Один хлопец хотел прошмыгнуть мимо нас молча, с шапкой на голове. Иван Иванович остановился и грозно спросил его: — Погоди! Ты чей будешь?

Опустив голову, хлопец молчал.

— У тебя что, язык отпал? Отвечай! Хлопец молчал.

— Это Ивась Титаренко, — сказала проходившая мимо долговязая девчонка.

— А я не тебя спрашиваю, пусть сам ответит!

— Титаренко Иван, — выдавил из себя хлопец.

— Так, так, Титаренко Иван. Чего же ты нос задираешь и не здороваешься со старшими? Коли на меня рассердился, то ладно, я стерплю, а на этих людей тоже сердит?

Хлопец молчал.

— Родители твои — почтенные и вежливые люди, откуда у них такой сын? Иди, Иван, в школу, да впредь невежей не будь!

Хлопец еще ниже опустил голову, засопел, но с места не сдвинулся.

— Чего же ты стоишь, Титаренко? Иди! В школу опоздаешь!

Хлопец продолжал стоять.

— Да ты, никак, плачешь? — забеспокоился Иван Иванович. — Чего нюни распустил?

Хлюпая носом, хлопец что-то пробормотал себе под нос.

— Ага, — обрадовался Иван Иванович, — заговорила в тебе душа! Ну-ка нос утри да говори погромче!

Хлопец шмыгнул носом и вдруг басом сказал: — А чего вы, дядько Иван, меня из зеленого патруля велели вычеркнуть?

— Вон оно что! Значит, обиделся! Ты сколько раз в апреле на своем участке подкормку зайцам выкладывал?

— Один раз.

— А другие патрульные?

Хлопец молчал.

— Чего молчишь? Опять язык проглотил? Площадку твою снегом занесло. Хорошо, что другие патрульные за тебя и снег расчищали, подкормку клали, а то туго пришлось бы зверям на твоем участке!

— Да меня мамка в лес одного не пускала!

— И правильно делала. Одному тебе в лесу делать нечего. Почему с товарищами не ходил?

— Он с ними поссорился! — опять вмешалась девчонка.

— Ты, Мотря, иди своей дорогой! — цыкнул на нее Иван Иванович. — Сами разберемся! Вот что, Иван, времени у нас нет сейчас, чтобы долго разговаривать. Ты в школу иди, а как ваш патруль соберется, там мы и решим, что с тобой делать. Впредь же невежей не будь и со старшими первый здоровайся! Понял?

— Понял! — ответил хлопец, вдруг сдернул с головы шапку и крикнул: Здравствуйте, дядько Иван! Здравствуйте, и дядьки!

— Беги в школу! — засмеялся Иван Иванович. — Да на собрании хорошего не жди! Пропесочим там тебя как следует! Хлопец убежал, а мы двинулись дальше.

— Через село проходят перпендикулярно один другому каналы, — стал рассказывать Иван Иванович. — Перекрещиваются они в самом центре села. Один канал идет строго с севера на юг — это осушительный: по нему стекает излишек воды. Не будь этого канала, вода залила бы всю низину и деревня превратилась бы в болото. Второй канал, что проходит с запада на восток, раньше был судоходным, можно было доплыть до Припяти. Сейчас его забросили, и выше села он превратился в осушительный, а ниже села он еще судоходен для лодок. По нему мы ездим до озера Выгоновского. Из этого озера есть еще один канал, до реки Шары. Когда здесь паны правили, они дорог не строили. Дороги через болота гатить надо, а это очень дорого. По сухому ездили только зимой, на санях, когда болота замерзали. Летом же — верхом, а чаще на лодке, по воде.

— По каналам только лодки плавали? — спросил я.

— Нет, и пароходики маленькие ходили, и баржи.

— Баржи?

— Да. Их либо лошади тянули, либо люди — бечевой. Вдоль судоходных каналов дороги есть, так эти дороги и сейчас называют бечевниками. До Березины и мы с вами по бечевнику пойдем.

Вышли мы к перекрестию каналов. Перешли через мост.

— Теперь пойдем вдоль канала, что к озеру идет. Березина в той стороне.

Лед на канале вздулся и отошел от берегов, но был еще сплошным.

— Когда же он растает? — спросил Толик. — Долго еще нам в селе сидеть?

— Раз от берегов отошел, значит, скоро. Дня через два его разобьет волной, и можно будет на лодке до озера доехать. На озере тоже еще лед. Там все от ветра зависит. Будет южный ветер — быстро разобьет и угонит его, и путь на озерный кордон освободится.

По правому берегу прямого канала шла широкая ровная дорога.

— Вот это и есть бечевник, — сказал Иван Иванович, — нам по нему идти километра три, а потом в сторону по просеке еще с километр.

Зашагали мы по бечевнику. Идти было легко. Снега почти не осталось, но земля еще не оттаяла, и ноги ступали как по асфальту. В километре от околицы села на левом, противоположном берегу канала стояла серая бетонная громада.

— Что это за постройка? — спросил Борис.

— Панский дот, — ответил Иван Иванович. — По этому каналу паны думали создать линию обороны против советских войск. Доты такие через каждые два километра поставлены. Один стоит в селе, возле перекрестия каналов, два между селом и озером и еще один — на самом устье канала, возле озера. Только не пришлось из этих дотов воевать. Советские войска к нам через Телеханы пришли. Так и простояли доты без дела. Те, что далеко от села, теперь закрыты, а в том, что в селе, — сельпо склад устроило. Хороший склад, крепкий.

— Иван Иванович, а вы давно в Выгонощах живете?

— Тут еще мой дед жил.

— Значит, и при панах, и в Отечественную войну вы здесь были?

— При панах жил в Выгонощах, а в Отечественную войну партизанил.

— А кто здесь партизанами командовал?

— Сперва отряд Степанова организовался, а потом весь наш отряд Ковпаку передали. Здесь больше заслоновцы действовали. Мы к ним два раза на совместные действия приходили. Заслоновцы держали под контролем железную дорогу, что из Бреста на Барановичи и Минск идет, а мы — ту, что на Пинск — Гомель.

— Приходилось вам эшелоны подрывать?

— Нет. На диверсии специалисты — подрывники ходили, а я в разведке был. Сызмальства в лесу. Каждую тропку знал отсюда до Пинска и до Барановичей. Мы полицаев да старост вредных ликвидировали.

— А что, были и невредные старосты?

— Были. Эти с нами связь держали, о немцах нас извещали. Но попадали и такие, что немцам верой и правдой служили. От некоторых селянам просто жизни не было. Таких мы на партизанский суд забирали.

— Ну, а суд?

— Если не зверствовал, то с ним по — хорошему разговаривали, иные после этого с нами работали. Ну, а если зверствовал полицай и староста, то ему одна дорога — на осину.

— Кроме вас в Выгонощах есть бывшие партизаны?

— А все наши егеря партизанами были. Ну вот, мы и пришли к тому месту, где на Березину поворачивать надо. Запомните этот межевой столб. От него пойдем до следующей просеки, там повернем еще раз направо и выйдем на край леса. Это и будет урочище Березина.

На просеке еще лежал снег, но он был покрыт такой крепкой ледяной коркой, что мы шли не проваливаясь.

— О, то и добре, что наст крепкий, — сказал Иван Иванович, — не будь наста, мы бы намучились. Снег — выше колена!

Но и по насту было идти нелегко: очень он был скользкий. До перекрестка просек мы добрались с немалыми трудностями. Несколько раз падали. Все бы ничего, но толстая корка не выдерживала Бориса. Когда Толик помогал Борису, тоже проваливался. Оба они барахтались в снегу, ругались, вперед же продвигались со скоростью улитки.

Иван Иванович вывел нас на край соснового бора. Здесь начиналось разнолесье. Низенькие деревья росли так часто, как щетина на сапожной щетке.

— Где же здесь могут быть змеи? — спросил я.

— Вот в этой чаще, по полянкам. Гадюки сейчас на кочках лежат.

Мы полезли в чащу. Первая полянка. Кочки есть, а змей нет. Вторая полянка — змей нет. Пятая, десятая, пятнадцатая. Результат тот же.

— Да где же тут змеи? — не выдержал Толик.

— А кто их знает! — ответил Иван Иванович. — Когда их не ищешь, они сами попадаются. Станешь искать — как сквозь землю провалятся!

— А до Соболевского болота далеко? — спросил Борис.

— Отсюда далеко. На Соболевку из села по другой дороге надо идти.

— Нужно было сразу на Соболевку отправиться, — вздохнул Борис.

— Не надо на Соболевку, — сказал Иван Иванович, — и тут найдем! Солнце еще не в полную силу греет. К полудню будет теплее, и гады вылезут.