До полного счастья оставалось несколько глотков разбавленного спирта. Не будь рядом Татаренко, Костя сейчас же попросил бы Летова разлить, чтобы всем своим поганым существом отдаться чужому лесу, не знающему верной солдатской тоски.

В окружении высоченных стволов, где утренний ветер завывал девичьим голоском, посвистывая и звеня, лейтенант определил место. Он расстелил плащ-палатку.

– Чего стоите? Здесь и будем пока.

Нес он беспробудную пургу, будто хотел заговорить осевший внутри страх. Но чем больше говорил, тем чаще оборачивался. Хруст веток, шелест птиц, кашель вечно простуженного Ксивы – все добивало трусливого летеху.

Костя отыскал бесформенную опору пня. Он рассчитывал бахнуть спиртовочки и выспаться, прежде чем новая смена соизволит их заменить. Вытянув уставшие ноги, кивнул Летчику. Тот агакнул как бы невзначай и зашуршал в вещмешке.

– Товарищ лейтенант, будете? – показал бутылку.

Костя загоготал, а Ксива с Чучей уставились на Татаренко.

– Откуда у тебя? – спросил летеха, что, в общем-то, было не важно. Наверное, действительно стоит выпить, – убеждал себя лейтенант.

Летчик пить не особо любил, но ценил алкогольную движуху с туманной круговертью и кажущейся простотой. Он понял, что забыл кружку, и протянул бутылку Татаренко.

– Давайте, после вас.

Лейтенант не стал отказываться, плюнув на офицерские принципы. Он поднес к губам пропитанное, словно росой, горлышко и, сделав порядочный глоток, зажмурившись от предстоящего огненного кайфа, хотел блаженно выдохнуть. Не смог.

Вскочил Костя. Хватанул бутылку Летчик. Присел на корточки испуганный Ксива.

Раздался протяжный звериный крик, и Чуча, как в нервном припадке, затряс головой.

Дембель кричал «подожди», но Костя шел, не останавливался, будто не слышал. Он двигался на фонарный свет, к проходящей дороге.

– Ты куда?

– Кошке на «муда». Знаешь, где это?

Дембель знал и не ответил.

– Ты чего, очканул? Подумаешь, менты.

– Слушай, – повернулся Костя, – чего тебе надо? Ты кто вообще такой? Что ты за мной прешься?

– Да ладно, – махнул дембель. – В се правильно сделал. С ментами лучше не связываться. Проблем и так хватает.

Костя упорно двигался к свету. Где-то должны быть жд-кассы. Нужно взять билет на следующий поезд. Сплошная темень, разряженная твердым ноябрьским холодом, пугала.

Шли молча. Дембель то и дело пытался заговорить, спросив, по крайней мере, куда так уверенно шлепает Костя, не обращая внимания на свежую грязь, покорившую нескончаемый голый пустырь. Фонари держали оборону, не подпуская парней к дороге.

– Твою же мать, – выругался Костя.

– Слушай, ты меня, честное слово, извини.

Костя оглянулся, пытаясь хоть что-нибудь рассмотреть сквозь туман. Отдаленный гудящий звук подсказал, поезд ушел. И ничего не поделаешь.

– Куда мы идем?

– Тебе не все равно? Можешь идти куда хочешь.

– Ты один не дойдешь.

– А ты знаешь, куда мне идти?

Наконец усохла грязь, и показался асфальт. Через один горели фонари.

– Допивать будешь? – показал дембель тронутую банку.

– Слушай, ты не понял? Пошел отсюда на хрен.

– Понял. Понял, – улыбнулся дембель и неслышно хохотнул.

Пронеслась на запредельной скорости случайная легковушка. Раздраженный Костя, проклиная пьяного попутчика, еле успел отскочить на обочину. Прогудел запоздалый сигнал. С завистью он проводил мельчающий свет задних фар, подумав, как хорошо бы сейчас было прыгнуть в салон и наверстать упущенные километры.

Колотил дубак, и вот-вот начиналось утро. Густое небо нехотя разбавляло черноту водянистой проседью. Крапал мимолетный дождь.

Все-таки зря он вышел.

– Сидели бы сейчас, чай пили, – проронил дембель.

Косте хотелось драки. Он решил, что перестанет вообще применять физическую силу, как только покинет армейские трущобы. И в принципе держался как мог. Правда, несколько раз пободался с местной шантрапой, и то по пьяной лавочке.

Драться он любил. Нравилось чистить лица и самому получать. Так выбитый армейский зуб подарил ему не только уверенный соленый привкус, но и чувство, сравнимое с мужской утехой, а припухший глаз и преследующая несколько дней мутная пелена вторили – ты живой, живой.

Потому, прежде чем ударить оборзевшего дембеля, он спросил:

– Ты нарываешься, да?

Со словами «ладно тебе, братуха» дембель охотно хлопнул Костю по плечу. Костя хлопнул следом, но чирканул кулаком шею и без особого желания задел подбородок.

Она должна была прозреть, эта бешеная дембельская сила. Вспомнил вчерашний солдат, что такое телесная боль, когда горит лицо и режет глотка.

Костя дал по ногам, и дембель пошатнулся. Тот прописал, не раздумывая, в лицо, и, кажется, сместилась раздолбанная перегородка носа. Они сцепились и долго не уступали друг другу, пока шея дембеля не оказалась сжатой в здоровые Костины ручища. Дембель вырвался и цапанул налетчика за шкибот. Шатаясь, рухнул, потянув за собой Костю. Они барахтались на асфальте, словно два оголенных провода. Стоило сомкнуться, как повторялся боевой приступ, кровь проступала, туман проседал в голове.

Было хорошо. Костя улыбался. Заслуженная боль освежила. Теперь он мог думать, оставив нетипичную злость в ссадинах на дембельском лице.

Заметили на дороге остановку. Дышали часто, сраженные взаимной силой. Дембель протрезвел. Похлопав по карманам, понял, что кончились сигареты. Не стал спрашивать, а глубоко промолчал в надежде, что сейчас вот он отдышится и что-нибудь обязательно придумает.

– На, – протянул пачку.

Курил в тишине. Костя изучал табличку с расписанием рейсов. На выцветшем фоне еще виднелось вечернее время единственного маршрутного автобуса.

– Не дождемся мы никакого автобуса, – сказал дембель, докурив.

До приятного хруста размял он шею, щелкнул пальцами.

– Ты самый умный, что ли? Что ты предлагаешь?

Он кое-как уловил сигнал и загрузил дохлый браузер на телефоне. Следующий поезд должен идти через сутки. Костя не хотел сдаваться. Он мог бы подождать, но вот Леха ждать не будет. Точнее, родственники Лехи. Леха-то что. Он теперь любого дождется.

– Можно пешком до какой-нибудь станции. Но идея так себе, если честно.

– Слушай, – заговорил Костя. Говорил он тихо, в надежде, что раздолбанный службой дембель лучше уяснит, если будет вслушиваться. – Слышишь? Мне надо уехать. Чем быстрее, тем лучше.

– Я уж понял. Ты думаешь, я не понял?

– Понимаешь, мой армейский друг, – задумался Костя, – товарищ мой армейский. Понимаешь. Он умер. Его убили вроде бы. Я точно не разобрался. И вот надо мне доехать. Вся эта церемония. Честно говоря, не особо мне хочется ехать. Я бы не поехал. Но матери его обещал. Там приедут все, кто служил. Не все, конечно. Так, несколько из нашей компании. Ты же понимаешь. Это армейский друг. Служили вместе.

И зачем он рассказывал это дембелю. Немая пустота проступала сквозь ночь, и будто бы не было вовсе никаких слов.

Дембель перестал кривляться. Попросил еще сигарету. И Костя тоже закурил.

– Хочешь, вместе поедем?

– Давай, – согласился Костя, не раздумывая, – может, мне твоя помощь потребуется.

– Помощь? Какая?

– Да есть одна идея. Если согласишься, я в долгу не останусь.

Костя не хотел пока рассказывать.

– Если, конечно, не боишься.

– Да никого я не боюсь. Расскажешь?

– Слушай. Давай сначала придумаем что-нибудь. Давай сначала доберемся.

Он снова забыл, как называется очередная российская глушь, но билет не стал доставать, потому что поезд ушел, и все такое.

Затараторил дождь. Разбиваясь о железный навес, капли монотонно причитали:

«Что же ты, Костя, за друг. Что же ты, Костя, за товарищ».

Тук-тыщ, тыщ-тук. Друг и товарищ. Товарищ и друг.