Этот обстрел был, без сомнения, очень результативным. Течение здесь было не столь чувствительно, и удавалось держать корабли на боевом курсе без рывков. Начавший слабеть огонь, как с оставшихся уже позади скорострельных батарей, так и с форта на Хикошиме, позволял вести броненосцы без резких маневров, руководствуясь исключительно глубинами под килем, удобством собственной стрельбы, буями и береговыми навигационными знаками.

К 06:25 Хикошима оказалась уже под перекрестным огнем, так как «Донской», «Орел» и «Бородино» наконец смогли разглядеть форты впереди и начали пристрелку носовыми залпами. Одновременно они продолжали добивать скорострельные батареи из остальных стволов. В этом им теперь помогали вспомогательные крейсера и старые броненосцы. Оба островка слева от фарватера совершенно скрылись из вида в тучах пыли и дыма. Но оттуда все еще сверкали вспышки редких ответных выстрелов, хотя и совершенно не прицельных.

В 06:26 в «Апраксин», шедший третьим, угодил тяжелый снаряд, разорвавшийся в жилой палубе позади второй трубы. Сразу же после вспышки разрыва, сопровождавшейся столбом бурого дыма, броненосец окутался паром. Осколками перебило паропровод от вспомогательного котла и повредило сам котел, который, как выяснилось, был под парами вопреки боевой инструкции.

Старшему механику «Апраксина» Милевскому с разрешения командира корабля капитана первого ранга Лишина пришлось пойти на это, так как на переходе главные паропроводы начали травить пар через фланцы и паропроизводительности основных котлов стало не хватать для работы изрядно изношенных машин на почти предельном ходу. К тому же много пара было необходимо для работы паро-динамо, которые на «Апраксине», по причине электроприводов башен главного калибра, были мощнее и загружены гораздо сильнее, чем на обоих других броненосцах этой серии. Исправить паропроводы до боя не было возможности.

Тут же всю корму корабля заволокло белыми клубами пара, а в третьем отделении жилой палубы стало невозможно находиться вовсе. Давление в магистрали упало. Встали три из пяти паро-динамо. Скорострелки и кормовая башня прекратили огонь, а носовая была вынуждена перейти на ручное управление. Спустя несколько секунд еще один тяжелый снаряд разорвался на палубе юта, но без тяжелых последствий. Были разрушены три офицерские каюты и кают-компания, но пожара не было. Броню башни только оцарапало осколками, разорвав брезентовые чехлы на мамеринце.

Резко положив право руля, Йессен вывел свой отряд из-под накрытий, увеличивая дистанцию. Подбитый «Апраксин» продолжал парить и начал отставать, выйдя из боевой линии и уйдя еще дальше вправо. Горячий пар втянуло вентиляцией во вторую кочегарку и машинные отделения, из-за чего их пришлось на время покинуть. Также пришлось оставить кормовое подбашенное отделение, где находились кормовые динамо-машины и общий распределительный электрический щит. Это не позволило быстро переключить всю сеть на носовые электромашины, еще работавшие в полную силу, поскольку поврежденный паропровод быстро перекрыли. Хотя давление перестало падать, обороты на винтах снизились.

Благодаря четким действиям аварийной партии, возглавляемой инженер-механиком штабс-капитаном Милевским, спустя пятнадцать минут с повреждением удалось справиться. Электричество в кормовых помещениях подключили, кочегарку и машинные отделения провентилировали, и люди вернулись на свои посты. «Апраксин» начал вновь набирать ход, что позволило отставшему от своего отряда кораблю занять место позади «Бородино» и принять активное участие в завершении боя.

Второго боевого галса у Хикошимы не потребовалось. Когда к половине седьмого Йессен достиг траверза южной оконечности острова, форт уже совершенно утратил боеспособность. Хотя часть его пушек еще стреляла, но никакой угрозы этот обстрел теперь не представлял. Снаряды ложились далеко в стороне, в то время как наши залпы точно впечатывались в его позиции. Облачка шрапнельных разрывов над батареями слились в сплошную серую тучу, размазываемую ветром на северо-запад и постоянно мигающую новыми вспышками, уже почти незаметными в общей массе.

Также были подавлены и пушки на других островах у входа на фарватер. Наконец догнавшие эскадру крейсера активно в этом участвовали. Их скорострелки вместе с башенными установками «бородинцев» и казематными пушками старых броненосцев и броненосцев береговой обороны покрыли сплошным ковром разрывов японские позиции, не позволяя расчетам опомниться. Ежесекундно в расположении фортов и рядом с ними взрывалось по три-четыре стодвадцатимиллиметровых или шестидюймовых снаряда. К этому прилагалось еще более десятка тяжелых фугасов за каждую минуту, а сосчитать количество шрапнелей было вообще безнадежным делом.

С пожаром на «Ушакове» почти справились, но полностью сбить огонь все еще не удавалось. Хотя казалось, что в стальных надстройках и палубах было просто нечему так гореть. Из кормовых трехдюймовок три полностью вышли из строя из-за жары, четвертую, на шлюпочной палубе по правому борту, еще можно было исправить. Броневые щиты защитили среднекалиберную батарею, вполне оправдав свое назначение. Все стодвадцатки продолжали действовать.

Следуя фарватером за ушедшим вперед «Жемчугом», оставляя за кормой дымящиеся развалины форта, а справа по борту впечатляющие пожары в Вакамацу, Йессен все ближе подходил к южному берегу пролива, ожидая кинжального залпа очередной артиллерийской засады. Головной крейсер и обогнавшие его эсминцы уже давно скрылись за поворотом фарватера, но это, как показало начало штурма, не давало никаких гарантий.

Все орудия, способные простреливать носовые секторы, обшаривали своими стволами заросшие лесом ряды крутых островерхих холмов, уходивших в глубь суши от берега вокруг старинного портового города Кокура, с возвышавшимися над ним развалинами древнего замка. Но больше никто не стрелял. На рейде порта были только небольшие парусные суда, на которые не обращали внимания. Ползший по проложенной вдоль берега железной дороге поезд также не обстреливали, ожидая появления более опасных целей.

В этот момент откуда-то из глубины пролива, перекрывая не прекращавшуюся канонаду, докатился грохот мощного взрыва. Почти сразу в ложбине между гор Хикошимы слева по борту показалось и начало быстро расти вверх огромное грибообразное облако дыма, поднимавшееся откуда-то из-за острова. По расчетам, там сейчас должны были осматривать гавани Симоносеки и Модзи наши авангардные легкие силы. Этот взрыв явно имел к ним отношение, но подорвали кого-то из наших, или это они так отметились, никто сейчас сказать не мог.

Все так же в максимальном напряжении начали поворачивать по фарватеру влево. Скоро впереди должен был открыться рейд порта Симоносеки на западном берегу. А почти напротив него и чуть выше по проливу и уже на восточном берегу – Модзи. По объемам проходивших через него грузов он был одним из крупнейших японских портов. Оттуда, судя по все еще невольно приковывавшему к себе взгляды, уже начавшему терять свою форму дымному грибу, вполне стоило ждать новых неприятностей.

Кормовые плутонги продолжали палить по Хикошиме, и под их грохот с палуб и мостиков внимательно осматривали все вокруг. На гористом побережье Кюсю вдоль железнодорожного полотна были разбросаны небольшие рыбацкие селения, у каждого из которых стояла своя флотилия мелких парусных посудин. Обогнавший броненосцы поезд уже почти скрылся из вида. Только дым его паровоза, поднимавшийся от подножия сбегавших к самой воде зеленых холмов, еще угадывался где-то впереди.

Время шло, а новых целей все не было. В 06:35 с «Ушакова» и «Сенявина» в узком просвете между петляющими берегами уже показался ушедший почти на три мили вперед, «Жемчуг», находившийся как раз сейчас под обстрелом у самого мыса Мекари. Откуда по нему били, с броненосцев не могли разобрать из-за дыма из его труб, сносимого ветром почти вдоль пролива. Миноносцев Матусевича и вовсе видно не было.