«Мамуля уже сто процентов сделала из меня персонаж для розыска, — прибрасывала девушка, — Да и в «Авроре» я, пожалуй, уже больше не директор», — неожиданно поняла она.
Картинка за окном сразу же перестала быть радужной, и даже отблеск моргающих вдалеке неоновых вывесок не был теперь таким «новогодним».
Ирэн неожиданно ощутила всю тяжесть и враждебность своего времени с его скоростями, безразличностью и хладнокровием.
Вспомнились картинки, что видела из окна общего вагона по дороге Москва-Ойск. Мужика с пареньком рядом с насыпью, удивленно рассматривающих несущийся поезд, мол, куда едете? Зачем?
Теперь на обочине оказалась она, и внешне тихий Ойск несся сейчас мимо девушки, застывшей около двери злополучной кладовки «Авроры».
«Значит, покоя не будет и здесь», — обреченно поняла Ирэн.
Как ни странно, эта мысль вовсе не смутила ее, а лишь побудила откинуть в сторону собственную нерешительность и задуматься, что же дальше.
«Домой только пешком, — прибрасывала она, — Не будешь же совать таксисту царские деньги. Утра тоже ждать нельзя: в таком виде по городу я потенциальный клиент для психушки, — представила себя в городской толпе Ирэн, а потом, куда девать оружие? Девушка уже настолько срослась с этим маленьким бойцом, так уютно пригревшимся за поясом, что без него сразу ощутила бы себя голой. К тому же за голенищем еще лежал подарок от Хитрована. — Домой только ночью и сейчас, — решилась она, — Жду еще немного, и вперед. Эх, дождя бы сейчас…»
Принятые решения согревали, и окружающий мир перестал быть враждебным. Ночной свет города тоже моргал теперь вовсе не подозрительно, и в нем появилась какая-то твердая поступь-торжественность, мол, не бросил я тебя в девятьсот третьем — уберегу и сейчас.
Девушка поняла — все удастся, и прибросила, что лучшим орудием, чтобы высадить окно разом, будет, пожалуй, табурет, что перешел с ней на эту сторону.
Взяла в руки попробовать вес. Деревяшка показалась надежной.
«Высаживаю окно, на подоконник кину от осколков покрывало, — рассматривала она застеленную двуспальную кровать, — И в темень».
Страха не было. Осталось лишь желание не промазать с началом. Что-то подсказывало девушке — нужно еще немного повременить.
В таком ритме наблюдения-ожидания прошел целый час.
Неожиданно картинка за окном поблекла. Качнулись деревья на другой стороне дороги в сквере, и девушка поняла — начался дождь.
«Сейчас или подождать? — нервничала она, — Может, пускай разойдется?»
В этот момент сверкнула молния.
«Раз, два, — начала считать по детской привычке Ирэн, определяя расстояние до вспышки, — «Три» она не успела сказать, и жуткий грохот потряс город. Задребезжали стекла. — Меньше километра, — прибросила девушка. — Давай-ка, пыхни еще разок. — приказала она молнии, — Ты же одна не гуляешь…»
Вспомнить с благодарностью учительницу физики она не успела, и белая вспышка еще раз высветила город.
— Раз! — открыла двери кладовки Ирэн и сделала первый шаг к витрине, выбитой когда-то Антоновским, — Два! — перехватила она для броска табурет. Таиться теперь не было смысла, и девушка бежала теперь к окну с воплем, которому позавидовал бы любой японец. — Ийя-а-а-а.
Она точно знала, когда будет гром, и в свой бросок вложила всю ненависть к ситуации, что заставила ее жить в непонятном параллельном существовании, собственнику Игорю и к этой витрине которую нужно было выбить с первого раза.
Звука бьющегося стекла она не услышала — раскат грома заглушил все звуки.
Табурет вошел в толстенное витринное стекло как в масло и вместе с осколками вывалился на улицу.
«Есть!» — тащила покрывало с постели Ирэн.
Страха не было. Девушка швырнула спасительную ткань на подоконник и вывалилась наружу под безжалостные струи дождя.
Остановилась, только когда пробежала пару кварталов, и завернула в знакомый проходной двор.
— Здравствуй, город, — прошептала она, скинув картуз и подставив дождю лицо, — Не выдавай меня. Дай добраться домой.
Неожиданное чувство радости охватило девушку, и не было теперь ей никакого дела, что будет дальше.
«Живи сейчас», — подставила она дождю лицо и зажмурила глаза.
С каждой каплей уходило состояние неуверенности, и девушка вдруг поняла — все будет хорошо!
Неожиданно и как по заказу дождик утих.
Скоротечная гроза еще немного брызгала-плевалась остатками тяжелых капель, как неожиданно с черноты неба моргнули приветливо первые звездочки и «улыбнулась» полным ликом луна.
Дорога домой только в мыслях казалась простой. На самом деле, девушке приходилось прятаться от любого света фар — береженого Бог бережет, и ей вовсе не улыбалось предстать в странном одеянии перед случайным милицейским нарядом.
— Сколько же вас? — досадливо пережидала очередную машину Ирэн, укрывшись за раздолбанными дверями двухэтажного барака, готового к сносу.
«Хорошо, дождик прошел, — говорила она себе. Сильно не хотелось ей столкнуться с полуночниками вроде запоздалых пьяных компаний или того хуже, современными гопниками. — Не ножом же размахивать, если что? — вдыхала пыльный воздух подъезда Ирэн. — Пошла я, — погладила она облупившуюся краску косяка и шагнула в темноту.
Мрак надежно закрывал городскую картинку, и поход по ночному городу проходил пока без приключений.
К себе не пошла. Ключи от бабушкиной двушки остались в «Авроре», когда почти четыре месяца назад она затащила в кладовку от сотрудников милиции Ефейку с Антохой.
Решение оставалось только одно — идти к маме.
Дом вырос из темноты коренастым дубом, «разлапившимся» в пространстве ночи.
«Сталинка». Двор, где прошло детство. С той поры многое поменялось, и осталась лишь парочка гаражей, хозяева которых не поленились «слепить» их в свое время из кирпича и не разменивались на железные.
— Привет, — шепнула Ирэн одному из них, прижавшись щекой к шершавому кирпичу.
Странно, но он оказался сухим. Похоже, здесь никакой грозы и не было.
«Как по заказу», — еще раз усмехнулась девушка и вышла на пространство двора, вспоминая, как в детстве любила сидеть именно на этом сооружении, болтая ногами с рубероидной крыши.
Двор. Детская площадка.
Подъезд. Домофон.
Квартира сорок четыре. Вызов.
Несколько мгновений немого ожидания и беспокойный голос мамы:
— Кто там? Кто это?
* * *
Ритмы времени… Способностью понять и принять нечто выпадающее за рамки общепринятых понятий мама Ирэн не обладала.
Рожденные в послевоенное время и воспитанные воинствующим материализмом, родители девушки обладали стойкостью и несгибаемостью именно тех лет.
Чего уж греха таить, немалая частичка характера родителей досталась по наследству и дочерям. После неожиданного перехода в прошлое, находясь еще в девятьсот третьем году, Ирэн вспоминала иной раз с благодарностью несгибаемый характер мамы.
Еще бы: руководить непростой кухней краеведческого музея, преумножать, жить на хозрасчете и даже развиваться — мало кто смог бы.
Эпиграмма, написанная папой, в домашней стенгазете и посвященной очередному юбилею хозяйки дома, говорила о многом:
«Твердо держится за стол этот сильный слабый пол. От ударов Ильиной на пол падает иной».
Ирэн не удивилась бы, если бы узнала, что мамуля иной раз действительно поколачивает втихаря своих подчиненных. Слишком уж те испуганно «ели» ее глазами (даже когда она была благожелательно настроена).
Поднимаясь по лестнице, девушка понимала: ее настоящая история для матери прозвучит полным бредом и решила изобразить нечто из телепередачи Кваши «Жди и помни меня». Например, потерю памяти.
Браунинг, деньги, полицейский жетон, паспорт на имя Ироиды Семеновны Суконской и ножик из-за голенища она задумала убрать в свой детский тайник.
За почтовым ящиком их квартиры пряталась неприметная ниша примерно на один кирпич.
Расшатанный шуруп внизу железной коробки с цифрой 44, как и десять лет назад, легко вышел из штукатурки.