— Ага, всех тех знаменитостей, что кучкуются за кулисами и ждут своего часа, — Гарри закатывает глаза. Шутка не из лучших, но зрители всё равно смеются. Они всегда смеются, им за это деньги тут платят.

— Не только, — Джеймс ухмыляется. — Вообще-то, я пригласил сюда ещё и твою семью.

«Что?»

Гарри едва успевает обернуться, как Рози маленьким торнадо в розовом платье принцессы бросается ему на шею, вылетая откуда-то из-за кулис. Он обнимает дочь прежде, чем успевает понять, что происходит; кто-то из женской половины зрителей умиленно ахает. Гарри поворачивается в сторону бекстейджа и видит, что Эйвери стоит там, сложив на груди руки, и улыбается.

И у него будто гора с плеч летит. Ведь теперь Гарри понимает, почему она так легко отпустила его в Нью-Йорк в канун Нового года — она собиралась прилететь следом. У него на душе теплеет; он подхватывает Рози на руки и улыбается присутствующим в студии. Джеймс прощен и за съемки, и за любые его будущие прегрешения в наступающем году, до которого еще полтора часа, и Корден сам знает, что теперь может безбожно косячить и дергать Стайлса по поводу и без.

Эйвери качает головой и отказывается выходить к камерам, зато Рози чувствует себя, как рыба в воде: Джеймс проводит с Гарри короткое интервью, а малышка скачет по студии, приводя всех вокруг в умиление, а потом запрыгивает к Гарри на колени и спрашивает:

— Папа, а когда мы поедем домой? Мама там уже соскучилась.

У Джеймса всё равно заканчивается эфирное время, отведенное на Гарри, и он милостиво отпускает его. Эйвери ждет на бекстейдже — как всегда, в джинсах и блузке, с убранными в хвост волосами, она улыбается и отвечает на поцелуй, пока официальный фотограф The Late Late Show делает несколько снимков. Гарри знает, что жена терпеть не может появляться на фотографиях, и шепчет ей на ухо:

— Прости, — и снова целует, наслаждаясь вкусом её губ, таким родным и знакомым. Осторожно проникает языком в её рот, а Рози фыркает у него над ухом, недовольная, что папа своё внимание с неё переключил, пусть и на маму.

— Да ничего, — также шепчет Эйвери в поцелуй и отстраняется. — Поедем домой? Я даже успела заехать на квартиру и нарядить ёлку.

Рождество они справляли в Холмс-Чапеле, как и последние тринадцать лет, и ставить ёлку в нью-йоркских апартаментах просто не было необходимости. Гарри касается губами виска Эйвери. Почему она всегда знает, что ему нужно, чего он ждет? Кажется, родственные души именно так и работают, ага? Их путь ничерта не был простым, и они долго притирались друг к другу. Долгие часы разговоров и уютного молчания сделали своё дело; теперь они понимают друг друга даже без слов, и Гарри думает: как он вообще мог решить, что Эйвери может жить без него? Что ему придется учиться жить без неё? Зачем?

Дурак.

По дороге к выходу из студии, пока Эйвери набрасывает куртку, им встречается Тейлор Свифт. В свои сорок с крошечным «хвостиком» Тейлор всё ещё красива: узкие джинсы и блузка подчеркивают её фигуру, а волосы, убранные в элегантную прическу, всё такие же золотистые. Эйвери напрягается, тогда как Рози восхищенно рассматривает Свифт.

— Папа, это принцесса? — спрашивает, хлопая глазами, круглыми от восхищения.

Услышав это, Свифт хохочет.

— Увы, я — всего лишь Тейлор, малышка, — она притормаживает, улыбается Гарри и Эйвери. — С Новым Годом, ребята, — топор войны Гарри и Тейлор давно зарыли, извинились друг перед другом за любые неосторожные фразы. Тейлор тянется и целует Гарри в щеку, обнимает Эйвери и треплет Роуз за щеку. Кажется, Рози пару дней не будет умываться.

Секунда — и Свифт уже нет, она спешит на съемку, ведь именно она — следующий гость Джеймса. Эйвери застегивает молнию на куртке и растягивает губы в улыбке. Она молчит, пока Гарри усаживает Рози на заднее сидение машины. Молчит, пока пристегивает ремень безопасности. Молчит, пока машина разогревается, пока Гарри отъезжает со стоянки. И он не выдерживает первым.

— Детка, что случилось?

— Ничего, — Эйвери не умеет лгать, во всяком случае, не ему. Гарри вздыхает. Он чувствует, что дело в мимолетней встрече с Тейлор, хотя он уже и думать о ней забыл, и расстались они без малого двадцать лет назад, и жизнь давно развела их по разные стороны. — Ты лучше на дорогу смотри.

— Эйв, я понятия не имел, что Корден пригласил Тейлор, а когда узнал, было поздно отказываться, — он чувствует, что оправдывается, хотя оправдываться не за что, и его это несколько раздражает — не в Эйвери, в себе. Рози уже заснула на заднем сидении, пока машина грелась, а уж если она уснула, то её и тысячей пушек не разбудить, пока сама не проснется. Оно и к лучшему.

Эйвери хмурится, Гарри знает это, даже не поворачиваясь к ней. А потом вздыхает точно так же, как и он:

— Гарри, я ни в чем тебя не обвиняю, правда, — она тянется и кладет руку ему на ладонь, сжимающую руль. Пальцы у неё прохладные, опять перчатки не надевала. Калифорнийская привычка. В Эл-Эй перчатки ни к чему. — Я просто… подумала, как здорово она выглядит, а ведь мы почти одного возраста, и я…

О, Боже. Гарри хочется засмеяться или закатить глаза, или сделать и то, и другое одновременно. Он отлично знает, что его жена собой чаще недовольна, чем довольна. Он не устает доказывать ей, что для него она — лучше всех. Ведь он мог выбрать любую женщину, и мало кто отказал бы ему вообще. Он знает, что Эйвери тяжело переживает критику, хотя старается не показывать этого, и что она — самый строгий критик сама для себя. Строже только её мать, но как раз её Эйвери уже давно перестала слушать.

Серьезно, Эйвери Стайлс? Ты сравниваешь себя с Тейлор Свифт?

За окном машины проносятся украшенные новогодними гирляндами витрины, а люди спешат на Таймс Сквер, чтобы увидеть, как спускается с небес тот самый сверкающий шар и вновь загадать желание, надеясь на волшебство Нового Года. Надеясь, что на них снизойдет спокойствие и мир, и что любовь, войдя в их жизни, уже никогда их не покинет.

Гарри сворачивает в сторону площади. Снега в этом году пока что не было, и колеса не застревают в слякоти.

— Эйвери, — остановив машину в одном из переулков, потому что ближайшие парковочные места были уже забиты, он поворачивается к жене и берет её лицо в ладони. — Я думал, что за тринадцать лет успел доказать тебе, что для меня нет никого лучше тебя. Я всё ещё не могу гарантировать тебе смерть в один день и всё такое, но мы с тобой оба стараемся пройти этот путь вместе, и у нас получается. Мне никто, кроме тебя не нужен. И я хотел бы надеяться, что мне больше не придется повторять это в таких обстоятельствах.

Эйвери качает головой.

— Да дело не в этом, Гарри. Я просто чувствую себя… старой, — тихо заканчивает она и отводит глаза.

Ага, вот оно. Стайлс на мгновение зажмуривается, потом выдыхает.

— Я люблю тебя, Эйвери Стайлс. Давай просто состаримся вместе.

Где-то в начале улицы кто-то из прохожих взрывает хлопушку, пока время неумолимо отсчитывает последние двадцать минут уходящего года. Эйвери смотрит Гарри в глаза, пока Рози сопит и возится на заднем сидении в своем платье принцессы.

Потом улыбается.

— Ну, тебе придется меня догонять, Гарри Стайлс, — и упирается лбом в его лоб.

— Ничего, я сегодня утром седину в волосах нашел, — бодро отзывается он. — Скоро догоню тебя. Женщины в доме — тяжкое бремя, спроси вон у Барни, он знает.

Эйвери смеется.

Рози просыпается, трет глаза кулачками.

— Мы уже дома? — сонно спрашивает, моргает. — Папа? Мамочка?

Гарри поворачивается к Роуз и думает: как ему повезло, что у него есть такая жена и такая дочь, и как он их любит. Улыбается.

— Не совсем. Я хочу вам кое-что показать. Идемте.

Он игнорирует удивленно вздернутые брови жены и многочисленные вопросы моментально проснувшейся Рози, и, пока Эйвери берет ту на руки, он звонит организаторам шоу на Таймс Сквер. Среди них в этом году — Ник Гримшоу, давний друг, и Стайлс не сомневается, что браслет-проходку на шоу через Ника можно достать. Точнее, три.