Но Вивла никогда не отличалась терпением. Зато отличалась стервозностью и дурным характером.

— Так, ладно, — наконец махнула она рукой. — Всё с тобой понятно. Как был неучем, так им и остался, ничего с начальной школы не изменилось.

Вовка вспыхнул, разом становясь пунцовым. И куда делось всё зубоскальство? Оле почти стало его жаль, но она вспомнила радугу, что плясала у него в глазах, и хруст фонарика под ногой. И жалость ушла. Пусть не он был в этом виноват — похоже, Фролов применил какой-то гипноз — сопереживать Вовке Оля больше не могла.

— Ну что, так и не вспомнишь? — поинтересовалась Вивла. Плохо скрываемая ехидца в её голосе клеймила, как раскалённый металл. Вовка уставился в пол, насупился и ничего не ответил.

— Там корень… — начала было Стаська, но Виктория Владимировна прервала её взмахом руки.

— Молчи, Никитина. Я знаю, что ты знаешь. Кто ещё готов ответить?

Она обвела класс взглядом, и все притихли. Никому не хотелось попадаться под тяжёлую руку Вивлы, даже тем, кто знал ответ. С такой, как она, лучше лишний раз не высовываться — и молчать.

Взгляд Виктории Владимировны за стёклами тонких очков наконец остановился на единственном ярком пятне в окружении пустующих парт. Оля прикусила губу: не хватало ещё, чтобы к нему опять привлекли лишнее внимание. Хватит и того, что есть сейчас.

— Запамятовала фамилию, — протянула Вивла, поглядывая на Женьку из-за учительского стола, — да, ты. Не подскажешь ответ?

Весь класс разом обернулся в его сторону. В воздухе повисло напряжение. Оля уже была готова сама поднять руку, когда Женька наконец оторвался от тетради, в которой быстро что-то набрасывал. Как ни в чём не бывало поднял взгляд на доску.

— Подскажу. Там чередующийся корень, их ещё в седьмом проходят. И пишется…

— Заткнись!

Голос Вовки прозвенел в тишине, как колокол, и по классу прокатился взволнованный вздох. Урок переставал быть скучным. Вова, конечно, и раньше был дерзким и острым на язык, но затыкать кого-то другого, стоя у доски на уроке Вивлы…

— Он должен быть потрясающе уверен в себе, чтобы так офигеть, — шепнул кто-то сбоку от Оли. — Что, неужто правда?

Вовка обвёл класс взглядом, и Оля вздрогнула: в его глазах снова мельтешили всполохи радуги.

— Что ещё за речи?! — запоздало возмутилась Вивла, но одноклассник не обратил на неё никакого внимания. Ещё раз оглядел аудиторию, убеждаясь, что все взгляды прикованы к нему, и отчеканил:

— Я не собираюсь принимать подсказки от живодёра и убийцы.

Вивла ахнула, картинно приложив тонкие руки к щекам. Класс молчал мгновение — и взорвался гвалтом.

Оля украдкой взглянула на Женьку: тот так и сидел в окружении пустых парт и смотрел на доску, неестественно бесстрастный, с неестественно прямой спиной. Только шариковая ручка, подрагивавшая в пальцах, выдавала истинное положение дел.

Ей ужасно хотелось хоть как-нибудь помочь — но она не могла. Оля сидела в другом ряду, за несколько парт от Женьки, и даже слова поддержки до него бы не долетели. Народ вопил. Кто-то, не стесняясь, выкрикивал оскорбления, кто-то спорил, как ему это удалось. Кто-то сомневался в его вине — но таких было исчезающе мало.

Фролов на галёрке молчал и сыто улыбался.

— А ну молчать! — рявкнула наконец Вивла, и её голос с трудом перекрыл гомон. — Что происходит?! Объяснитесь!

Ребята понемногу начали успокаиваться. Скандалы скандалами, а навлечь на себя гнев одной из самых стервозных учительниц в лицее номер шесть не хотел никто. Склочная и желчная, Вивла прямо с сорванного урока могла отправиться к директору. И тогда всем бы не поздоровилось.

— Враньё происходит, вот что, — холодно откликнулся Женька в наступившей тишине.

— Ага, отпирайся! — зло бросил Вовка, всё ещё стоявший у доски. — Все знают, что это ты — кошачий маньяк!

— Почему? Потому что так Фролов сказал? — всё с тем же напускным спокойствием поинтересовался Женька. Оля услышала, как об оконное стекло ударилось что-то твёрдое, но не стала смотреть в сторону окон.

Тени налетали, привлечённые их беспокойством. Но окна были закрыты, и тем оставалось только бессильно долбиться в стекло.

— Может быть, меня кто-нибудь введёт в курс дела? — голос Вивлы прервал начавшуюся было перепалку, и от него веяло арктическим морозом. — Какой ещё маньяк? Что этот мальчик сделал?

— Я ничего не делал.

Женькиному самообладанию можно было только позавидовать. Но Вовка в ответ лишь хохотнул.

— Что, серьёзно? А что ты тогда скажешь вот на это?!

— Молодой человек, а ну уберите теле… — возмутилась было Вивла, но не успела: одноклассник стремительно вытащил из кармана здоровенную чёрную «лопату» и пробежался пальцами по сенсорному экрану.

Телефон в пенале Оли недовольно зажужжал, информируя о новом сообщении в классный чат. Помещение наполнили звуки: писк, трели, вибрация. Похоже, половина одноклассников не отключила звук — и сейчас все получили одно и то же сообщение. Урок срывался на глазах. Ребята, не обращая уже внимания на Вивлу, лезли в карманы, доставали мобильники из сумок, просматривали групповую беседу — и класс снова взрывался гомоном.

Оле не хотелось смотреть. Слишком хорошо она понимала, что там увидит. Но в приступе безумной, отчаянной надежды она всё-таки открыла окно мессенджера на телефоне — и прерывисто вздохнула, зажав рот рукой.

К сообщению была прикреплена картинка: вечер, знакомый двор, ненавистные зелёные мусорные баки под покосившимся навесом. Три пушистых трупика в ряд. И над ними — фигура в чёрной куртке, что тянется к ним рукой.

То самое фото, сделанное неизвестным ребёнком в ужасный вечер, когда Оля не смогла спасти котят. Со вспышкой: лицо Женьки, пусть и размазанное из-за плохого освещения, всё равно узнавалось.

Самой Оли в кадре видно не было.

========== Глава 15. Осколки ==========

Когда Оля наконец продралась сквозь шум и гам, которые воцарились в классе после звонка, Женьку она уже не увидела. Как обычно, смылся под шумок невесть куда — ищи его теперь по всей школе. Оно и понятно, конечно, после такого-то. Но…

Но с ней-то мог бы и поделиться!

Она растерянно озиралась по сторонам, а мимо, не замечая, проходили стайки одноклассников. Временами до Оли доносились обрывки диалогов: все — о «кошачьем маньяке» из девятого «Б». О том, что теперь это подтвердилось.

От такой несправедливости на глаза наворачивались слёзы. Но начни она сейчас кричать, что Женька никого не убивал — ей же не поверят.

Что-то схватило её за рукав и настойчиво дёрнуло в сторону женского туалета, и Оля автоматически сделала несколько шагов вперёд, прежде чем поняла, что именно её волочит. Точнее, кто.

— Стася? — моргнула она.

— А ты кого ожидала? — огрызнулась подруга, непривычно хмурая и, кажется, слегка заплаканная. От её обычной жизнерадостности не осталось и следа. Стаська выглядела мрачной, как грозовое облако.

В туалете подруга припёрла её к стене и, тяжело вздохнув, отпустила рукав.

— Рассказывай, — велела она. Оля снова растерялась. О чём?

Пауза начинала затягиваться, и Стася нарушила молчание, поторопив её:

— Не притворяйся дурой. Ты думала, я котят не узнала? Ты мне, значит, наплела, что их забрали хорошие люди, а оказалось…

Она вдруг всхлипнула, разом растеряв всю свою грозность. Не гневная богиня мести — маленькая заплаканная девочка, которую всё это время обманывала близкая подруга. Оле стало мучительно стыдно, но что она могла сделать?

Разве что рассказать правду. И то — не всю.

— Я не убивала котят, — тихо отозвалась она. — И он… тоже. Понимаю, как это выглядит, но…

— Но?! — Стаська вскинула на неё глаза, в которых стояли слёзы. — Я попросила маму поднять записи с камер наблюдения! Ты была там! Ты, именно ты унесла котят! Или ты думала, что я не узнаю тебя на камеру?!

— Послушай, Стась, я…

— И ты врала мне всё это время! Что ещё я могла подумать?! Ты забираешь котят, потом выясняется, что твой парень их убил…