Мы тебя любим
Подскакивая и сверкая на солнце, по лестнице катился перстень. На голубом прозрачном камне была вырезана летящая цапля. Внизу плескалось море, пустынное и дикое. Перстень подскочил еще раз… и голубая цапля взвилась в небо. Волна плеснула на ступеньку… Возвратившаяся птица кружилась над морем. Долго повторялся печальный плеск.
Вот это сон, подумала Марина, приходя в себя. Надо сбегать к Доре, она умеет разгадывать сны.
Дора не появлялась всю неделю. Отец отмахивался:
– Наверно, занята в больнице. Опять, поди, в две смены нагрузили.
Марина пыталась растолковать, что дело в Еве, что Дора из-за нее не приходит и, может, никогда больше не придет, но папа начал раздражаться.
– Я уже все сказал! Они останутся здесь, пока у Евы все не устроится.
Марина решительно отправилась к Доре.
– Как родители? – прокудахтали Петровна и Глебовна. – Как сестрица?
– Какая она мне сестрица, – дрогнувшим от возмущения голосом ответила Марина, постучалась и громко позвала: – Дора, ты не на работе? Пойдем к нам, я хотела тебе сон рассказать. – И еще громче, на всю улицу: – Пойдем-пойдем! Ты нам очень нужна! Ты не домработница, мы тебя любим! Это все знают! Отец собирался сам зайти, просто не успел. С гостями столько мороки.
– Долго прогостят-то они? – выглянула Дора.
– Отца не поймешь, – сказала Марина, понижая голос. – Будто бы пока у Евы все не устроится, а что это значит – я не поняла. На работу, что ли, она должна устроиться? Так она ее не ищет, сидит целыми днями и ничего не делает, больная какая-то. Папа говорит: устала от жизни… Я ее даже сначала боялась. А потом ничего, перестала, она же тихо сидит. А вот Кларисса эта, идиотка! Я папе рассказываю, как она хозяйку из себя корчит, как в школе врет, что она моя сестра, а он смеется: детский сад – штаны на лямках.
– Пал Палыч всегда веселый, – с простодушной улыбкой проговорила Дора, представлявшая себе всю эту сцену в лицах – таких родных и таких любимых.
Пора перебираться
Жанна выглядывала в окно.
– И где наш стихоплет? Чего он собирался сообщить?
– Что его стихи печатают в «Белогорских вестях», – ответил Рафаэль. Он был настроен воинственно, по лестнице взбежал вприпрыжку и остановился посередине Марининой комнаты. – Так ведь нет – не печатают.
Жанна фыркнула. Рафаэль притопнул.
– Да я ходил к ним только ради смеха!
– Потому же тебя и впустили туда, – ввернула Жанна.
– Они печатают такую ерунду, что я решил – пусть поглядят на настоящие стихи!
– Святая простота. – Артур давился от хохота.
Жанна уселась на подоконник. Опять тут эти первоцветы! Фиолетовые подснежники растут повсюду, а эти, белые, шелковистые – только на том берегу озера. Кто это делает такие концы ради цветочков? Жанна взглянула на Рафаэля – один уголок ее рта сохранял спокойствие, но другой пополз в неудержимую улыбку. Артур? Книжный червяк. Рудик? Такой пойдет за тридевять земель. Но ведь до этого еще додуматься надо…
А Рафаэль уже развалился в любимом кресле и машинально разглядывал картину на стене: дорога никуда и ниоткуда, туманный горизонт, одинокий домик. Как раз для такой тонкой натуры, как Марина. Девушка, живущая в этой картине, непременно должна быть грустной, незаметной и уметь разговаривать с листиками и птичками…
Он перевел взгляд на настоящую Марину – она никак не вписывалась в унылое произведение искусства. Рафаэль и раньше знал, что подружка считается одной из самых красивых девчонок в классе, но знал как-то беспечно и привычно – а тут вдруг начал рассматривать ее внимательно, как картину. Да уж, незаметной ее не назовешь. И прохожие всегда на нее пялятся. Один дурак недавно чуть с дерева не свалился, так таращился…
Тут он вернулся к картине и к первоначальной мысли. Подключив всю фантазию, представил Марину незаметной и невзрачной – и ему вдруг стало скучно, он даже удивился: почему? Задумался ненадолго и честно признался себе: если бы она действительно была такой, он вряд ли обратил бы на нее внимание. Эта откровенность унизила возвышенную душу Рафаэля. Тут раздался голос Жанны:
– Сознавайтесь, откуда это взялось!
Она махала белыми цветами, но Рафаэль занялся пирогами, которые напекла Дора. Артур углубился в книжку, а Рудик обрадовался.
– Это из-за озера! Марин, мы туда в поход сто лет уже собираемся.
– Давай на первомайские выходные.
«Прикидываются? Не похоже», – проследила Жанна, но тут ее насторожил шорох.
– Опять подслушивает, что ли?
Распахнула дверь – мелькнул краешек синего платья.
– Пора куда-нибудь перебираться.
Лучше вернись!
Друзья гуляли по центру. Город готовился к первомайским праздникам. На тротуарах уже стояли летние лотки с фруктами и воздушными шарами – казалось, что здесь можно накупить самого лучшего счастья по самой дешевой цене.
– Никаких шпионов, – радовалась Жанна. И осеклась.
Остальные тоже приостановились и переглянулись. Впереди шагала знакомая, прямая, как стержень, фигура в темном платье. Маленькая вертлявая собачка бежала, позванивая мелкой цепочкой. По улице шла Рахиль. Странно, что они первый раз в жизни видят ее на улице. Да неужели это перед ней все так трепещут в классе? Это же просто смешная старуха.
Наслаждаясь зрелищем, друзья шагали след в след, изображая ее походку и корча рожи. Рахиль шествовала, ничего не замечая, и это прибавляло веселья. Рафаэль, упиваясь безнаказанностью, схватил камешек…
Визг, крик, вытянувшиеся лица. Рахиль испуганно и нежно целует собачонку. Солнечная улица мгновенно превращается в душный тесный класс. Нет смешной старухи – есть страшная, всесильная Рахиль. Мучительно тянутся секунды, все парализованы… и наконец бросаются наутек.
– Стой! Стой! – несутся вопли. – Медведева, я тебя узнала! Лучше вернись! Вернись, дрянная девчонка!
Девушки всегда чего-нибудь хотят
Погони не было. Друзья убавили шаг и отдышались. Все предполагали, что их теперь ждет, но никто не хотел об этом думать.
А город по-прежнему переливался радостью. Кафе «Забавушка» уже выставило свои столики на улицу, первые посетители смеялись, ели мороженое и тянули через соломинки фанту. Весь воздух был наполнен запахом апельсина. Артур с Рафаэлем порылись в карманах, покосились на подружек и пошагали дальше. И лодочная станция на озере ожила – можно уже кататься.
– Что желаете, молодые люди? – осведомился старый лодочник в белой фуражке.
Марина и Жанна убежали вперед по причалу. Артур с Рафаэлем облокотились о перила и, нахмурившись, глядели вдаль. Лодочник прищурился – скорее всего, от солнца, но Рафаэлю его взгляд показался презрительным.
– А ведь девушки хотят покататься, – сказал Лодочник. Капитан Очевидность. И голос какой отвратительный! – Девушки всегда чего-нибудь хотят.
– У нас не такие девушки, – строго ответил Рафаэль.
– Ну, что с вами делать, – не унимался Лодочник. – Берите вон ту «скорлупку».
Солнце кувыркнулось через голову, музыка заиграла еще веселее, а замечательнее музыки был голос старика.
– Только катайтесь того… по очереди.
– Спасибо!
В ту же минуту мимо весело пронеслись двое мальчишек и с разбега прыгнули в самую лучшую лодку, по-свойски кивнув Лодочнику. Тот ответил невозмутимым кивком. Рафаэля нечаянно толкнули, он, уязвленный, вскинулся, но Артур потянул его за локоть – отвязывать «скорлупку». Марина и Жанна поспешили к ним. Вдруг с другой стороны причала показалась кудрявая голова.
– Как вы там поместитесь вчетвером? – Вопрос звучал очень вежливо и доброжелательно.
Рафаэль свирепо покосился, а Жанна спокойно ответила:
– Мы будем кататься по очереди.
Кудрявый красавец не унимался:
– Так скучно будет ждать. Давайте мы вас прокатим.
Жанна перехватила взгляд, полный вежливого презрения, брошенный на их жалкую «скорлупку». Друг в лодке, видимо, дернул красавца за рукав, но он от него отмахнулся и проговорил с предельной вежливостью:
