуждаешь об этом, она была бы скандализирована, — улыбается Анвар в ответ. — Сегодня я, вместе с дядей, был в тюрьме, слушал приговор пиратам. Смерть через повешение. Они даже не удивились.

— С чего бы им удивляться? — Белла старается не поднимать глаза вверх, чтобы не щуриться на солнце, а то будут морщины. — Полагаю, они знали, на что идут, когда нарушали законы Империи и колоний.

— Они считали, что находятся под защитой Французской Вест-Индской компании, — морщится Анвар. Некоторое время он о чем-то раздумывает, пока они неспешно прогуливаются по саду. Белла чувствует, что его что-то беспокоит, и ей хочется поцелуями стереть морщинку у него на переносице, что появлялась каждый раз, когда брат хмурил брови.

Наконец, она не выдерживает и спрашивает:

— Что тебя беспокоит, братик?

Анвар знает, что может рассказать ей всё. Он задумчиво прикусывает нижнюю губу, тем жестом, который так Белле нравится, и, наконец, решается.

— Среди этих пиратов — Гарри Стайлс, брат Джеммы. Нам удалось поймать его. И сегодня он угрожал мне, прямо в присутствии дяди. Хотя, разумеется, ничего не говорил прямо. Знает, мерзавец, что его на месте прикончат за клевету, — он снова морщится. — Дядя бы и не поверил ему, разумеется. Но было противно.

Белла сжимает его локоть. Ей теперь ещё сильнее хочется, чтобы понедельник наступил быстрее, и человек, угрожающий спокойной жизни — да и вообще, жизни — Анвара получил, что заслужил. Смерть на виселице. Она с удовольствием будет наблюдать, как Гарри Стайлс будет дергаться и хрипеть, пока его душа, если у пиратов есть душа вообще, отлетает в Ад.

Анвар ободрительно улыбается Белле.

— Всё равно его угрозы пустые. Им никто не поверит.

Конечно, никто. Анвар Мендес — будущий наследник семьи, единственный наследник мужского пола, и всякие грязные пираты не смогут опорочить его имя. Белла не выдерживает и тянется к нему, целует в щеку.

— Я рада, что ты вернулся домой, — шепчет она.

Вечером Белле не спится. Она видит, как Джи открывает дверь в свою спальню, забирает остывший ужин. Волосы у сестры заплетены в толстую, но неряшливую косу, и под глазами залегли синяки. Белла думает, что, если Джелена не перестанет горевать по своему Зейну, придется раскрыть ей правду. Может быть, это встряхнет её, хотя матушка умоляла ничего сестре не рассказывать. Родители считали Джелену хрупким цветком, который нужно было оберегать от любого дуновения ветра, чтобы он не поломался.

Этим они Джелене только вредят.

Белле не спится из-за мыслей, что роятся у неё в голове, гудят, как пчелиный улей. Она истосковалась по брату, но мысль, что неплохо было бы пригласить к ним в постель Антуана Ле Вассёра, всё никак не уходит. И эта мысль всё ещё кажется её хорошей, но не сейчас же!

Белла хочет налить себе чашку теплого молока, вдруг станет проще и легче уснуть, и поэтому идёт по коридорам их большого дома дальше, мимо гостевых спален. Из-за двери мисс Паулы она слышит разговор и останавливается. Опасливо оглядывается и приникает ухом к дубовой поверхности. Визгливый голос мисс Клементс узнается сразу же.

-…ты должна согласиться!

— Я в трауре по тете, — упрямо отвечает Паула, и, хотя она совсем ребенок и кажется нежной и хрупкой, в её тоне звучит неожиданная твердость. Это вызывает у Беллы невольное уважение, пусть и совсем легкое. — Бабушка, вам любой священник скажет, что я должна носить траур как минимум полгода. Я не могу нарушить традиции!

— Мы преодолели половину мира, Паула, — мисисс Клементс продолжает настаивать. — Я горюю по дочери больше, чем ты, ведь я её родила. Но мы должны думать о будущем. О твоем будущем, ведь у меня остались только ты и Мэри.

Белла сомневалась, что миссис Клементс горюет по дочери — уж скорее, об упущенной возможности окольцевать Анвара. Долго подслушивать она не хочет, поэтому отходит от двери прочь, но сомнения тонко зудят у неё в мыслях. Вероятно, миссис Клементс решила, что, раз Эйвери трагически погибла, место рядом с Анваром должна занять её внучка. Это кажется тревожным, однако Белла, зная своих родителей, понимает, что они ни за что не согласятся на помолвку, пока в семье предполагаемой невесты идет траур. А, значит, как минимум несколько месяцев у них есть.

В конце концов, какой бы Паула не казалась милой, она — тоже английский цветок, и земля Ямайки ей противопоказана. Неизвестно, что может случиться с ней в Порт-Ройале. Быть может, змея укусит её в саду? Или миссис Клементс внезапно почувствует себя дурно и через пару недель недомогания покинет этот мир, дабы соединиться с дочерью? Белла не переживает из-за возможных планов миссис Клементс. То, что старуха не захочет упускать выгодного жениха, было ясно с самого её прибытия. Ну что ж, пусть попытается.

Единственный враг Анвара скоро будет болтаться в петле, а любые замыслы старой англичанки разобьются о стенки её собственного гроба. У Беллы давно чешутся руки что-нибудь сделать, дабы миссис Клементс навсегда замолчала. Так что пусть она только попробует внушить отцу мысль о женитьбе Анвара на Пауле, и…

На кухне Белла выпивает чашку молока и возвращается в спальню, но видит полоску света из-под двери Анвара.

Боже, как она соскучилась… У неё в животе всё сводит от желания просто ощутить его губы, его прикосновения, и Белла едва не скулит, обнимая себя руками. Она не видела его почти два месяца. Прежде они не расставались так надолго. Белла помнит, как он прижал её к себе там, на пристани, и как она почувствовала, сколь сильно Анвар тоже по ней скучал.

Они должны скрываться и таиться, но, Господи, она устала прятаться! Порой Белле кажется, что лучше бы родители узнали об их отношениях, но она знает: это приведёт лишь к тому, что их спешно разлучат. А довольствоваться одним Антуаном Ле Вассёром, пусть он и нравится ей, Белла не хочет, не готова.