- Мама, спаси меня! Помоги, не дай мне умереть!

Этот последний крик отнял почти все силы и теперь Элайджа мог только хрипеть, не отводя от ситха полного отчаянной мольбы и боли взгляда. Малум сидела, не шевелясь, не вздрогнув даже от его крика. Да, теперь точно всё кончено, глупо было надеяться на милость этой души, навеки поглощенной Тьмой. Однако, пускай эта её гордая самодовольная фигура будет последним, что он увидит, прежде, чем умрёт. Элайджа продолжал смотреть, хотя в глазах уже темнело, а сознание туманилось. Но самый его край, не до конца угаснувший, успел, однако, заметить, что Малум медленно, словно бы раздумывая или сомневаясь, повернулась к юноше лицом и спустя ещё мгновение, их глаза встретили друг друга.

***

Дарт Малум сидела на полу своей же переговорной. Упав во время сражения с сыном, Тёмная леди не поднималась, и причиной тому была совсем даже не полученная травма, оказавшаяся совсем даже несерьёзной. Нет, дело было совсем в другом, в душе этой женщины. В том, что увидев наконец своего сына, долгое время бывшего для неё умершим, Малум надолго лишилась покоя, а теперь эта встреча грошила стать последней. Сперва она была зла и разочарована тем, что юноша отверг её предложение о совместном правления Империей, настолько зла, что не стала мешать Императору в пытках над ним и последующему убийству. Вот именно последующему. Но до тех пор только пока оно не стало действительным, ставшим так близко от неё, что женщина почти физически ощутила то, что смерть и её сын стоят сейчас непозволительно близко и расстояние между ними неумолимо сокращалось. Малум отвернулась, пытаясь не слышать его стонов, убеждая себя в том, что её сын не может быть предателем и став им, перестал автоматически иметь с ней общее. Общую плоть. Кровь. Силу. То, что не вычеркнешь и от чего не отречешься. Что даже при отказе от этого не перестанет существовать. Малум старалась не думать об этом и даже сдержалась, чтобы не повернуться, услышав крик сына. Но когда крик замолк, не в силах более продолжаться от недостаточной энергии, женщина поняла, что не может, да и не хочет вот так спокойно принять его смерть и позволить ей случится без своего присутствия. Невольно стали всплывать из памяти задавленные временем и тяжестью Тёмной стороны воспоминания. Приятная тяжесть плода внутри. Радостное ожидание. Первая улыбка на нежном, невинном лице. Мысли о грядущем счастьи. Нет больше этого, вернее, не будет, ибо жизненная сила её сына стремительно утекает, а борьба в душе, разбуженная воспоминаниями, разгорелась не на шутку. Тёмная броня стороны Тьмы, которой Малум ограждала свое сердце в течении почти двадцати лет вот вот грозилась слететь, дав трещину, услышав просьбу сына о помощи. Слезную, отчаянную и почти совсем лишенную надежды. Что-то она напомнила ей. Что-то давнее и старательно забытое, но ставшее отправной точкой к той личности, которой Малум являлась сейчас. Но что же это и зачем оно пришло именно сейчас, невольно вернув женщину в те давние времена, в точку невозврата. И не в силах больше ощущать этого разрывавшего душу непонятного чувства, Малум медленно повернулась в сторону сына, да так и замерла без движения, встретив глазами его взгляд. Что же она увидела? Глаза сына, огромные, небесно-голубые, окружённый густыми тёмными ресницами. Точно такие же, какими прежде они были и у неё, правда теперь совершенно больные и покрасневшие от слез. Они смотрели на её лицо в упор. Звуков больше не было слышно, но ментальный призыв, передаваемый этим взглядом, продолжал звучать, разрывая на части сердце второго ситха.

«Мама, спаси меня. Мне очень плохо, я не в силах больше держаться. Помоги мне, мама, не дай умереть» – кричали эти глаза, глядя в самую душу. И Малум всё поняла, она вспомнила, откуда знает этот взгляд. Сон, кошмарный сон, терзавший её почти каждую ночь во время беременности. Сон, в котором она видела своего нерожденного сына, который умирал на её глазах, а она лишь беспомощно стояла рядом, не в силах ничего изменить. И вот сейчас, как и тогда, восемнадцать лет назад, женщина снова его увидела, старый мучительный кошмар, призванный терзать и порабощать. Разница была лишь в том, что сейчас ей ничего не снилось. Это была реальность. Это была смерть. Настоящей и не способной исчезнуть с наступлением утра. Так можно ли было позволить этому сну осуществиться, стать реальностью в полном объёме? Нет, нет и снова то же самое.

«Не бойся, сынок, не волнуйся, мой милый, мама здесь и никому больше не даст обидеть тебя».

Ситх решительно, борясь со слабостью, поднялась и направилась... Нет, не к сыну, а к другому, и прежде-то её особо любимому, а теперь попросту ненавистному человеку. Императору, своему мужу, сделавшему её покорной игрушкой в собственных руках, до этого убедив в собственной любви, заслонив этой иллюзий любовь настоящую. А после готовый в любой момент отказаться от неё и даже убить, едва заметив более перспективного ученика. Всё. Хватит. Больше этого не будет. И преодолев одним прыжком оставшееся расстояние, Малум резко подняла мужа при помощи Силы. Обжигающая боль от его молний тотчас пронзила её насквозь, продолжая оставаться внутри, но не замечая этого, женщина продолжала удерживать повелителя и пройдя несколько шагов, одним сильным толчком сбросила его в открытый реактор Звезды смерти. Тот с громким криком исчез внутри шахты, а вслед за ним всплыл на поверхность мощный всплеск фиолетовой энергии, врезавшийся в Малум, заставляя её снова упасть, чтобы теперь никогда уже более не подняться...

====== Глава 138. Искупление ======

Мелькнув последний раз, фиолетовые вспышки погасли, а бывшая леди ситх осталась неподвижно лежать на полу, не подавая признаков жизни, едва вспомнив свой давний сон и увидев молящие глаза сына, женщина явственно ощутила, как треснула и упала вниз тёмная броня с её сердца. Упала, открывая миру истинную суть её души, тонкую и хрупко-ранимую, пока ещё очень чувствительно реагировавшую на раздражители. И вместе с этим взглядом, полным слез, этими глазами, точной копией её собственных, тогрута как никогда явственно ощутила как внутри неё окончательно пала Тьма. Дарт Малум отныне навек прекратила существование и она снова стала самой собой, Асокой Тано-Скайуокер, той, которую она много лет ненавидела и связь с которой усиленно отторгала, отвечая на все вопросы о её судьбе лишь одной фразой: «Я её убила». Тем самым убеждая саму себя, что Асоки больше нет, а она сама не имеет к ней ни малейшего отношения. И даже её брак с Сидиусом, этим безжалостным чудовищем, не любившим никого и ничего, готовым переступить через близких, чтобы добиться своего, был на самом деле не более, чем протестом против самой себя. Себя настоящей, которая была для всех мертва. И потому, позволяя второму мужу вытворять со своим телом такое, чего никогда бы не позволила первому, женщина при этом словно бы лишний раз подчеркивала свою отличность от себя прежней.

«Вот, видите все, что я делаю?» – мысленно произносила она, закусывая губы от страсти, яростно прыгая на ситхе – «Смотрите и знайте. Асока так никогда не делала, а я делаю! Вот, видите, я не Асока. Вообще. Ни с какой стороны!»

Потом она накупила себе разных роскошных и пошлых нарядов, которые никогда бы не надела на себя скромная, воспитанная в Ордене Тано. Обвесилась драгоценностями, которые та не признавала. Сделалась настоящей правительницей, не щадившей никого и ничего, а всё потому только, чтобы никто и никогда не узнал, что на самом деле творится в её душе. Чтобы как можно реже вспоминать прошлую жизнь. Своего отца. Учителя. Энакина. Сына, которого считала мёртвым, а он оказался жив, а его отец и джедаи невиновны. А она мстила им, долгие годы мстила ни за что. Вся жизнь её стала ужасным обманом, в который она позволила себя вовлечь. И это было хуже всего, даже осознание этого всё равно не вернёт всё обратно. Не оживит тех, кто уже убит. Не сотрёт память о себе нынешней у тех, кто смог выжить. Но ей подарили искупление, возможность хотя бы отчасти смыть с себя эту скверну отнятых ранее жизней.