— О чем ревешь? — спросила она немного насмешливо — И не стыдно тебе, такой большой, а распустил нюни!
По опыту своего детства тогрута знала, что детей социальных низов ни в коем случае нельзя жалеть, они от этого лишь обозляться. С ними надо говорить, как с равными.
— Деньги проиграл — послышалось через всхлипы — Этот Бик всегда обыгрывает. Жульничает и обирает до нитки!
— Сам виноват, раз связался с ним — Асока попробовала воззвать к его самолюбию — Знал ведь небось, что так и будет.
— Знал — вынужден был признаться мальчишка — Я заработать хотел. Матери на подарок.
— Да уж — присвистнула Асока — подарочек явно удался! И много он у тебя выманил?
— Десять кредитов — прорыдал пацанёнок и спрятал глаза.
— Ладно, пошли — вздохнула Тано, пожалев маленького неудачника — покажешь мне кто обидел!
Идти было недалеко, всего несколько метров, и Асока увидела даже больше.
— Вот он, Бик — шепнул мальчик, показывая на твилека.
— Ну сейчас я разберусь! — сказала она воинственно и уперев руки в бока пошла к песочнице, в последний момент перехватив меч Энакина.
— И как это по-твоему называется? — произнесла она грозно, хватая свободной рукой твилека за оба отростка и Силой чуть приподняв над всеми — И не стыдно тебе с маленькими на деньги играть?
— А я что, я ничего — сказал Бик уже не так решительно — Я никого не заставляю, сами играть садятся!
— А если вот так! — добавила она и вытянув руку, сделала так, что твилек ударился об стену.
— Ой! Нельзя же так! — завизжал он как баба.
— Да, ты прав, так нельзя — неожиданно согласилась Асока — За то вот так можно!
И перевернув его вверх ногами, повесила ступнями к оконной решётке.
— Видели? Больше он вас не тронет! — сказала детям Асока и свистнула, призывая дежурного гвардейца — Заберите этого типа, он играет с детьми на деньги — пояснила она, когда страж порядка появился — И выньте у него из кармана десять кредитов!
Преступника увели в полицейский спидер, ребятня разбежалась по домам, рассказывать про необычную спасительницу.
— Ну всё, а теперь бегом к матери — велела тогрута своему маленькому спутнику, давно она ждёт тебя! А с тобой у меня будет отдельный разговор — сказала она уже Энакину — И меч свой забери, мне он не нужен, у меня своих два!
— И что ты меня отчитываешь? — сказал он недовольно, когда они уже сидели в спидере — Ты не моя мать, чтобы делать это.
— И слава Силе, иначе я бы сейчас с ней слилась — ответила она хмурым тоном — Увижу такое ещё и в храм тебя верну уже не я, а сам Йода, чей спидер ты украл!
Больше за всю дорогу они ничего не сказали, слишком ещё были сильны обида и негодование. Ночь уже перевалила за половину и Асоке смертельно хотелось спать, вот только уснуть в эту ночь ей не удастся.
====== Глава 27. Испытание болью ======
Отведя Энакина к себе и убедившись, что он пошёл в комнату, Асока пришла в свою и приготовилась к разборкам с учителем, которого не предупредила об отлучке. Однако, проблемы не случилось, Мастер Пло уже спал на своей половине, похоже он ничуть не удивился отсутствию ученицы, подумав, скорее всего, что Асока, как всегда, пьёт вечерний чай в столовой. Он спал, повернувшись набок, свесив с кровати когтистую руку. Девушка зашла в душевую и ополоснувшись, легла в кровать. Спать хотелось просто неимоверно, усталость просто валила с ног, но устроившись поудобнее и закрыв глаза, Асока вдруг поняла, что заснуть прямо сейчас она не сможет. Слишком много мыслей бродило в её голове. Да и издерганные нервы не способствовали скорому успокоению. Думалось о завтрашнем испытании, о том, сможет ли она его выдержать, об Энакине. Прежде всего о нем. В памяти живо всплыл момент в столовой, когда она его ударила. К глазам подступили слезы, стало ужасно горько и стыдно за саму себя.
— Как я могла? Мне не следовало этого делать — шептала она, сжимая края одеяла — Он же мой друг. Я не должна причинять ему боль. Я должна заботиться о нем беречь.
Конечно, она понимала, что и Энакин был тоже неправ, начав необоснованно обвинять её и высказывать совершенно ужасные и ничем не подтверждённые предположения насчёт неё и канцлера. Но это ничуть не умаляло её собственной вины в глазах тогруты. Она не знала как именно это сделает, но понимала, что должна во, что бы то ни стало помириться с ним и убедить в том, что более никогда не позволит себе ничего такого. Это обещало стать трудной задачей, ведь Энакин, обладая горячим, привязчивым сердцем, необычайно близко к нему воспринимал происходящее с собой и близкими. Эта их ссора явно не была исключением, скорее она подтверждала это правило, как нелегко же будет вернуть его доверие, но Асока знала, что сделает это. Она всей душой любила этого странного, но очень доброго и самоотверженного подростка, который не боялся никого и ничего, в своём желании показать ей свою дружбу. Асока вспомнила, как он сидел всю ночь возле её кровати, когда она пострадала в их драке с Феррусом, а потом, как отлупил его за то, что Феррус пытался к ней пристать, застав врасплох. Но, всё-таки, почему же Энакин так сильно противиться её общению с канцлером? Ведь как часто говорил её дорогой папа, когда у тебя появляются новые друзья, то это не значит, что старые забываются, это говорит о том, что круг любимых тобой расширяется. Любовь не становиться от этого меньше, просто появляются те, кто ещё нуждаются в ней. Ведь любовь — это единственное, что удваивается от того, что ей поделились.
«Просто Энакин пока ещё не понял этого, я завтра же объясню ему всё, он поймёт, я знаю, он же хороший, только очень боиться, что я перестану с ним дружить. Но я и не думаю это делать, он как и прежде мой самый близкий друг и навсегда останется им. Я поговорю с ним завтра и попрошу прошения, и всё станет как прежде» — решила тогрута и наконец-то смогла уснуть. Сон был тяжёлым и неравномерным, Асока всё время просыпалась, а иногда даже в холодном поту и дрожа от липкого ужаса. До того страшным и отчётливо-настоящим казалось ей то, что она видела перед закрытыми глазами. Асока снова переносилась на родную планету, с её двумя солнцами и горящими песками. Увидела свой маленький домик, в котором жила всю сознательную жизнь, но почему же он был пустым и выглядел так, словно его оставили приличное время назад? Причём, оставили стихийно, взяв с собой лишь самое необходимое. Асока чётко видела каждую вещь, слои пыли на них, аккуратно запертый замок. А дальше... Тогрута хотела зажмуриться, чтобы не видеть, но вспомнила, что в видении это невозможно и потому вынуждена была смотреть, что же происходило потом. А это был настоящий ужас. Нет, сперва всё было спокойно, всего лишь небольшое поселение на окраине, каких было много, с невысокими постройками из глины и ветвей сухостоя, оно выглядело бы вполне мирно, если бы не одно, точнее, не один. Тот, чьё лицо фоном охватывало деревню. Лицо жестокого человека с маске из дерева с прорезями для глаз, которые светились нечеловеческой злостью. Не направленной ни на кого конкретно, но впринципе существовавшей в его душе, как существует потребность в сне и пище. Потом, в самом крайнем домике, обстановку которого Асока увидела изнутри, её, прямо в самую душу, ударило острое ощущение боли и страдания, горевшее огнём, проникая в каждую клеточку тела. От этого ощущения становилось трудно дышать и невозможно двигаться, словно под кожей были чувствительные электроды, по которым посекундно пускали ток. Асока замерла и всем своим существом устремилась туда, в этом домик, желая увидеть, кто это зовёт её и чей это искажённый до неузнаваемости нечеловеческой болью голос кричит:
— Асока! Асока! Помоги мне! Я умираю! Прости, я не дождался тебя!
Сознание тогруты плавно перемещалось вовнутрь домика со стандартной обстановкой жилища рабочих фермы. Прошло комнату и маленькую кухню, и вот дошло до подвала, при виде холодной темноты которого, сердце Асоки просто сначала сжалось, а после разорвалось от взрывоподобной боли. Ведь там, выступая из этой темноты, виднелся силуэт несчастного узника. Им был мужчина-тогрут, привязанный между двух стен за руки и за ноги, таким образом, что его спина была вогнута вниз. Лицо его нельзя было увидеть, голова была низко опущена, за то, сквозь разорванный во многих местах рабочий комбинезон виднелись многочисленные раны и ожоги от светового кнута, а так же синяки и застывшая коркой кровь. Он не мог не видеть, не ощущать Асоку, но в какой-то момент у девушки возникло именно такое ощущение, оно усилилось, когда мужчина с трудом поднял голову и посмотрел прямо на Тано. Асока вздрогнула и в первый момент едва не ослепла от ужаса — лица у несчастного просто не было. Оно представляло собой сплошную рану, было даже не сразу понятно, где заканчиваются ссадины и начинаются рот, нос и глаза, всю кожу покрывала коричневая кровавая корка. Нос и губы распухли и посинели, зубы, скорее всего, тоже были разбиты. И вот, когда синие, покрытые ссадинами веки мужчины распахнулись, на Асоку взглянули такие до боли знакомые и родные глаза, взгляд которых вызвал новый приступ слез и отчаянной горечи:
