Бывший некогда Дружелюбным Тимоти теперь предпочитал избегать друзей и знакомых и не заводить новых. Лысоватый коротыш не был среди новичков, не являлся одним из инструкторов, и в патрульном отряде Тима я его не видела. Это был совершенно новый человек, и его появление рядом с Тимоти, выбравшим одинокое молчаливое существование, было необычным.

Отставив поднос с почти нетронутой едой, и коротко попрощавшись с друзьями, я направилась к выходу. В узком коридоре, ведущем из столовой, я намеревалась подождать собеседника Тимоти и проследить за ним. Этот мужчина казался тем, кто может знать, кому принадлежит ключ от хранилища на территории изгоев.

Он не заставил себя долго ждать, что подтвердило мои подозрения. К Тиму он присоединился без подноса, пришел в столовую не ради завтрака. Возможно — вероятно — ради короткого разговора с Тимоти. И, сказав или услышав всё необходимое, он поторопился уйти.

Шагал он быстро и порывисто, нигде не задерживаясь и ни с кем не заговаривая. Лишь коротко кивал на знак приветствия и спешил дальше. Шел он по людным коридорам, так что мне не приходилось прятаться, моё преследование не бросалось в глаза. Он не сворачивал в незнакомые темные углы, не отклонялся от хорошо знакомого мне — и выгодно популярного — маршрута. Обогнув Яму, он миновал несколько тренажерных залов и свернул к оружейному складу.

— Заблудилась?

Я обернулась на голос. Эрик стоял в углу, упершись плечом в стену и склонив голову на сторону. Руки отведены за спину. На короткое мгновенье полумрак коридора сменился яркой вспышкой воспоминания. Дежавю.

Словно исчезли эти три месяца, как и не было. Будто еще не пришел день Церемонии Выбора, и я не в черной форме Бесстрашия, а в синем — классика Эрудиции — платье брожу по околицам Чикаго.

— Что разведке понадобилось на территории патрульных?

Знакомо заиграли под располосованной черным кожей мышцы, и Эрик поставил голову прямо, оттолкнувшись от стены. Всё было очень похоже и кардинально иначе.

Меня не охватил животный страх, разрывающий тело и мозг противоречивыми позывами к бегству и глухой неотзывчивостью мышц. Эрик выглядел таким же грозным, смертоносно большим и рельефным, словно отлитым из безжалостной стали, но был другим. Его глаза не были двумя свинцовыми пулями, прожигавшими во мне дыры. Это были знакомые темные бездонные озера, в которых была и жестокость, и свирепость, но была и нежность. Его лицо не было напряжено, желваки не двигались под гладко выбритой кожей. Напротив, мышцы были расслаблены, лоб и переносицу не искажали морщины, а уголки губ приподнялись вверх в намеке на улыбку.

Тут, в коридоре, ведущем в отсек, где занимаются и экипируются патрульные, были уже не те Эдана и Эрик, что столкнулись в переулке в день Теста. Мы были другими людьми. Я точно изменилась и едва ли могла хотя бы вспомнить, как это — быть Эданой. Теперь я Эд, и Лидер передо мной вовсе не тот невообразимый ужас, воплотившийся в один темный нависающий силуэт. Мне было легко поверить, что тот злобный Бесстрашный, встречи с которым я панически боялась, был способен на что-то ужасное, противозаконное. Но, глядя на Эрика, я лишалась последних слабых подозрений в его причастности к затерявшемуся среди развалин складу. Этот человек с потемневшими глазами — их выражение пробуждало внизу живота теплое шевеление — и пухлыми губами вместо сжатой тонкой линии рта не мог быть ни в чем замешан.

Я этого не хотела. Чувства не желали слышать доводы разума.

С приглушенным удивлением я осознавала, что отбрасываю в сторону все слабые попытки мозга протестовать. Что-то глубокое и дикое разметало внутри головы мысли: пусть даже он причастен, пусть это была его идея, его приказ создать склад и вовлечь Тимоти, пусть он даже увидел, что я слежу за лысоватым невысоким мужчиной, и пусть понял к чему это, и пусть догадался, кто я на самом деле. Пусть он решит меня остановить, — навсегда — я не хочу в это верить.

Я улыбнулась.

— Да, — сказала я, понизив голос и коротко покосившись по сторонам. — Заблудилась. Не проведешь меня до комнаты?

Брови Эрика взметнулись вверх, глаза вспыхнули. Он посмотрел по сторонам и обнажил в улыбке зубы.

========== Глава 17. Склад. ==========

It hurts like hell

To be torn apart.

And it hurts like hell

To be thrown around.

Bastille — Torn Apart

В комнате было тихо и темно. Разнеженное тело в мягкой и теплой постели отчаянно хотело сна, но мозг работал на максимальных оборотах. Я лежала, подтянув кулаки с зажатым одеялом к подбородку, и смотрела в потолок. Он был привычно расчерчен на два треугольника тусклой полосой света, проникавшего через узкое мутное окно.

Под моей шеей покоилась рука Эрика. Какое-то время я чувствовала под горячей кожей твердость напряженных мышц, но затем они расслабились и обмякли. Голова Эрика склонилась на сторону, его дыхание стало ровным и глубоким. Он уснул.

Утром он охотно пристал на мое предложение. И пусть на самом деле к комнате он меня не проводил, мы шли по отдельности, разными маршрутами и с разрывом в полдня, приглашение он принял. И это кружило голову. Он менялся — или открывал себя настоящего — с каждой нашей встречей всё стремительнее. Каждое его действие — слово, взгляд, движение — подтверждали моё смелое предположение об ответных чувствах. Подглядев его страхи, я позволила себе трактовать их как влюбленность, нужду во мне и страх потерять единственный шанс излечиться от одиночества. Этот вывод импульсивно возник в моей голове и тот же час сорвался с языка, но последующие дни — недели — я прокручивала всё, что помнила с ночи моего нападения на Эрика, и сомневалась. Такое развитие событий казалось слишком невероятным, невозможным в случае Лидера.

Но сейчас он был в моей комнате. Он пришел сюда по моему приглашению, не сыпал колкостями, не строил из себя неприступную глыбу. А, получив своё, не ушел, остался спать в моей узкой и неудобной для двоих кровати. Он остался спать со мной. Вероятно, просто глупая неопытность, но я считала этот его выбор очень показательным. Я хотела, чтобы так оно и было. Но не в эту ночь.

Шестеренки в голове постоянно со скрипом замедляли ход, останавливались, и начинали вращение в обратную сторону. Размышления об Эрике развевались холодным ветром напряженной сосредоточенности на связи найденного мной хранилища, Тимоти и лысоватого мужчины, свернувшего в оружейную.

Ненормальная, решила я и села в кровати. Оглянулась на Эрика. Он не пошевелился. Лицо обернуто к стене, одна рука вытянута в сторону, вторая расслабленно лежит на животе. Могучая грудь равномерно вздымается и опадает в такт его тихому дыханию. На шее вдоль линии татуировки пульсирует вена. Внизу живота возникло непреодолимое желание запустить пальцы в волосы на груди и расчесать их, сгибая пальцы и царапая ногтями кожу, а губами впиться в шею. Но мне пришлось заглушить этот порыв.

Эрик не должен проснуться и увидеть, что я собираюсь уходить. Где-то очень глубоко, словно не во мне, а рядом с моим телом, слабо мерцала предупредительная лампочка. Лидеру незачем — на данный момент — знать о том, что я сотрудник внутренней разведки. Даже если к занимавшему все мои мысли делу он не причастен, ему лучше оставаться в неведении.

Я встала с кровати, не отрывая взгляда от Эрика. Привыкшие к темноте глаза легко разглядели разбросанную по полу одежду. Натянув штаны и майку, я подхватила ботинки и куртку и, бросив последний взгляд на Эрика, который всё ещё не шевелился, направилась к двери.

Выскальзывая в коридор, я не отдавала себе отчета, зачем намереваюсь идти в оружейный склад патрульных. Случайно возникшее расследование — вполне возможно, лишь плод моего нездорового воображения — получило случайное развитие, и сейчас я снова полагалась на волю случая.

Присев у стены, я пыталась натянуть на босые ноги противящиеся ботинки и прислушивалась. За дверью ничего не было слышно. Затянув шнурки и застегнув куртку на молнию, я выпрямилась, и еще несколько минут стояла неподвижно. Но из комнаты не донеслись звуки шагов, а дверь не открылась. Эрик спал и не слышал моего ухода.