Конечно, это счастливая жизнь наложила на нее отпечаток привлекательности. Она не знала унижений, ей не показывали вслед пальцем и не говорили «дочь сумасшедшей Евы».
Начать другую жизнь! Сравняться с этими беззаботными, умными и сытыми! Стать среди них своей, обойти их всех и сделаться счастливой! Мираж счастья развернулся дразнящим веером, манил к себе и казался таким близким.
Подружиться захотела?
Веер глянцевых журналов лежал на столике.
– Чего не здороваешься? – Кларисса, развалившись в кресле, глядела поверх страниц.
Марина увидела на полу свой магнитофон. Земфира распевала: «До свиданья, мой любимый город!»
– Здравствуй, – бросила Марина на ходу.
– Подожди! Ты что, не хочешь разговаривать? – Кларисса отложила журнал. – Только потому, что твой отец пригласил нас погостить, а я понравилась вашей классной, ты… – Она говорила быстро и с обидой, хотя ей хотелось, чтобы в голосе звучало высокомерие.
Взгляд Марины смягчился, она присела на ручку соседнего кресла, но заговорила против воли не доброжелательно, а насмешливо:
– Подружиться захотела? Так никто из моих друзей не путается под ногами у Рахили и не виляет перед ней хвостом.
– Вот ты всегда так о ней, – заметила Кларисса. – А от этой карги зависят наши аттестаты. А что касается твоих друзей… Не думай, ради бога, что я вам навязываюсь. Мне плевать на книжки и стихи. К тому же черненькая Жанка так меня ненавидит. А те двое ребят – они ведь влюблены в тебя оба? И ты обоим пудришь мозги? И балбесу Фольцу заодно? А кто кладет тебе белые цветы на подоконник?
– Ну, хватит. – Марина резко встала. – Отлично мы поладили. Много общего нашли. Давай жить, не мешая друг другу.
– Не выйдет, – зевнула Кларисса.
Выгодный товар
Жанна, заложив руки за спину, вышагивала по школьному крыльцу. Артур и Рудик сидели на ступеньках. Рафаэль бегал вверх-вниз.
– За что ее вызвали? И почему так долго?
Никто ему не отвечал.
– Если Рахиль опять снизит ей отметку за поведение, то пусть и мне снижает, – угрюмо проговорила Жанна. – Если опять начнутся угрозы выгнать из школы – пусть выгоняет и меня.
– Да какое она имеет право выгонять? – удивился Артур.
– Было бы желание, – буркнула Жанна.
Дверь отворилась, и все одновременно повернулись в ту сторону. Но это была не Марина.
– Я этой Рахили окна перебью, – пообещал Рудик.
– Ну и тебя выгонят – за хулиганство.
Дверь отворилась еще раз. Марина, очень бледная, стояла на крыльце.
– Рахиль говорит, что все знает… Что у меня дома собираются хулиганы… подонки… И мы ведем антиобщественные разговоры. Ругаем школу, учителей. Над ней смеемся, ее ругаем. Что у нас музыка до полуночи, мы запираемся от взрослых, видимо, курим и пьем. И можно догадаться, чем мы еще занимаемся. Тебя, Артур, надо спасать. Мы плохо на тебя влияем, мешаем учиться. А ты, Рафаэль, должен прекратить писать на уроках бесполезные стихи. Ваших родителей вызовут. А мне она сказала, что я вскружила вам всем голову… что я…
Жанна скрипнула зубами.
– Не вздумай еще реветь! Пойду скажу ей, кто она такая.
Слезы мигом исчезли из глаз Марины.
– Постой, тебя и так хотят вызвать на педсовет.
– А о стихах-то она откуда знает? – недоумевал Рафаэль. – Я ж только вам показывал. Даже мама еще не пронюхала.
– У нее целая коллекция и твоих стихов, и наших записок! И разговоры наши она знает до мелочей. Не могла же она шпионить под окнами!
– Конечно нет. – Пронзительный взгляд Жанны устремился в лицо Марины. – Шпионила твоя «сестрица».
– Кларисса?
– Больше некому. Только она бывала дома, когда мы собирались. Только она могла видеть, кто приходил. Вспомни, как она торчала под дверью.
– Из любопытства торчала. Зачем ей доносить?
– Ну как же, – рассмеялась Жанна. – Она видит, что Рахиль тебя терпеть не может, а ты у нее всегда на глазах. Самый выгодный товар. Не захочешь, а продашь.
Марина все еще качала головой.
– Чего уж проще! Слушай и запоминай, гляди и рассказывай.
– Пойдем по морде дадим, – предложил Рудик.
– Да, надо, – согласилась Жанна.
– Ну уж нет. – Марина вскинула голову. – Сама разберусь.
Птица феникс пока не работает
Влетев в дом, Марина начала говорить, но от быстрого бега голос прерывался.
– Переведи дух, попей водички, – предложила Кларисса. Она сидела, как всегда, развалившись в кресле и вытянув ноги на журнальный столик, но, приглядевшись к Марине, вскочила. – О! Э! Ты драться, что ли, собираешься!
– Ах ты, тварь! Живешь в моем доме и доносишь на меня! – Марина гневно наступала, Кларисса отодвигалась к стене. – Да еще врешь! Я тебе покажу, как врать на моих друзей!
Кларисса ловко вывернулась и побежала.
– Куда? Испугалась?
Тут Марина наткнулась на хнычущего Павлика.
– А с тобой что случилось?
Притихший было братик заплакал еще громче.
– Мы с Рольдом тут играли… а она… она сказала, чтоб мы убирались. Мы не убрались… тогда она начала нас выпихивать…
Марина опустилась на диван. Кто бы мог подумать, что собственный дом может заполниться вражьей силой и стать местом побоища. Но не пугать же ребенка еще больше.
– Наплевать на нее, – сказала она, успокаивая брата. – Бери Рольда, пойдем гулять.
Спускаясь с крыльца, Павлик взглянул на хилый саженец адамова дерева.
– Ты не замечаешь, – спросил он озабоченно, – что эта птица феникс вместо счастья приносит одни неприятности? Если она вообще сюда прилетает.
– Да нет, она еще не прилетала, потому что оно еще не цвело.
– А может, тебе подсунули не то дерево? – не унимался Павлик.
– То самое, – уверила его Марина. – Скоро оно зацветет, вот увидишь.
– Да ты еще в сказочки веришь! – Кларисса хихикала в окне.
Почему он в тебя не влюбился?
Они бродили по бесконечному белогорскому парку. Когда в здешний НИИ приезжали научные делегации из разных стран, в честь гостей сажали что-нибудь из флоры их родины, и теперь на аллеях росли американские, японские и прочие диковины. Основателем парка был знаменитый биолог Берестов, а теперь этим занимается его дочь… Точно! Берестовский питомник. Вот где надо спросить, что делать с этим чахлым адамовым деревом.
Павлик и Рольд убежали вперед, Марина поспешила следом и нашла их у живой стены каменного дуба. Его древесина вдвое тяжелее воды: если отломить веточку и пустить в лужу, она не поплывет, а потонет – они так в детстве экспериментировали.
Павлик сидел на траве с каким-то незнакомцем и слушал его, раскрыв рот. Красавец дог лежал рядом, и рот его тоже был раскрыт, а язык высунут. Марина тихо подошла. Незнакомец был примерно ее лет, и физиономия малыша выражала удовольствие: взрослый парень разговаривает с ним на равных.
Речь шла о путешествиях, о курганах на юге России, каких-то пещерах, водопадах. Стало ясно, что курорты, куда они обычно ездят, – до невозможности банальный вариант с тупым лежанием на пляже. И что, кроме пляжа, Марина ничего и не видела.
Ей начинал нравиться голос незнакомца. Она мысленно сказала: «Да повернись же! Мне надоело разглядывать тебя со спины». Действительно, сколько можно стоять в стороне и прислушиваться. Но как подойти? Это оказалось неожиданно сложным. И вот она сделала несколько шагов. Но Павлик не заметил сестру. Рольд даже не пошевелился! Незнакомец едва повернулся – на Марину взглянули ярко-синие глаза из-под шапки черных волос, – и ни лицо его, ни голос не изменились.
Марину словно окатило ледяной волной. Она скомандовала:
– Павлик, пойдем.
Пусть сам себе рассказывает свои истории. Но незнакомец оборвал себя на полуслове и ушел первым. Братик издал огорченный вопль:
– Ты все испортила! – А потом задумался, поднял серьезные глаза и спросил: – А почему он в тебя не влюбился?
